Сказка. Часть 3
Шёл Иван чистым полем за подпрыгивающим как румяная девичья задница клубком-колобком. День идёт, два идёт - нет вербы одинокой и нет конца-края пути. Только на вечер уже глядя третьего дня встретил он в чистом поле вербу одинокую. Одинокая верба стояла грустно опустив гибкие ветви почти до самой земли, сама склонившись от своего одиночества.
Ванька остановился у вербы на ночлег до утра. Вечером всё равно искать, что в стогу за иголкой в темноте тыкаться. Расположился Иван под вербой и стал сквозь её ветки на звёзды смотреть. Смотрел и смотрел и чуть не уснул бы уже, когда слышит вдруг голос нежный тихий:
-Ванечка, выеби меня по-надземному!
Огляделся Иван по сторонам - никого. "Чудно:", думает. Запрокинул голову наверх, а там верба одинокая ветвями качает гибкими:
-Это я, Ванечка, с тобой говорю. Совсем опостылело мне моё одиночество. Пожалей Ванечка, на память о себе - ублажи!
"Эх, видать и впрямь не в сласть здесь приходится вербушке", подумал Ванька, расстёгивая ширинку и нащупывая у молодой вербы самое нежное. Хуй попал в молодую упругую расщелину и заметно расширил её собой. Склоненная верба склонилась ещё сильней, а Иван начал с крепка натягивать на хуй игровые струны вербной души. "Ох, не могу больше, Ванюша!:", застонала верба чуть не надламываясь в стволе и вздрогнула сначала крепко стволом, как при ураганном порыве ветра, а потом мелко-мелко и часто задрожала всеми своими веточками и листьями.
Хорошенько оправив вербочку, Иван оцеловал её нежно в дрожащий ствол и растянулся под негой её ветвей на всю ночь. Всю ночь верба играла с Иваном, легко дразня гибкими веточками и нежными лепестками ему во сне поднимавшийся от лёгких прикосновений хуй. Ванька ярился во сне, ему снилось, что он всю ночь дерёт молодую вербу и учит её летать. Поэтому Иван, проснувшись рано утром, долго не раздумывал, а отодрал вербу ещё разок - на дорожку. И дала ему ещё вербочка золотой платок.
-Как будет трудно - махни платком и меня вспомни. Чем смогу помогу!
Поблагодарил Иван вербу. Поблагодарила и верба Ивана. И пошёл Ванька дальше, закорачивая чисто поле и вступая уже в тёмный лес.
День идёт Иван и другой - не расступается лес тёмный и нет на пути большого молнией жжёного дуба. И третий уже день к концу пошёл, когда увидел Иван большой дуб. Сразу увидел, потому что это всем дубам был дуб, кряжистыми лапами подпиравший само небо. Стал Иван под дубом на ночлег. "А утром", думает, "кольцо драгоценное сыщу". Лёг под высокую дубовую сень и стал через густую листву на мелькавшие иногда звёзды смотреть. Смотрел, смотрел, вот и уснул уже почти, когда налетел лёгкий ветер. И услышал Иван, что будто рядом совсем музыка похожая то ли на плач, то ли на стон. И то громче немного, то тише. И долетел до него словно издалека голос могучий, но словно придушенный: "Ой, помоги, брат Ванюшка. Выручи. Пособи:".
"Знать с дубом беда!", подумал Иван и поднялся на осмотр. Беда оказалась явная. Совсем рядом с дубом свирепствовала в буйной зелени молодая липа, ластясь и прижимаясь к могучему телу дуба. Но самый главный, крепкий и заскорузлый сук попал не туда. Никуда вообще он на хуй не попал - промахнулся во время роста мимо самого нежного местечка липы и теперь шёл ядрёно, но мимо вожделенных ветвей. От этого на ветру деревья скрипели как скрипка, грустной музыкой плача молодой липы и стонов могучего дуба.
"Ну это дело мы поправим:", подумал Иван и вскарабкался до дуба на сук. Хорошо уперевшись ногами в живот большого дуба, Иван накрепко загнул молодую липку и направил освободившийся дубов хер в липкую уже от мёда щель липки.
-Ну, будет теперь липовый мёд! - сказал Ванька, любуясь своей работой.
