Первыми словами мамы, когда я тихонько вернулся с улицы и закрыл дверь в квартиру, были: "Бог ты мой. Ну и Чудовище". Она, присев на небольшой стульчик возле зеркала, поочередно переводила взгляд то на меня, то на нечто, которое я принес с улицы. Нечто тихо сопело и, прижавшись к моей ноге, слабо подрагивало от холода.
Этим "нечто" оказался пёс. Обычный, безродный "дворянин". Кирпичного цвета с черными подпалинами, словно его и правда лизнул огонь, с желтыми глазами, так не характерными для собаки, и вытянутой нижней челюстью, из-за чего клыки пса упирались в нос. Грязная шерсть торчала колом, левый бок был ободран, так еще и правая лапа была поджата, словно кто-то перебил её палкой. Пес тихо сопел, смотря на маму. Тихо сопел и я, трогая грязную голову пса пальцами.
- Мам... Можно его оставить? - робко спросил я. Мама грустно улыбнулась, посмотрела на Чудовище и покачала головой.
- Нет...
- Но, почему?! - пес вздрогнул, услышав мой крик. - Я сам буду с ним гулять. Буду еду ему готовить.
- Самим есть нечего, еще и Чудовище это, - вздохнула мама. - Отведи обратно, где взял.
- Нет! - снова закричал я, прижимая напуганного пса к себе. - Он мой. Он... такой же, как я.
- Сынок, ну глупости-то не говори.
- Буду говорить. Я - калека и он калека. А двум калекам легче.
- Какой ты калека, глупыш? - улыбнулась мама, опускаясь передо мной на колени.
- Такой... - слова, как обычно, застряли в горле, и я в который раз не смог сказать то, что думаю. - За-зааика.
- Отец будет против. Ты знаешь, как он к собакам относится. Тем более, к бродячим, - не сдавалась мама. Правда она замолчала, когда Чудовище поднял морду и осторожно лизнул её руку.
- Видишь. Ты ему нравишься. И папе он понравится. Он хороший. Правда, - слезы текли по моим щекам, оставляя грязные дорожки.
- Если отец скажет "нет", то я ничего не смогу сделать, - вздохнула мама, посмотрев на Чудовище. - А такое Чудовище мало кому понравится.
- Понравится. Увидишь. Пожалуйста! - я сжал кулаки и перешел к главным аргументам. - Я буду пылесосить каждый день. И посуду мыть. И если он накакает на полу, я сам уберу. Все буду убирать.
- Помой его сначала, горе ты мое, луковое. А то он и правда - Чудовище, - улыбнулась мама и отправилась на кухню. А я, не веря своим ушам, посмотрел на пса, в глазах которого заблестела надежда.
Конечно, когда папа вернулся с работы, я потратил два часа уговаривая его оставить Чудовище. Отец, хмуро посмотрел на свернувшегося у его ног мокрого пса, потом перевел взгляд на зареванного меня и коротко кивнул. Он еще о чем-то говорил на кухне с мамой, а когда я зашел, чтобы взять кусочек жареной курицы для Чудовища, то увидел, что у мамы в глазах слезы. Но она быстро вытерла их, улыбнулась и превратилась в ту маму, которую я знал и любил. Однако наша жизнь с Чудовищем только начиналась...
Поначалу он пугал всех, кто приходил к нам в гости. Пугал бабушек-соседок у подъезда. Пугал моих друзей и других ребят со двора. И, наверное, только я не видел в Чудовище ничего чудовищного. Да, он был не таким, как большинство собак. Да, у него были пронзительные, желтые глазищи и кривые зубы, торчащие изо рта. Но я полюбил его сразу, как увидел, когда он подошел ко мне, шатающийся от холода и голода на улице той далекой зимой.
Повзрослев, я брал пару раз собак с улицы, но таких умных, как Чудовище больше не встречал. Он словно был благодарен за то, что его приняли в семью и вел себя всегда тихо и порядочно. Он не лаял ночами, услышав чей-то вой вдалеке. Не гадил, не клянчил еду, и всегда ел то, что ему давали. Но больше всего на свете Чудовище любил огурцы.
Его желтые глазищи сразу загорались каким-то сверхъестественным блеском, когда мама делала салат из огурцов и помидоров. Он неподвижно сидел под столом и ждал того момента, когда один кусочек случайно упадет на пол, и когда дожидался его, то моментально съедал, бешено мотая хвостом от удовольствия.
- Странное ты Чудовище, - смеялась мама, бросая ему под стол целый огурец и наблюдая, как радостный пес начинает им весело хрустеть. - За мясом так не прыгаешь, как огурцами. И где ты его нашел?
- Там, у гаражей, - неопределенно махал я рукой. На самом деле я нашел Чудовище на трамвайной остановке возле заброшенного ларька, где раньше продавали овощи. Он сидел под прилавком и обнимал грязными лапами вялый огурец, смотря на него, как на величайшее в своей жизни сокровище.
Когда я выходил с ним гулять, то практически всегда становился объектом внимания. Бабушки-соседки, охая и ахая, тыкали в Чудовище пальцем, когда он, смерив их задумчивым взглядом, выходил из подъезда. Детвора с визгом разбегалась по деревьям, но пес, не обращая на них внимания, неспешно трусил вперед, изредка оглядываясь на меня, словно проверяя, иду ли я следом. Пару раз в него прилетали палки, когда какой-нибудь испуганный прохожий видел морду Чудовища, вылезающую из кустов, но пес никогда никого не кусал. Даже не лаял. Смотрел осуждающе на того, кто в него бросил палкой, разворачивался и возвращался ко мне. Лишь раз он превратился в настоящее чудовище, когда меня принялся доставать Мишка из дома напротив, у которого был больной и холеный доберман Джек.
