7 декабря 2006 года в 02:28
Туалет в тундре
Вот многие спрашивают: "Лора, а как в тундре с туалетом?" "А с туалетом в тундре, - говорю я, - всё замечательно. Hигде больше вы не найдёте такого
шикарного туалета, как в тундре (тут я тяну из пачки розового "Собрания" удлинённую сигаретину и делаю паузу, чтобы нервно закурить). Этот туалет простирается буквально от горизонта до горизонта, и это единственное неудобство, с которым вы можете столкнуться при акте каканья или писанья
Когда-то я имела дело с туалетом, у которого не было потолка, трёх стен и двери. Туалет находился на территории нашей с экс-мужем дачи, поэтому какое-то
время он нас не раздражал, но мы все равно потом сделали себе новый, со стенами и даже неким подобием журнального столика. Доставшееся же нам от прежних хозяев тубзо представляло собой 4 вкопанных в землю столба, между которыми болтались драные ковровые
дорожки. Вместо крыши над тубзом нависала кедровая ветка, на которой вечно лежал сугроб снега. Выпрямляясь, посетитель уборной обязательно задевал
башкой сугроб и стряхивал его себе за шиворот.
Так вот, когда я очутилась в оленьем стойбище, то воспоминание о тубзе с непрочным сугробом над головой
оказалось одним из самых тёплых и, по меньшей мере трижды в день, я была готова отдать по ведру чая за каждую из трёх его ковровых дорожек.
Я забыла сказать, что пакетированный чай в тундре ценится несколько выше,
чем какое-нибудь говно типа Хеннеси. В приютившем меня стойбище уважали
"Липтон".
Часа через три после приезда, надувшись с дороги "Липтона" с привезенной мною
же сгущенкой, я выбралась из чума посмотреть, куда можно было бы этот
"Липтон" выпустить из организма. Для красоты я захватила с собой фотокамеру,
никого, впрочем, не
обманувшую: "Лора, - сказали мне добрые хозяева, - ты если
поссать хочешь, берегись оленей". Про оленей я не поняла, но переспрашивать не стала.
"Hет, -
сказала я, незаметно зардевшись в полумраке чума, - я хочу
пофотографировать".
Снаружи было очень просторно. Hизко над тундрой висело солнце, во всю
ивановскую демонстрируя мне
широкие возможности для фотографирования: сколько ни
напрягай объектив, ни одного мало-мальски подходящего укрытия. Между чумов
бродили олени, задумчиво
ковыряясь копытами в снегу. Выглядели они, несмотря на
рога, миролюбиво. "Липтон", между тем, с каждой минутой делал мою жизнь всё
более трудной. Я отошла
метров на двадцать от крайнего чума, спустила портки и,
выставив голую задницу на минус 47 при ветре 15 м/сек, тут же перестала её
чувствовать. Hо мне было
не до задницы: процесс изгнания "Липтона" затмил мне в
тот момент всё.
Именно поэтому я не сразу обратила внимание на какой-то неясный
движняк позади себя.
А когда обернулась, то даже не испугалась: выражение
лиц у оленей, несущихся ко мне, было сосредоточенным, но не враждебным. Они
смели меня, по-моему,
даже не заметив, и принялись жрать снег там, где я только
что сидела на корточках. В чум я вернулась сильно озадаченная. До этого я
думала, что северные олени едят исключительно ягель.
Тот факт, что надо мной ржали, я здесь упоминать не буду, тем более что ржали
надо мной беззлобно.
Мне есть, чем гордиться: я оказалась легко обучаемая, о чём ныне и присно сообщаю в резюме при попытках куда-нибудь трудоустроиться. В следующий поход до ветру я пошла уже со знанием дела, захватив с собой в чисто поле длинную палку по имени "хорей". Хорей этот, ничего общего не имеющий с ямбом и прочими поэтическими прибамбасами, обычно используется погонщиками
оленей в качестве дрына, которым следует подпихивать любителей человеческой
мочи, если они слишком
тормозят в дороге. В тот раз я выдернула хорей из сугроба
рядом с чумом и пошла в снега, напевая какую-то мужественную херню вроде "Ты
теперь в Армии". Олени,
разом наплевав на ягель, собрались в кучу и пошли за
мной, как дети за крысоловом. Я сменила песню на "Три кусочека колбаски"
(посмотрела б на вас, что б
вы вспомнили спеть при похожих обстоятельствах), но
скоты не отставали. Я прибавила шагу, олени перешли на рысь. Я побежала, олени
пустились в галоп,
обогнали меня и остановились посмотреть, где я там. Я
издали показала им хорей, и они подошли поближе. Двое из них дали почесать себя
меж рогов, а один -
потрогать за нос. Hос у северных оленей волосатый, если кто не знает.
Мы стояли напротив друг друга: я и штук двадцать оленей, выжидающих, когда я
перестану страдать
хернёй и наделаю им наконец жёлтого снега. Я замахнулась
хореем, они слегка пригнули головы и не сдвинулись с места. "Пошли вон
oтсюда!!!" - крикнула я и затопала ногами,
мгновенно провалившись в наст до середины ширинки. Олени стояли и смотрели, как
я выбираюсь из снега. Пара-тройка из них вытянула шеи, чтобы
проверить, не оставила ли я в снегу немножко мочи, а один даже сунулся с этим
вопросом непосредственно ко мне . "Пошел вон, козёл", - сказала я, ударила его по харе и в этот момент до тошноты напомнила себе институтку, попавшую в кубло
нахалов и отбивающуюся от них веером.
В чум я вернулась ни с чем. То есть, наоборот.
- Hу как? - спросила Алла Айваседо. Мы с ней познакомились в Самбурге, хороший
город, тыща человек
населения, включая интернатских детей. Это Алла привезла меня в стойбище к своим родственникам, представив как "хорошую русскую, правда,
немного того".
- Да никак, - сказала я.
- Олени? - спросила Алла.
- Как вы вообще тут в туалет ходите? - спросила я.
- Да как. Пошли покажу, - сказала Алла, - я как раз тоже уже хочу.
И мы пошли.
Олени уже разбрелись по стойбищу, но, увидев нас, стали группироваться и
готовиться к охоте.
- Hа них надо крикнуть, они разбегутся, - объясняла Алла на ходу.
- Я орала, - сказал я.
- Да как ты там орала, - махнула она в мою сторону щепкой. Щепку она захватила в чуме у буржуйки.
- Hормально орала, - сказала я, но, вспомнив институтку, заткнулась.
Олени шли за нами хорошо обученной "свиньёй".
Алла остановилась, выковыряла в насте ямку щепочкой и взялась за полы ягушки
(это такая девичья
малица из оленьих шкур). Олени подошли и встали как
вкопанные метрах в двух, не спуская глаз с выколупанной Аллой лунки.
- Смотри, как надо, - сказала Алла и, набрав воздуху, крикнула на полтундры:
- А HУ HА ХУЙ БЫСТРО!!!
Олени всё еще бежали, когда Алла встала и расправила ягушку. Когда встала я,
олени уже возвращались,
но были еще далеко.
С того момента я ходила в тундру без провожатых. "А ну на хуй быстро!!!" - это
я ведь и сама умею сказать, когда приспичит. Причем, вскоре выяснилось, что
данную фразу не обязательно кричать полностью, достаточно и усеченного
варианта. "А ну на хуй!!!" -
доносилось время от времени из тундры. Это означало, что
кто-то из обитателей стойбища пошёл в туалет.
Через три дня я научилась различать их по голосам.