-Спасибо, Ванюш! - поблагодарили Ивана дуб с липкой. И всю ночь легко поскрипывали у Ваньки над головой, будто от лёгкого ветра. И Ваньке снилось, что молодая липка научилась бегать и убежала от дуба, а дуб догнал её на полянке и отодрал раком. А наутро липка подала дубу и дуб выдал Ваньке драгоценное кольцо: "Тяжко станет, поверни на пальце и нас вспомни. Сполним сполна, что потебуется!".
И пошёл Иван дальше и вышел к чёрному ручью. День идёт вдоль чёрного ручья - нет моста, второй день - нет, и только к вечеру третьего дня добрался Иван до мостка. Смотрит, а от мостка остались уже одни уши, торчат по двум бережкам обломанные перильца, а ни мостика, ни кладенца - хуй на нос. Ванька было огорчился, но потом подумал: "И хуй с ним! Не судьба с мечом, возьмём с хуем по за плечом:". Только смотрит Иван, под берегом в сети рыбка запуталась. Ему по хуй было золотая она была или пластилиновая, раз попала в беду в одиночку - надо выручать. Выручил её Иван по доброй привычке своей души. И внимания бы не обратил, но тут рыбка говорит ему человеческим голосом: "Спасибо, Ванюш, спас ты меня! Ты за меч не горюй, это его отец мой - речной водяной к себе во дворец для порядку унёс. Я тебе его к утру доставлю. Так ты смело и спокойно отдыхай".
И смотрит Иван, а это не чудо никакое, а рыбка настоящая - золотая. Обрадовался Ванятка и от радости спать торопиться не стал, а почувствовал волнение трёх вхолостую прожитых дней в штанах. Тогда достал он из широких штанов дубликатом бесценного груза от волнения побагровевший свой хуй и в благодарность от всей души накормил рыбку в прохладный ласковый рот, золотым колечком прильнувший к его зардевшейся в сумерках залупе. Рыбка, отсосав основательно, скромно махнула хвостиком и пообещала Ивану к осени нарожать ему таких чудо-богатырей, что любые вопросы по перевоспитанию Кащеев отпадут автоматом. Рыбка, сверкая изумрудами в короне и алмазами в глазах, уплыла, а Ванька успокоенный телом и ялдой, после прохладительного нежного миньета сладко уснул на берегу.
Сон был полезный. Он с искусностью сталеупругого питона входил в половой контакт с обоюдоострой гремучей гадюкой. Милая извивалась чёрной жалящей сталью в его объятьях и он ориентировался чутьём и небывалой сноровкой над её холодящим и возбуждающим телом. Он был готов, и в финале её тонкого продолжительного оргазма она должна была смертельно его укусить. Но он зачем-то был нужен ей живой и ей наплевать было на оргазмы. Чёрная гадюка посмотрела на прощанье ему в глаза и он проснулся. В объятиях его находился сверкающий обоюдоострый меч-кладенец.
Ванька улыбнулся доброму сну, встал и вложил меч-кладенец в ножны. До поры. "А теперь прямки к Кащею!", подумал Ванька и плюнул на пытавшийся закрасться в душу страх. "Ебётся оно в рот, хошь как хошь, а без Елены Прекрасной мне всё равно не жить!", успокоил своего страха Ванька и пошёл Кащея добывать.
Долго шёл Иван. И со счёту сбился дней, когда показался из-за вечнотемного горизонта кащеев иззубренный небом замок. И совсем к тёмной ночи подошёл Иван к замку на вблизь.
Замок был, конечно, нечего сказать - сказочный. Ни в пизду ни в красную армию. Черный перекос и галимый садо-мазохизм в архитектуре и полный пиздец в нависшей над ним атмосфере.
Ивану по хуй, и не такое видал. Он прямо вошел в ворота чугунно-перекошенные и в замок пошёл. За главным приходом коридоры в черно-галимых коптящих факелах и полное отсутствие кайфа. Коридоры долгие, только Ваньке недосуг было канителить и он рубанул сгоряча наскрозь к центру головной широкий проход. Пошатнулась слегка кащеева избёнка и тогда в самом главном зале появился перед Иваном Кащей. Такой грозный в своей грандиозности, что вроде как и самое время пора обсераться, но дело в том было, что Ваньке по-прежнему было недосуг. Поэтому он наоборот даже очень спокойный у Кащея спросил:
-Ты знаешь, как трудно и больно ей было выкарабкиваться из сраки, в которую ты их запихиваешь своей хуиной иглой?
