В начале нулевых дело было. Я тогда с местными мусорами плотно дружил, т.к. много разных общих дел было - не суть. Под вечер в отделение заходил подобно как иной заходит в пивбар у дома: поболтать-попиздеть, то-сё, анекдоты, поржать, договориться о том-сём.
И вот как-то также забежал, поздно уже было. Вечером. А мне мой знакомец говорит: хошь поржать? Пошли, чо покажу. И рассказывает по дороге: взяли мужичка вчера. Мать сдала. Керосинит третью неделю, уже и пропил всё, что мог, и в долги залез, и чертей ловил, и голоса слышал, а всё никак остановиться не может. Мать говорит - нарколога вызвала, а этот на карниз, в окно полез - выкинусь, мол, как есть, ежели ко мне кто подойдёт ближе чем на пять шагов! - а живут толь на шестом, толь на восьмом этаже - в общем, ничего хорошего на земле не ждет. Нарк-айболит как это увидел - сразу лыжи в гору: "ебись сама со своим алкашом, мамаша!".
Ну, а позавчера - мать рассказывала - совсем, значит, досинячился: туалетный шкаф выпотрошил, и всю химию почти, какая там была - в себя, натурально, и употребил. Утром синезелёный, трясётся, говорить не может, жестами показывает - помираю, мол, и жёлтая ядрёная пена из него прёт. Мать, ясен павлик - скорую. Пока скорая ехала, а мать её на повороте во двор встречала (там дворы сложные, так с того дома скорую всегда на дорогу встречать ходют, чтоб, значит, не шароёбились по тупикам, время драгоценное не теряли, слепошарые) - этот ожил и съебаться успел. На станцию. Но странно ожил: начал там на людей набрасываться... мамаша, как только со скорой разобралась (ложный вызов же!) - сразу до нас. Ну, там, на станции его и взяли...
В этот момент мы подошли к самому дальнему кабинету по коридору, который когда-то был архивом, потом - оружейкой или чем-то подобным, в общем, в отличие от других кабинетов - имел железную дверь, решётку на окне (надёжную) и крепкий сложный замок. Это было нечто среднее между камерой, допросной и просто кабинетом, и при особых случаях использовалась в этом маленьком отделении под разный функционал, сообразно текущей нужде. Сейчас она служила комфортной одиночной камерой, что означало, что сидящего здесь держат особняком.
Провожатый мой загремел ключами. Аккуратно вошли. Навстречу нам поднялся мужичок, вполне вроде трезвый, но с какой-то поволокой, мутью во взоре ("переломался за сутки" - шепнул мне мой провожатый), он заискивающе перед нами растягивал трясущиеся губы в улыбке, и одновременно с опаской поглядывал в дальний от себя угол: по-видимому, там находился кто-то, видимый только ему, с которым он и вёл тут беседу...
- Слышь, Харитонов, я опять забыл, кто ты у нас - ТЕРМОС?! - спросил мент небрежно. Мужичок, с трагическим отчаянием в голосе, зашептал-захрипел: - ОГНЕТУШИТЕЛЬ, ОГНЕТУШИТЕЛЬ Я, товарищ старший лейтенант!!! - и с этими словами шагнул к нам, и как-то виновато стал усердно делать рыгательные движения, видимо, пытаясь вызвать пену из своего повреждённого сантехническим коктейлем желудочно-кишечного тракта, пытаясь доказать собственную дееспособность в качестве огнетушителя. Я брезгливо отошёл на пол-шага, а старлей заметил критически:
- Неубедительно, Харитонов. Не похож! Был бы ты призывного возраста - решил бы, что ты от армии через нас на дурку закосить решил! Плохо, Харитонов, ХАЛ-ТУ-РА! - Харитонов развёл руками и виновато улыбнулся: тяжело ему давалась роль огнетушителя. - Всё, сиди дальше! - вынес приговор мент.
- А долго ещё?! - вскинулся "огнетушитель".
- Пока человеком снова не станешь, ТЕРМОС!
...Мне, уже идя по коридору обратно, пояснил: первым делом позвонили в дурдом. Ну, там люди тонкие: не наш, говорят, профиль. Мы, мол, с настоящими боевыми психами работаем, а этот у вас не сегодня-завтра переломается, подуркует маленько, нам на него только простынку казённую изводить зазря, профиту с него никакого. Вы его в не холодном месте одного заприте, хай о жизни (в качестве огнетушителя) часиков двадцать подумает. Есть не давайте вовсе, пить - только воду, срать (коль будет, чем) водите под конвоем. Не успеете, говорят, оглянуться, как человеком снова станет. Ещё вам же спасибо скажет. А если не хотите - с наркодиспансером работайте, это их клиент, стопудово.
"Наркоманы" тоже отмазались: и мест у них нет, и людей, и вообще, мужики, ну, пусть он у вас посидит, а? Шуметь будет - суньте в бубен пару раз, а то суньте в бубен, да выкиньте его нахер - чего, нам вас учить, чтоль? Небось, отчизна не оскудеет долбоёбами, если один алкаш-токсикоман на улице замёрзнет...
Одно слово - айболиты ж. Люди живого, отзывчивого до чужой беды, сердца. Ну, в общем, ясно всё.
* * *
На своё счастье мужик оказался не шумливый, сидел себе тихонечко, беседовал с голосами в голове, даже срать особо не просился, всё своё в себе берёг, по казённым сортирам не разбрасывая. На утро следующего дня после нашей с ним встречи заскулил-запросился жалобно домой. Менту (другому, не тому, с которым я ходил) признался, что огнетушителем быть ему больше не нравится, а хочется снова быть Харитоновым, спившимся мещанином на шее маменьки. Мент, даром, что сержант - ржал, как конь бенгальский, и радуясь, что на его смену выпал этот цирк, глумился, предлагая мужику всё-таки не спешить с выбором, а то вдруг умолкая и пристально вглядываясь в глаза пациента, кротко изрекал: "а огнетушителем был лучше!". "Огнетушитель" жалобно улыбался и соглашался со всем, норовя двинуть в сторону дома.
© baxus