- Я в уборную. - Сказала Яна. Я лишь улыбнулся в ответ. Мне очень нравится её голос. Нежный и тихий, зарождающийся где-то в недрах её великолепной, упругой груди.
- Конечно, дорогая. - Ответил я, и привстав с дивана, (не в моих правилах сидеть, когда женщина стоит), нежно поцеловал её бледную и изящную руку. Она проплыла по коридору, в направлении ванной комнаты, и я вновь залюбовался её стройным станом. Затем, когда дверь за ней закрылась, я заломил руки и прошептал, обращаясь к кому-то там на небесах:
- Благодарю! Благодарю тебя за эту красоту, за нежность и теплоту наших чувств...
***
Я не договорил, потому что из сортира в этот момент раздался громкий и протяжный звук выпускаемых газов. И не просто каких-то там газов, а тех самых, хорошо известных, и горячо любимых, всеми нами. Да ещё получилось у Яны на этот раз, не просто протяжно, но надрывно, с продрисью. Я подбежал к двери в туалет, нагнулся ближе к ручке, (почему-то все думают, что так будет лучше слышно из-за двери), и заорал:
- Давай, Янка, жги!
И она отожгла. Отожгла так, что даже я, с моим опытом к срачке, и сопутствующими ей производными, поморщился. "Главное, чтобы унитаз выдержал", подумал я. Итальянская сантехника, достойно приняла жестокий выброс отработанных газов и каловых масс, и выстояла...
***
Яна вышла из уборной, словно Афродита, из пены морской. Я вновь припал к её руке, и увлек мою избранницу в спальню. Я люблю, чтобы всё было красиво. Не напыщенно и помпезно, а просто красиво. Приглушенный свет свечей, шелковое бельё, спокойная классическая музыка. И конечно, прелюдия. Этот жест доброй воли, рукопожатие при знакомстве, первый глоток прохладного напитка в жаркий полдень. И я, принялся, сначала медленно, затем, ускоряя темп, и снова, замедляя его, ласкать языком её прекрасное тело. Этим я доводил её до безумия, распалял в ней огонь нестерпимого желания отдаться мне. И она отдавалась, отдавалась всякий раз, доходя до самозабвения, до полного растворения во мне. Без остатка, без упрека и страха. Так будет и сейчас...
***
Дойдя до жопы, я увидел торчащую из ануса помидорную шкурку.
- Хули остановился? - Спросила Яна.
- Спасибо. - Говорю, и двумя пальцами вытягивая шкурку из жопы, и демонстрируя Янке, свою находку, продолжаю. - Я уже завтракал. Подмылась бы хоть после срачки!
Янка выхватила у меня из руки шкурку, и быстро запихнула её себе в рот. Пожевала, и говорит:
- Моченые вроде. Какие мы жрали вчера, не припоминаю?
- Ну ты и нахуярилась! Не помнишь ничего, что ли? - Отвечаю. И, подумав немного добавил:
- Сама посуди. Моченые не такие твердые, они бы размягчились, или переварились уже. Это, маринованные. Точно, маринованные...
***
- Ага, точно! - Искренне, и как-то по-детски радостно сказала Яна.
Мне очень импонирует её детская непосредственность. В такие минуты мне хочется крепко обнять её, прижать к себе, защитить от внешнего жестокого мира, её хрупкую и чистую детскую душу. Я так и поступил. Провел рукой по её волосам, шее, груди. Затем крепко обнял, чуть подтолкнул вверх её крутые бёдра, и она послушно закинула их мне за спину, и скрестила у меня на спине свои божественные ноги...
***
- Банзай! - Заорал я, и засунул своего голодного змея туда, где еще, по всей видимости, находились остатки вчерашнего пиршества.
- Охуел штоль? Предупреждать надо! - Откликнулась Яна и подалась навстречу мне своим огузком...