Иммунитет

Утром подполковнику Ерофееву позвонили из штаба.

- Иван Иваныч, к вам едет журналист - Виктория Адамовна Новицкая. Видный борец за свободу слова. Будет делать репортаж о буднях подразделений МВД в Чечне. Покажите все, что она захочет. Из того, что можно. Да, вы уж будьте с ней помягче. Всё-таки слабый пол.
- Вас понял.

Едва Ерофеев повесил трубку, как раздался новый звонок. На этот раз звонили с КПП.

- Товарищ подполковник, это сержант Лебедев. Здесь какая-то женщина подъехала, говорит, что она представитель свободной прессы. Странная. Требует, чтобы мы её пропустили во имя свободы слова.
- Сейчас буду, - сказал Иван Иванович и, с предчувствием чего-то недоброго, отправился встречать гостью.

- Новицкая, Виктория Адамовна, - представилась молодая женщина на КПП. - Журналист.
- Ерофеев, Иван Иванович. Подполковник милиции. Прошу, проходите.

- Ну, рассказывайте, где вы тут геноцидом занимаетесь, - весёлым голосом поинтересовалась Новицкая, едва они оказались в расположении части.
- Чем?
- Геноцидом. Ой, да вы же всё отлично понимаете.
- Вы что-то путаете.
- Так, ясно. Не хотите сознаваться? Что ж, придётся самой всё осмотреть.

Виктория Адамовна деловито направилась вглубь военного лагеря.

- Ну вот, что и следовало ожидать - яма для заложников. Как вы её называете? "Зиндан"?
- Раньше это называлось воронкой от снаряда. После того, как воронку засыпали, она никак не называется.
- Да-да. Я и говорю - "зиндан", - не стала спорить Новицкая и проговорила в свой диктофон: "В центре лагеря обнаружена большая яма, совершенно очевидно используемая для содержания заложников из мирного населения. Похоже, что она была спешно засыпана перед моим прибытием..."

- Какие заложники, о чём вы?!
- О чём? Ни о чём, а о ком! Для вас что, люди - "что"? Как вещи? Средство для извлечения прибыли? Ну, конечно! Всё сходится! Яма пуста потому, что заложников у вас уже выкупили!

Иван Иванович ошарашено посмотрел на Новицкую.

- Что, нечего возразить? Пойдём дальше.

Некоторое время они шли молча.

- Ой! - неожиданно вскрикнула корреспондент. - Ой!
- Что такое?
- Вы не посмеете, - твёрдым голосом заявила Виктория Адамовна.
- Что не посмею?
- Расстрелять меня.
- С чего вы взяли, что я собираюсь вас расстреливать? - искренне изумился Ерофеев.
- Уж поверьте, знаю, - усмехнулась журналистка. - Ведь вы же не зря подвели меня к этой стенке. И омоновцы ваши с автоматами тут как тут. Ой, не зря.
- Да здесь везде стенки! Это вот, например, стена столовой. А с автоматами - это караульные. Стрелять будут только в самом крайнем случае, при нападении на часть. Видите? Никто в вас не стреляет и стрелять не собирается.

Новицкая пристально посмотрела в глаза офицера.

- Кажется, я поняла. Расстреливать меня вы опасаетесь, поэтому решили просто инсценировать расстрел: запугать хотите. Так и есть.
- Что есть?
- Инсценировка. Ну, вот опять, что я говорила? Подполковник, как вам не совестно - за последние пять минут ваши подручные уже два раза имитировали мою казнь.
- Два раза прошли мимо вас на пост, - поправил Ерофеев. - Такая уж у них служба.
- Имитировали мою казнь! Но я вас всё равно не боюсь. О ваших грязных методах узнает весь цивилизованный мир!
- Чёрт возьми, мы на войне! А на войне люди в погонах всегда вооружены. Должны же мы как-нибудь защищаться?
- От мирного населения? - скептически улыбнулась корреспондент. - Ну-ну. Ладно, бросьте оправдываться. В этом нет нужды. Я признаний от вас не требую. Это раньше признание было царицей доказательства. Сейчас другие времена. Теперь, чтобы выявить истину, достаточно личного мнения представителя свободной прессы.
- Ещё раз говорю, это не лобное место, как вам показалось, а столовая. Кстати, раз уж мы здесь, пообедать не желаете? У нас сегодня борщ. Вы же, помнится, собирались писать о наших буднях.
- Как же это примитивно, подполковник. Неужели вы серьёзно думаете, что я буду есть вашу, наверняка, отравленную пищу? Ваш ядовитый борщ!
- Обычно все едят. А так, даже и не знаю, что вам ещё предложить.
- Намекаете, что мне пора отправляться восвояси? Гоните меня? Как же это убого, Ерофеев. Боитесь правды? Правильно боитесь. Если чудом вырвусь отсюда, то о том, что творится здесь под вашим руководством...

Новицкая распалялась все больше и больше. От слов о свободе слова, она незаметно перешла сначала к крикам, а затем к воплям об этой самой свободе. Ерофеев молча шел рядом. На душе офицера было тяжело.

Выйдя за КПП, Виктория Адамовна, по-прежнему истошно голося что-то невразумительное, уселась в машину и уехала.

Ерофеев после отбытия Новицкой ещё долго стоял у ворот части, полностью погрузившись в свои мысли. Думал он не о Виктории Адамовне и её угрозах. Подполковник вспоминал, как обстреливаются по ночам позиции его части, как несколько дней назад подорвались на мине несколько его бойцов, а также о многом другом из того, что оказалось совершенно неинтересным для журналистки. "Лишний раз убеждаешься: правда о войне у каждого своя", - мысленно подытожил Ерофеев.

- О чём задумались, товарищ подполковник?
- О правде, Лебедев. Похоже, что у всех она разная. После встреч с такими посетительницами особенно ясно это осознаёшь.
- А-а-а, - протянул сержант и понимающе покачал головой.
- А ты что о ней думаешь? - поинтересовался офицер.
- Дура она, Иван Иванович.
- Я о правде.

Лебедев задумался, лицо его стало каким-то просветлённым.

- Я думаю, правда, что сегодня борщ из свежего мяса будет? Надоели консервы до смерти.
- Будет, - усмехнувшись, подтвердил предположение Лебедева Ерофеев. - Хотя не знаю, возьмётся ли кто-нибудь его есть. Он отравленный. Если верить нашей милой гостье.
- Это ничего, есть будут, не сомневайтесь. У нас к яду журналистскому иммунитет.
- Надо же. Врождённый?
- Нет, привитый.
- Это где ж прививают? И, кстати, чем?
- Да здесь и прививают. Пулями, - ответил Лебедев и безмятежно улыбнулся.

© Repa