Сказка про Штирлеца

Когда-то, блин, давным-давно, в эпоху ранней перестройки, жили в городе Днепропетровске три юных планокура: Штирлиц, Плейшнер и Карлсон. Жили они весело, но тихо: родителей не расстраивали, учителей не настораживали, ментам на глаза не попадались - а все потому что Штирлиц. Он же ж смолоду шифровальшиком был, каких еще поискать! И у Карлсона родители о чем-то догадывались, и у Плейшнера о чем-то догадывались, а вот у Штирлица ни папа, ни мама, ни бабушка с дедушкой, ни даже младший брат - вот это, блин, шифровка! Даже после того свирепого игреньского молока, когда Плейшнер на изменах с окна прыгал, а Карлсон по свинячке три литра варенья схавал -- вот такое вот было молоко, да. А Штирлиц себе спокойно домой приехал, поужинал и сел к экзаменам готовиться. И никто его ни разу не потревожил: хоть и сентябрь на дворе, а все равно экзамены - отмазка железная.

Вот такой, короче, Штирлиц, таким он был, таким он и остался. Теперь он уж лет десять как в Москве, коммерческий директор, штука баксов в месяц, квартира трехкомнатая, жена, дочка, теща по праздникам - и никто не знает, что он Штирлиц! Никто, вобще - кроме, понятно дело, Плейшнера с Карлсоном. Но Плейшнер давно уж во Владивостоке, а Карлсон, представьте себе, в Стокгольме - долетел-таки, касатик, до своей исторической родины! А Штирлиц, как я уже говорил, в Москве уже лет десять - и вот, значит, однажды вечером приезжает он на Речной вокзал и идет к знакомому таджику, который дынями торгует. И покупает у него спелую дыньку для жены с дочкой, а для себя стакан понятно чего. Потому что жена с дочкой на дачу завтра отбывают, почти на целое лето, можно оттянуться в свое удовольствие, старые песни послушать, старые фильмы посмотреть, Плейшнеру с Карлсоном, кстати, позвонить. А тут и Плейшнер сам ему звонит: я, говорит, послезавтра в Москву прилетаю, договор с Юкосом подписывать. Так что жди в гости.

И вот настало послезавтра, приехал Плейшнер, принес банку икры, вина какого-то принес, и пакет травы из кармана достал: вот, говорит, приколачивай! А Штирлиц - он ведь не даром Штирлиц, он просто так приколотить не может. Он сперва к дверям пошел, проверил, все ли замки закрыты; а потом все форточки позакрывал и шторы задернул; а потом пошел телефон отключать - а телефон вдруг кааак зазвонит!

Снимает Штирлиц трубку и говорит: алло? А в ответ слышит: привет! Можно ли у вас на минуточку приземлиться?

Штирлиц говорит: Карлсон, ты где? А Карлсон говорит: в Москве, однако. Стою сейчас на Китай-городе, кругом одни пидарасы, нормального общения хочу. А Штирлиц говорит: ну, так приезжай, будет тебе нормальное общение. Только в дверь звони своим звонком, а то сегодня нас нет дома.

Короче, через минут сорок приезжает Карлсон, видит Плейшнера, слышит Аквариум, нюхает знакомый запах и начинает дико ржать. И достает с кармана пакетик, а в нем шматочек грамм на пять, не меньше. Но шматочек пока откладывается в сторонку, а Карлсону вручается косяк, который он тут же раскуривает. И снова начинает дико ржать.

Дальше идет долгая беседа, чужим людям непонятная, но для своих жутко занимательная. А тут ведь все свои, и два Аквариума и один Цой пролетают почти незаметно. Весьма прикольная картина: в цывильной, хорошо обставленной квартире три взрослых дядьки лежат на коврике, хохочут, гонят всякую пургу и подпевают Виктор-Цою: Я бездельник, ооо, мама мама, я бездельник, ООО! А потом все втроем дружно встают и идут к холодильнику.

Тут-то и выясняется, что мир неполон и, в общем, отнюдь не совершенен. Прикиньте: колбаса есть, масло есть, икру красную Плейшнер принес, тоже есть, сыр есть, паштет в коробочке тоже есть - а хлеба нету! Жена на дачу забрала, а Штирлиц еще вчера купить собирался, но подзабыл как-то. Ну, и что теперь делать? Надо, короче говоря, за хлебом идти.

