Все, конечно, делали вид, что ничего не происходит, пока этот парень в утренних новостях не сказал, что с набережной Москва-реки уже не видно башен Кремля. Ну, не видно и не видно - мало ли, чего не видно. У меня вот под окнами тоже было видно только школу. Больше ничего. Школа, а за ней - серый туман. Дым.
Я допивал свой утренний кофе, смотрел в окно, как несчастные школьники бегают стометровку, кашляя и отплевываясь от дыма, и в это время тот парень сказал по телевизору про Кремль.
Ничего удивительного, - подумал я. В таком дыму еще и не то потеряется. Дым над Москвой стоял уже месяц с лишним, но в последние три дня все стало значительно хуже, чем даже в семьдесят втором году. Но виду не подавали, нет. Подумаешь, торф тлеет на осушенных болотах. Подумаешь, лесные пожары. Леса много, весь не сгорит. В Америке и похуже бывало.
Последние три дня все десять миллионов человек сидели при закрытых окнах, только по необходимости отпирая на пару секунд двери своих домов, чтобы, набрав побольше воздуха, нырнуть в густой кисельный дым. Его хотелось потрогать. Протягиваешь руку - а он ускользает. Хватаешь - а его нет.
Уже давно днем можно было спокойно смотреть на солнце. Да и что это было за солнце? Растерянный красный круг, как остывающая конфорка. Плюнь на него - зашипит, да и только. Вечерами - клубы дыма в оранжевом свете уличных фонарей. Как будто зима и снег, но никакой зимы, и вместо снега - дым. Мне уже стало казаться, что однажды мы проснемся, посмотрим в окно - а там везде лежит дым. Дым, пепел, что угодно, но лежит, что-то материальное, что-то, что сделает мир другим. Как бетонная пыль на улицах Манхэттэна утром двенадцатого сентября.
Но ничего такого не происходило. Люди ехали на работу в полном дыма метро, еле тащились по задымленным дорогам в своих автомобилях при полной иллюминации, сидели в закупоренных офисах с кондиционерами, переключенными на внутреннюю конвекцию. Лучше уж дышать потом восемнадцатилетней секретарши, чем дымом шатурских торфянников, правда? И все продолжали делать вид, что ничего не происходит, пока этот парень в утренних новостях не заикнулся про Кремль.
Я допил свой утренний кофе, кофе с дымом, натянул пропахшую дымом одежду, покормил рыб и осторожно открыл дверь. В прихожую ворвались клубы дыма, он был словно живой, я выскочил наружу и захлопнул дверь за собой со всей возможной скорость. К вечеру то, что попало внутрь, рассосется, но ведь для того, чтобы зайти, мне снова нужно будет открыть дверь. Но все же в запечатанной квартире можно будет дышать. Человек очень быстро приспосабливается к любой такой ерунде, тем более, что метеорологи ничего хорошего не обещают. Будет только хуже - говорили метеорологи, хотя куда уж хуже-то? Иногда я даже подумывал о противогазе - выдают же в Израиле противогазы, так почему у нас нельзя? Как же иногда достает эта вот неутроенность, эта наша посконная немощь. Даже пожар погасить не можем...
Я стоял на автобусной остановке и ворчал про себя, стараясь не думать о дыме. Стараясь завтасить себя не думать о нем. Задачка не для слабых духом - дым был везде. В машинах, в автобусах, на деревьях, в сумках и даже в карманах. Клубящийся мир. Я даже не мог рассмотреть противоположную сторону улицы.
Рядом кто-то натужно закашлял. На мгновение я отвлекся, зевнул и хватанул полные легкие воздуха, если можно было назвать это воздухом. Наполнил легкие дымом, как будто затянулся огромной, вездесущей сигаретой. В горле запершило, я кашлянул тоже и снова стал заставлять себя думать о чем-нибудь другом. Люди с серыми лицами, воспаленные красные глаза, платки у распухших от беспричинного насморка носов. Я вытянул руку вперед - кончики пальцев почти терялись в плотном сером тумане. Ничего не думалось.
Я помню, как раз в тот момент я и почувствовал это. Почувствовал что-то не то. Совсем не то. Что-то новое появилось в этом дыму. Что-то такое... необычное что ли. То есть, конечно, и раньше мало приятного было в таком-то дыму, но все же это был обычный дым. Как от костра или там от кучи пожухлых листьев, которую поджег дворник. Просто его было много, как будто много костров или много куч с листьями. Неприятно, да, но ничего страшного. Да и доктора все время твердили в газетах: ничего страшного, от этого не умирают, курильщик и тот вдыхает гораздо большее количество дыма, и ничего. Ну да, ничего, а рак легких или что там еще? У докторов все время ничего страшного. Пока не загнешься - ничего страшного. А потом уж они тебя вылечат. До последней ниточки вылечат. И все же в обычном дыму и правда ничего страшного не было. Ну, дым и дым. Достает, конечно, но не смертельно.