И дальше молчал. Как будто просто молчал. Ожидая ответа себе. Но Кащей сразу своей грандиозности убавил. Но тоже похуист тот ещё и ни фига не хотел отвечать на Ванькин вопрос.
-Тогда порядок такой, - продолжил ни хуя не дождавшийся ответа Ванька. - Вот это смотри я принёс тут канители всякой доброй очень и необходимой. Вот с одного этого меча-кладенца можно было сколько колбас да сосисок нарезать. Но мы положим эти детские забавы в сторону. Я крепко накладываю на то хуй. И ебашиться будем с тобой интеллектуально и нравственно. И если, хуйня такая, я в одну ночь больше тебя баб переебу - пиздец полный, загоню я тебя на херово болота до скончания этого века. Одичаешь у меня там без баб!
С такой речи у Кащея слегка поубавилось в штанах. И он стал думать, что это ведь не галлики посетили, это не шутка, это - Иван. Такой сказал депортирует - значит депортирует. И тогда стал пытаться Кащей Ваньку запросто взять объебать. Ловкий бобёр! Нашелся.
-А как Ванюша скидывать их будем-то, баб? - спросил Кащей. - На все стороны или до кучи?
Тогда до Ивана дошло, что Кащей не до конца его понял.
-Да ты охуел что ли так жить! Так я поясню. Ни хуя никого не судьба тебе скидывать! Бабам счёт вести будем не по твоей хуиной способности к бесконечным эякуляциям. Ты каждую будешь до кроватки с мягкой перинкой провожать и на носик дуть. Счёт бабам будем вести по бабам. Скольких и до какого кайфа ты смогёшь довести, почти честная твоя башка!
-Ни хуя себе! Ну ты заганул, Вань, загадку - по бабам считать. Да и как же можно бабий кайф смерить!
-Вото нехуй хуйнёй заниматься здесь было, - горячо посоветовал Иван и ласково пояснил: - А по кайфу проблемы не будет. Мы сейчас кайфометр соорудим. Оценит по пятибалльной - не зажалуешься! И за собой в оба смотри. Чтоб за предел выходить, да обратно непременно возвращаться.
Так наказал Иван и достал с кармана старый лабораторный кайфометр, Кащей попричитал на восточный манер и стали они к поединку готовится в ночь.
Первой поперёк себя натянул Ванька дородную добрую матрону, приведённую из темниц царя Кащея. Матрона не сразу пришла в себя и долго хихикала и жеманилась уже на хую пока не разрядилась бурным влагообильным оргазмом. Ванька для приободрения спустил ей сладкую пену в большой тёплый рот и уложил отдыхать. Кайфометр весело запрыгал язычками огня по шкале.
Кащей же в это время, взяв себе совсем маленькую девочку, в духе своих садо-мазохистских традиций доводил её до ещё не вполне понятного ей самой исступления, сжимая и легко поводя плоскогубцами по неглубокой шейке матки. Но мастер, тоже было видно, своего дела был первоклассный. Потому что показатель кайфа у девочки был тоже очень высокий.
Тогда Иван выбрал себе молодую грудастую девушку и пёр её до нежных струек пота стекавших по густозаросшей её попке. Для порядка Иван обволок горячим жерлом хуя её довольно развитую матку и теперь стремительно надёргивал её и ласково сжимал в объятиях. У девушки слёзы текли из глаз и обильный сок из пизды. Её дикие чёрноволосые ноги бились и крепко сжимались у Ивана на плечах и девушка со всех своих оставшихся сил подкидывала Ивану задом. Кайфометр слегка зашкалило.
Тогда Кащей удивил очередным блядством. Закобелив девку не менее ядрёную, он вставил ей два глубоких зонда в порядке полухирургической операции, в рот и жопу. Зонды мало того, что раскрылись внутри, но ещё и соединились друг с другом. Кащей вставил свой железный конец ротовой зонд и начал проссыкать свою жертву насквозь, приводя её в стремительные оргазмы от которых попа у девочки дёргалась и смешно фонтанировала из заднего зонда. Кайфометр аж вело, когда при этом Кащей пропустил легкий электрический ток через кончики грудей девушки.