Друзья говорят: Штирлиц, обломайся, давай все это просто так заточим. А Штирлиц говорит: не, ребята, просто так не в кайф, икру особенно не в кайф просто так точить. К икре, понимаете, нужен белый батон, и чтоб не сильно свежий, но обязательно хорошо пропеченный, пышный, и нарезать его тоненько - короче говоря, сейчас сбегаю, тут недалеко. А вы сидите, как будто вас нет, никому не открывайте; и если я просто позвоню один раз, тоже не открывайте, пока не сбросите все палево, -- но не в унитаз, а в вентиляционную шахту - вот тут вот в решетке специальная дырка, туда и бросайте. А потом уже открывайте. Потому что если я просто звоню один раз, а не своим козырным звонком три плюс три - это значит, что я ментов привел.

Тут друзья говорят: а если это будут не менты? Если это кто-то левый вобще позвонит: цыгане, например, или сектанты, или соседи какие-нибудь? А мы все палево сбросим, и что потом будем курить? Нет, не катит, придумай что-то пополучше.

Тут Штирлиц задумывается и говорит: ага! У меня же ключи есть! Вы тогда вобще ни на какие звонки не открывайте, типа нету вас, и все. А я, когда приду, своим ключом открою.

И, короче говоря, визином глаза закапал, оделся и пошел. Вышел на улицу и понял, что прет его со страшной силой, какой уж тут визин. Мимо бабушек на лавочке кое-как прошел с каменным лицом, поздоровался сквозь зубы и думает: не пойду-ка я по тротуару, а пойду-ка я по тропочке - оно и короче, и темнее, и спокойнее. И сворачивает на тропочку.

Идет-идет - и вдруг замечает, что на тропочке стоят три какие-то темные личности и явно в его сторону смотрят. А кругом кусты, не свернешь, а назад поворачивать - там бабушки на подъезде, а вперед идти - там стремные личности, и явно сейчас докапываться начнут, вон ведь как внимательно смотрят, а расстояние все сокращается и сокращается. А что если я сейчас под нормального зашифруюсь, или под пьяного? Нет, нельзя - к нормальным они как раз и докапываются, тем более к пьяным. Во! А зашифруюсь-ка я под что-нибудь стремное - под мента, например! До мента-то они точно не докопаются!

И вот, приняв такое оригинальное решение, Максим Максимович Исаев резко меняет осанку, меняет походку и быстрым шагом направляется к темным и стремным с явным намерением проверить у них документы. А темные-стремные от него вдруг как ломанутся! А он за ними! А они от него! А он за ними! Так вот, в быстром темпе, до магазина дошли; а тут уж личности куда-то в темноту свернули и исчезли.

Тут Максимыч думает: ладно, хрен с ними, все равно патруль перехватит. Заходит в магазин, покупает батон хлеба, бутылку водки, сиську пива, икры кабачковой зачем-то купил - и продавщица все очень быстро принесла, ни разу не обсчитала, сдачу не швырнула, а сама стоит и глядит на него с опаской. Ну, Максимыч ей типа улыбнулся, сказал "хорошо работаешь" и домой пошел.

Идет, а навстречу ему патруль. Поровнялись, честь отдали. Максимыч им кивнул, остановился, спросил, как служба. Постояли, побеседовали, ППСы слегка пожаловались, Максимыч им слегка пообещал, типа разобраться и все такое, потом оперативку дал, на трех хулиганов, которые по микрорайону шастают. И дальше пошел.

Идет, а навстречу ему парень с ротвейлером, а ротвейлер без намордника. Максимыч остановился, парня к себе подозвал и сделал ему такое вливание, что даже ротвейлер перепугался и за хозяина спрятался. А бабушки на лавочке аж привстали, когда Максимыча увидали. Но Максимыч их не заметил, а просто в подъезд вошел, подростков каких-то с площадки шугнул, поднялся на лифте, открыл знакомую дверь. Смотрит - а там НАРКОМАНЫ!

В натуре, наркоманы! На ковре развалились, в пепельнице бычки от "Беломора", на магнитофоне наркоманская музыка, а квартира вся анашой провоняла - короче, хоть сейчас патруль вызывай! Ну, Максимыч стоит и думает: так. Квартира, вроде бы, моя, это точно - я же ее своим ключом открыл. А откуда здесь наркоманы? И тут вдруг один наркоман поворачивается и говорит: О! Штирлиц пришел! Сейчас хавать будем!

От такой вот наглости Максимыч зависает секунды на три, а потом каак заорет: ЧУВАКИ! НЕ ССЫТЕ! Я НЕ МЕНТ! Я ШТИРЛИЦ! У пацанов аж челюсти отвисли: елы-палы, Штирлиц, успокойся, и в мыслях не было, что ты мент! А он и плачет, и смеется, и кричит (правда, уже потише): Я Не Мент! Я Штирлиц! я не мент! я Штирлиц! Пацаны! чуваки! братишки! клево-то как! Прямо заново на свет родился! Блин! чума! Я Штирлиц! Короче, давайте хавать поскорей; а потом еще покурим.