Только так было вчера. Сегодня от дыма во рту осталось что-то сладковатое, даже приторное, что-то, чего не было ни вчера, ни позавчера, что-то, чего вообще никогда не было в обыкновенном торфяном дыму. Я осторожно вдохнул еще. Этот привкус мне что-то явно напоминал. Химия какая-то? Может, тряпка? Да нет, тряпки так отвратительно воняют, когда горят. А этот привкус не сказать, чтобы приятный или там вообще амброзия, но какой-то... как бы это... притягивающий, что ли. Вот случись такие пожары где-нибудь в Чуйской долине - вот там был бы приятный запах. Хоть и бым - а приятный был бы. Этакий полный легалайз. Уж окна точно никто не закрывал бы, особенно на ночь. Идиотизм какой. От этого дыма уже и шутки стали какие-от дурацкие. Дедсадовские какие-то стали шутки.
Я попытался сосредоточиться. Что мне напоминает этот запах? Даже не запах, запах обычный - ветки и листья, а ощущениен после выдоха совершенно другое.
Подъехал автобус. Это сейчас все ездят при включенных фарах, аеще несколько дней назад такая простая вещь, как нажать кнопку на приборной панели, или у кого там что, и в голову не приходила. Экономы хреновы. Один их таких умников пять дней назад со всей дури въехал мне в задницу на светофоре в Очаково. Да и не мудрено - ехать на такой скорости, без лампочек, при видимости в сто метров. Конечно, у меня тоже ничего не горело. Я тоже экономил. Теперь-то понятно, что такая экономия приводит только к тому, что ты как дурак вынужден ехать на автобусе в страховую компанию. Больше ни к чему она не приводит. В эти дни всей нашей жизнью правит один лишь делый дым. Все, что мы делаем, мы делаем под влиянием дыма.
Москва холодного копчения.
Десять миллионов человек круглосуточно пьют чай лапсанг сушонг. А в новостях говорят: Ничего страшного не происходит. Ситуация под контролем. Это дымка. Они называют это дымка. Наводнение у них называется подтоплением, а пожар - возгоранием. Черт те что.
Когда я уже выходил из автобуса возле метро, я вдруг вспомнил, где я раньше чувствовал этот привкус. Вернее, не где, а при каких обстоятельствах. Детская шалость. Простое ребяческое развлечение. Это сейчас все добывают огонь из крикетов и зиппо. А я, когда был маленький, баловался со спичками. Приоткрываешь коробок с той стороны, где у спичек головки, вынимаешь одну, зажигаешь и быстро суешь в приоткрытую щель. Тут главное направить коробок от себя или вообще бросить его на землю - потому что толстая пачка спичек мгновенно вспыхивает и разгорается мощным пламенем, почти как межконтинентальная баллистическая ракета. А после того, как все выгорит, во рту и появлялся такой вот сладковатый привкус. Манящий привкус. Так хотелось зажечь еще один коробок, и еще один, и еще.
Может, где сгорела спичечная фабрика? - думал я, трясясь в переполненном белесым дымом вагоне метро. Станции на всю длину не просматривались, дым клубился в тоннелях вдоль высоковольтных проводов, дым проносился под колесами поезда и над его крышей. Дым был везде. Интересно, а рыбы чувствуют воду? Мы сейчас вроде как рыбы в воде. Только вместо воды у нас дым.
В центре происходило что-то странное. Я уже в метро заметил, что значительно больше стало людей, которые как-то отрешенно смотрят перед собой периодически крестятся. Никогда этого не понимал, но мало ли сумасшедших? Может, дым выкурил их из келий и они все стали прятаться в метро - какое-никакое а подземелье. Уже подъезжали к кольцевой линии, когда в плотном дыму вдруг раздался резких и раздраженный голос машиниста: Все станции внутри кольцевой дороги закрыты на выход и вход пассажиров. Пользуйтесь наземным транспортом.
Нет, ну ни черта себе! Что за дела? Такого никогда еще не было. В поезда зашумели. Только крестящиеся люди стали креститься все чаще и чаще, а из белых клубов до меня пару раз долетело слово "Кремль".