Я специально старался обойти его стороной, порой выходил позже, но Мишка нарочно выводил Джека на прогулку второй раз, только увидев нас с Чудовищем в окно.
- Ы! Два урода! - смеялся он и, злобно оскалившись, тыкал в Чудовище пальцем. - Какой хозяин, такая и собака.
- Отвали, - бурчал я, потому что Мишка был больше и сильнее. Да и Джек его пугал меня до чертиков.
- А то что? - издевательски отвечал он. - Скажу Джеку "фас" и от урода твоего только клочок шерсти останется!
Однажды он действительно сказал "фас", только Джек кинулся не на Чудовище, а на меня. Короткая жизнь не успела пролететь перед глазами, потому что в бок Джеку вдруг врезался мой уродливый пес. Обычно меланхоличный и тихий Чудовище превратился в настоящего Зверя. Шерсть встала дыбом, в глазах полыхала ярость, а кривые клыки щелкали в сантиметрах от холеной шкуры Мишкиного добермана.
- Ты дурак?! - закричал Мишка. - Забери собаку!
- Чудик, фу! Ко мне! - пес нехотя успокоился и, пока Мишка пытался подтянуть взбесившегося Джека к себе, Чудовище уселся рядом со мной и внимательно смотрел на добермана. Шерсть все еще торчала дыбом, да и из горла порой вырывался сиплый рык, но Чудовище даже не шелохнулся, продолжая наблюдать за тщетными попытками Мишки успокоить Джека. Забавно, но после этого случая, Мишка всегда выходил гулять лишь после того, как погуляем мы с Чудовищем.
Сколько я себя помнил, Чудовище всегда был рядом. Если я умудрился заболеть, а болел я часто, то он практически не отходил от моей кровати. Или же сворачивался в ногах и тихо сопел, пока я не усну. Лишь после этого он ковылял до туалета, где стоял бидон с водой и, напившись, возвращался на пост. Ел он один раз в день, когда мама утром пичкала меня таблетками и сиропами. Ну а когда мне становилось слишком плохо, и температура поднималась до сорока, Чудовище тихо поскуливал и тыкался мокрым носом в мою руку, после чего начинал гавкать, зовя маму. Иногда маме с боем приходилось оттаскивать его на улицу, но Чудовище, вернувшись, сразу запрыгивал ко мне, лизал горячим языком мои пальцы и, свернувшись калачиком, засыпал.
Когда я, повзрослев, уезжал в другую страну, то папа с мамой вышли меня провожать к такси. С ними был и Чудовище. Той ночью он словно чувствовал момент расставания и за всю ночь так ни разу и не спрыгнул с кровати. Тихонько поскуливал, ворчал что-то во сне и вздрагивал, если я принимался чесать его за ухом.
Но вся его меланхоличность исчезла, стоило мне сесть в машину. Чудовище взбесился. Он рвался с поводка, лаял, как сумасшедший, а в итоге выдал такой душераздирающий вой, что даже отец не сдержал слез. Родители потом рассказывали, что он неделю спал в моей кровати и, стоило кому-то позвонить в дверь, с надеждой бежал в коридор и... нехотя возвращался обратно, когда понимал, что это не я.
И как же он радовался, когда я входил домой, приехав в отпуск. Бешено вертясь, скакал рядом, а ночью постоянно просыпался, поднимал голову и смотрел, не привиделся ли ему мой приезд. Ну а когда приходила пора уезжать, он, словно понимая, тихонько вздыхал по-собачьи, слюнявил мне руку и ковылял в комнату, на свой коврик возле моей кровати.
Я не застал, когда Чудовище ушел на радугу. Родители говорили, что он ушел тихо и спокойно, во сне. Странный пес, который всех пугал своим видом, отзывался на кличку Чудовище или Чудик, оказался добрее и красивее самых благородных и породистых собак. Почему-то я всегда верил, что когда-нибудь обязательно встречу его. Может, возле прилавка с овощами. Или на трамвайной остановке, где он будет поджидать меня. Или на белом облаке...
*****
- Хорошая история, - с улыбкой произнес голубоглазый мужчина, сидящий на облаке перед большими золотыми воротами. Стоящий перед ним седовласый старичок с усталыми глазами просто кивнул и улыбнулся, а затем вдруг замер, услышав вдалеке громкий лай.
- Не может быть! - прошептал он, смотря, как к нему со всех ног бежит страшненький пес кирпичного цвета. Голубоглазый мужчина, улыбнувшись, молча наблюдал, как пес, повалив старичка на белые облака, заменявшие пол, принялся вертеться вокруг него, попутно норовя облизать с ног до головы. - Чудик!
- Может, возле прилавка с овощами. Или на трамвайной остановке. Или на белом облаке, - задумчиво произнес голубоглазый, смотря, как старичок и пес медленно исчезают за золотыми воротами. - Если сильно веришь, то так оно и будет. Хорошие истории должны заканчиваться хорошо, - он вздохнул, повернулся к другому человеку, что терпеливо ожидал в сторонке и, улыбнувшись, махнул рукой. - Следующий...
© Гектор Шульц