Рассказы педиатра

На заре карьеры меня распределили в небольшой районный город и дали первое задание. Приближается сентябрь, время поступления в первые классы многочисленной ватаги дошколят. По приказу начальства мы с врачом санстанции Мариной Сергеевной ездим по семьям, по всему району. Осматриваем детей, условия их жизни, заполняем бесчисленные справки, акты, предписания. Врач санстанции - суровая молодая женщина, относится ко мне покровительственно, рассказывает про район, в котором придется работать, подбадривает, успокаивает. Водитель служебного УАЗика - мировой дед. Шутит, кокетничает, только курит все время какую-то гадость типа махорки.

Дети обычные. Сначала нервничают, опасаются докторов, потом смелеют, начинают баловаться и капризничать. Очень много приемных детей из детдомов. Сельские семьи берут их, потому что государство платит за приемышей пособие. Пособие в два раза больше зарплаты доярки. Женщины набирают трех-четырех детдомовцев и сидят дома. Им идет педагогический стаж, как воспитателям детского дома. О любви тут речи не идет, но дети сыты, одеты. Хуже с родными.


Машенька

Приезжаем в простой сельский дом. Ребенок - девочка Машенька. Машеньке - шесть лет, но в школу не собирается. Отстает по умственному и физическому развитию от сверстников почти по всем показателям.

Дом жуткий, сырой и холодный. Стоит запах гнилой картошки и плесени. Мебель пошарпанная, покосившаяся, у шкафа не хватает одной дверцы. Холодильник - мой ровесник. Мать Машеньки гостям рада, достает из буфета и ставит на стол вазочку с печеньем, чай. Откуда-то вынимает бутылку водки. Заговорщицки подмигивает нам.

- Будете?

- Нет, спасибо. Нам ещё работать, - твердо отвечает эпидемиолог.

- Ну, как хотите, а я выпью, - не расстраивается мать.

Пока заполняем бумажки, Машенька крутится вокруг стола. Заискивающе заглядывает в глаза матери.

- Сейчас, сейчас, - усмехается женщина.

Достает с полки цветную рюмочку, наливает водки. Машенька жадно хватает, с гордым видом садится рядом с матерью, пьет мелкими глоточками и даже не морщится.

- Что вы делаете? - ужасаюсь я.

- Так я ж немножко, - удивленно смотрит на меня женщина. - Не больше рюмочки. Да она и сама просит, вы же видели. Мы лет с трех ей даем, говорят полезно для сосудов.

Когда выходим, спрашиваю у Марины Сергеевны:

- Почему никому нет дела до этого? Может можно как-то на мать повлиять?

- А как вы повлияете? - вздыхает коллега. - Они в деревне ещё на хорошем счету. Мать пьет, конечно, но по улице не валяется. Отец - скотник на ферме, зарабатывает. Участковому сказать - так он нас на смех поднимет. Тут половина деревни пациенты наркологии и частые гости ближайшей зоны. У него и без Машеньки забот хватает.

Марина Сергеевна рассказывает, что деревню подкосило окончательно, когда власти ближайшего города принялись отнимать у злостных неплательщиков и асоциалов квартиры. Чтоб не плодить БОМЖей, их выселяли в эту деревню, давали пустующие сельские дома. Алкаши работать не привыкли, и менять образ жизни не собирались. Деревня за пару лет превратилась в бомжатник и воровскую малину.

Санаторий

На территории района - санаторий, в который привозят детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата. По дороге заезжаем туда. Скромно, но чисто. Казенные одеяла на кроватях. Лежачие дети. В углу девочка без ручек вышивает ногами. Смотрит на нас опасливо.

- Покажи, что тут у тебя, - просит Марина Сергеевна.

Девочка протягивает пяльцы. Ногой. Рисунок красивый. Роза посреди зеленых холмов.

- Какая красота! - искренне восхищается Марина Сергеевна. Девочка улыбается уголком губ.

Когда выходим в коридор, воспитательница рассказывает.

- Месяц назад из ближайшего медучилища пригнали на практику десяток девчонок. Так одна как зашла, увидела Надю, ту, что без ручек, так закричала на всю палату: "Посмотрите, какая красота! Как у неё этими культяпками получается?!" Выгнала эту дуру и жалобу в училище накатала. У ребенка неделю истерика была.

Детей много. Кто-то ходит с трудом, кто-то вообще не ходит. У кого-то есть заботливые родители, кто-то сирота, оставленный в роддоме.

Выхожу из санатория, нащупываю в карманах пальто пригоршню конфет. Детям я, видимо, понравилась, решили подарить самое дорогое. Реву, как дура в машине. Эпидемиолог жалеет меня, гладит по плечу.

- Ты не принимай это все близко к сердцу. Иначе не выдержишь у нас.

А у самой слезы в глазах.

Хутор

Приезжаем в очередную деревню. Осматриваем детей. Прошлись по всему списку - не хватает двух мальчиков.

- А где Петя и Гриша? - спрашиваем.

- А-а-а, это Сидорчуки, - отвечают местные. - Они на хуторе. Как за околицу выедете - так сразу по гравийке налево, в лесу.

Едем. Через пару километров гравийка кончается, начинается картофельное поле. Вдалеке виднеется крыша дома в окружении старых яблонь.

- Все, девки, дальше я не поеду, - говорит шофер. - Земля сырая, паханая. Застрянем по самое брюхо - трактором не вытащишь.

Пошли пешком. Сидорчуки дома. Мать показывает двух пацанов шести и семи лет. Одинаковые, как близнецы. Заполняем бумажки. Тем временем смеркается.

- Включите свет, пожалуйста, - прошу я.

- Так нету у нас электричества, - оправдываясь, говорит хозяйка. - И не было никогда. Ходили к председателю, так тот сказал, что дешевле нам новый дом построить, чем провода до хутора тянуть. Переселяйтесь, говорит. А куда мы поедем? На этом хуторе ещё мужнин дед жил.

Я удивленно смотрю на ламповый телевизор, закрытый вышитой салфеткой.

- А телевизор на свадьбу нам подарили. Так мы его с тех пор и не включали.

Живут при керосиновой лампе. Вода из колодца, достают ведром. Дети по будням будут жить в интернате при школе, на выходных возвращаться к родителям. Их будет отвозить и привозить отец - на хуторе есть конь и телега.

До крупного областного центра с рекламами и Интернетом - меньше семидесяти километров.