Пришлось переходить на Октябрьской и ехать до Краснопресненской. На поверхности все выглядело как в плохом фильме ужасов. Высотка на Баррикадной, чуть видная сквозь плотную завесу дыма, выглядела как огромный средневековый замок, а где-то у ее шпиля беспомощно и жалко пыталось светить крохотное солнце. На садовом кольце не было видно машин, зато в плотном тумане промелькивали какие-то фигуры в черном. Здесь сладкий привкус был значительно сильнее. Было такое ощущение, как будето вокруг горят одни только спички. Может, террористы? Воспользовались дымом и сделали свое черное дело? А что, разумное решение. Все равно за сто метров уже ничего не видно. Никакая милиция не спасет.
Я побрел в сторону Мэрии, где на пятом этаже находилась моя страховая компания. Как-то мало стало машин на улицах. Видимо, вняли наконец голосу разума и остались дома. Ни черта ж не видно. Резало глаза. Текли слезы. Свербило в носу. Возле американского посольства мимо меня прошмыгнули две дамы, судя по одежде - не наши. Дамы были перепуганы до смерти, прижимали к носам носовые платочки, а головы зачем-то прикрывали папочками с бумагами. Как будто они в эпицентре ядерного взрыва - подумал я. Справа, через дорогу, тоже происходило какое-то движение, но понять что-либо было совершенно невозможно. Я остановился и стал вглядываться в противоположную сторону до боли глазах - если им могло быть еще больнее, чем уже было. Мимо дома правительства тонкой цепочкой бежали солдатики в полевой форме. Ого! Уж не случилось ли под дымок государственного переворота? Да вроде ничего такого по телевизору не говорили. Я же помню все утренние новости. Какой-то грузин что-то там такое заявил, президент борется с наркоманией, в океане горит корабль, с набережной не видно Кремля. Обычные новости. Даже самолета никакого в этом дыму не упало, что, кстати, странно.
Но солдаты бежали. Военной техники я не видел, но солдаты бежали. Я подошел к небоскребу Мэрии, которая исчезала в дыму где-то на уровне четвертого этажа, и прямо направился к бюро пропусков. Заперто. У главного входа - несколько человек в черных костюмых о чем-то возбужденно кричат в сотовые телефоны. Я прислушался.
Все к чертям! В преисподнюю! Мы все сошли с ума... Не знаю... и президент тоже, да... а кто понимает?! Никого ж не осталось... все в дым этот....
Дышать становилось все труднее. Этот сладкий привкус уже не исчезал изо рта, запах дыма как-то незаметно изменился. Было такое ощущение, как будто я приехал на какой-то химический завод. Противно.
Черные пиджаки бегали, садились в машины, уезжали, приезжали другие и бегом бежали в двери Мэрии. Со стороны Нового Арбата я услышал вой сирен. Сразу нескольких.
Что-то определенно случилось. Я это всегда хорошо чувствую.
Вы не подскажите, что случилось? - спросил я у милиционера, нервно курившего у входа в Мэрию. Как он еще умудряется курить в таком дыму? Зачем?
Милиционер поднял на меня испуганные глаза и судорожно выдохнул: Идите отсюда! Идите! Не положено... И тут я увидел.
Увидел сквось стекло вестибюля Мэрии. На стойке, где проверяют документы и вещи, стоял телевизор, у которого столпилось человек пятнадцать. Я припал лбом к холодному стеклу, я был уверен, что милиционер тут же погонит меня своей увесистой палкой. Но он не обратил на меня никакого внимания и закурил следующую сигарету. Самоубийца.
Звука я не слышал, зато кое-как видел. Видел, что возле Василия Блаженного стоит репортер и что-то очень возбужденно говорит в камеру. Видел, что за собором стоит оцепление из людей в черных одеждах. Видел, что башен Кремля действительно не видно в сплошном дыму. Не видно и стен. Наверное, все же они боятся террористов. Ничего ж не видно. Вот и поставили оцепление. Но тут кадр сменился и я увидел что-то совсем уж необычное. Угол Боровицкого холма. На котором не было Боровицкой башни. Пятьсот лет она там была - а теперь на ее месте одна пустота. Сначала я было подумал, что все скрывает этот ужасный дым - но почему он тогда не скрывает угол холма, на котором стоит Кремль? Стоит...
- А где Кремль? - спросил я куда-то вбок, где курил этот бедняга-милиционер. Он обернулся ко мне, в глазах его на мгновение появилась ярость, я внутренне сжался, но милиционер плюнул себе под ноги и как-то ватно сказал: "Говорят, провалился".
- Про.... Что?!
- Провалился. Под землю. Никто ничего не понимает. Там просто огромная треугольная дыра, у которой не видно дна. И везде один сплошной ядовитый дым. Желтый такой. В этой яме. Обещают сейчас прислать вертолет. Вместе с президентом. Что же это такое-то....
И милиционер дергано перекрестился.
Я вспомнил, что это за запах. Спички, да. Уроки химии. Это был запах серы.
© Максим Кононенко