Учась в Монино, я каждый день бегал на зарядку. От моих глаз не могла укрыться группа человек пятьдесят, занимающаяся под руководством сэнсея каратэ.
Выполняя свои простенькие движения, типа "подъем рук до уровня груди", я восхищался мужеством и героизмом уже немолодых - от 40 до 50 лет - каратистов. Они делали растяжки, выпады, ставили блоки и дружно кричали "Кия-я-я!".
Сенсей прохаживался среди шеренг и бил ногой с размаху в точку чуть ниже промежности своих учеников. Если кто при этом вздрагивал, он бил повторно и с большим размахом. При этом они делали такие зверские рожи, что если бы это относилось ко мне, со мной непременно бы случился конфуз.
Как-то вечерком меня пригласил в гости наш замечательный преподаватель военной навигации полковник Ермаков Юрий Борисович. У него уже был один гость, рослый полковник со свирепым лицом. Я поставил принесенный коньяк на столик уже заставленный разнообразными закусками и познакомился со свирепым полковником. Оказалось, что его зовут Денис Петрович и он преподаватель тактики ВВС на очном факультете. Его лицо мне показалось знакомым. Именно своей свирепостью.
Я вспомнил. Обычно Денис Петрович стоял в первой шеренге каратистов, которых я видел по утрам на зарядке. Мне всегда казалось, что он занимается каратэ с особым усердием и, если б разрешалось, он тем, что вздрагивали при ударах сэнсэя, наподдал еще и сзади. Естественно, после того, как он подтвердил мою догадку о том, что я вижу именно его по утрам, разговор перешел к каратэ и больше от этой темы не уклонялся.
Денис Петрович посвятил нас в такие тайны этого боевого искусства, о которых я ранее и не подозревал. Оказалось, что никто не должен знать, что ты занимаешься каратэ, так как на того, о ком не знают, что он каратист, идут с голыми руками, а на каратиста идут с ломом. Правда, непонятно, как они скрывают свои занятия, если так громко, на весь городок, кричат "Ки-я-я!".
Опасаясь выглядеть наивным провинциалом, я все-таки спросил:
- А для чего вы вообще занимаетесь каратэ? Наверное, для укрепления здоровья?
Оказалось, что более глупого вопроса я не смог бы задать, если бы даже размышлял над ним сутки напролет.
- Ну, вот еще! Мы и так все здоровы, - при этом он посмотрел на меня с таким презрением, с каким мог бы Наполеон разглядывать карту Люксембурга, если бы эта страна существовала в его время. - Ешё не хватало! Конечно, для самозащиты.
Его презрение возросло, как если бы Наполеону попался бы на глаза еще и Лихтенштейн.
- Тут в наших краях такие сволочи живут! Ты себе не представляешь!
- Да? А я думал, что у вас тут довольно мирное население ...
- Ага! Щас! Мы с приятелем, ты его знаешь, - обратился он к Юрию Борисовичу, - Арефьев, с "бомб", заехали в Балашиху. Заходим спокойненько в местный бар. Никого не трогаем. Я к бармену... Там такое мурло стояло...Я ему говорю: "Эй, ты, мурло! Ну-ка, плесни нам по сотке!" Там еще трое борзых сидело. Так они нам таких дюлей наваляли, мы потом еле до маршрутки доползли. А ты говоришь. Я потом еще две недели в лазарете отвалялся.
- А нельзя ли было, - проявил я еще большую глубину невежества, - просто попросить бармена: "Уважаемый! Налейте нам, пожалуйста, по сто граммов".
- Чего! - для его презрения не нашлось бы такого мизерного образования ни на какой карте, - Чтобы я всякой вонючке кланялся? Не дождутся. Вот Арефьев поправится, мы еще пару парней возьмем и съездим в Балашиху. Это мурло нам на коленях водку подаст и поднос в зубах держать будет.
Мне стало все понятно. До высот правильного обращения с барменами мне еще расти и расти.
© ship