Тогда Иван пошёл в не на шутку. Он выбрал себе девочку с ярко-рыжим ещё нежноволосым лобком. Завязав её глаза, он положил её правую руку себе на хуй и так с ней прошёл перед всеми узницами кащеева замка. Семь раз девочка случайно сжала его хуй и семь женщин он определил ещё себе на раз.
Развеселив основательно их взнабухшие пизды, Иван взял по две пизды в каждую щепотку, по пизде в щекотливые пальцы ног, да ещё одну красавицу с мокрыми подмышками и с влажной мощной пиздой Иван насадил прямёхонько на хуй. А уж огненно-рыжее лакомство своей девочки Иван взял в рот сам себе как самое нежное. И тогда Иван лабанул человек-оркестра низвергающего из себя им порождаемые вселенные. Бабы взвились в небеса с первых аккордов и упорно не желали оттуда возвращаться. Иван приземлял их потом на своём вертолёте и даже слегка охуел. На кайфометре выбило на хуй шкалу.
Тогда попёр на хуй Кащей. Он собрал всех женщин без всякого выбора до скопу и нарядил хоровод. Женщин лицом в круг, а до задниц им домастрячил один общий чудо-обруч из воронёной стали. По всему чудо обручу шли резиново металлические насадки количеством ровно на каждую пизду, да с подхвостником в задницу. По обручу на всех подавалась сначала остро холодная, но начавшая понемногу теплеть вода. Женщины повели медленный хоровод подталкиваемые импульсивными внутри них движениями обруча. Хуй Кащея стремительно вздыбился и лёг на желоб с уходящей в чудо-обруч водой. От воды пошёл лёгкий пар. Хоровод стал двигаться быстрей, в животах у женщин потеплело и нега раздалась по всему телу каждой. Задницы женщин стало легко подбрасывать в танце и хуй Кащея стал накаляться прямо в воде. Вода подходила к точке кипения, а танец стал превращаться в маленький вихрь, когда Кащей стремительно взмыл высоко вверх над бьющимся в оргаистическом порыве женским кругом.
Он висел над самым центром вращающегося живого круга голых горячо трепетавших женщин. Вода давно покинула точку кипения и теперь острые маленькие струйки пара били точками-звёздочками внутри женских стремительно взлетавших тел. Исходящая мягкая горячая сила их стремительного полёта лилась живой рекой вперёд и самым чувствительным всем своим вкручивалась в самую нежную свою серединку. И когда женщины были уже на грани жизненного порога, Кащей стремительной холодной сталью вонзился в эту беззащитную и жаждущую серединку.
Кайфометр унесли.
-Хуй с тобой! Вымолил! - сказал слегка охуевший Иван. - Можешь же, когда захочешь. Боец бойцом! А такую хуйню затевать. Баб красть, да по мелкому над ними сильничать, да ширять. Это ж хуйня!
-Хуй с тобой, - сказал Кащею Иван. - Свободу ты отвоевал и бабы тебе будут. Только уж тех, что покрал, поотдавай если захотят - совесть имей. А наказание тебе моё будет вот какое - до скончания этого века не иметь тебе доступа к наркотическим и психоделлическим.
-Вань, меня ж ломать будет! - предупредил Кащей.
-А это ты сам понимаешь - процедура тебе даже полезная.
-Ладно, - согласился Кащей. - А там ото твоя принцесса. В горенке.
И махнув рукой, ушёл готовится к предстоящим испытаниям.
А Иван пошёл Елену Прекрасную искать.
* * *
Шёл, шёл Иван по замку. И вот зашёл в горенку, про которую Кащей сказывал и обомлел. Смотрит - лежит его царевна прекрасная в хрустальном гробу на шести цепях. С виду жива, только щёки бледней обычной её красы, а подошёл Иван, а в ней ни сердца, ни дыхания почти нет. "Летаргия", осознал грустное событие Иван и охренев подумал: "Ну, ёбаны гуси, и разгоню же я вам здесь вашу некрофилию".
И стал легонько Елену Прекрасную по пизде щекотать. Пизда даже под платьем чувствуется тёплая, а Елена Прекрасная как лежала, так и лежит. Ни сном ни духом ни пошевельнётся. Иван гроб хрустальный с цепей снял и поставил на крепкий дубовый стол. Лежит Елена Прекрасная вся перед ним - в струнку вытянулась. Снял тогда Иван с под её белого воздушного платья её белоснежные трусы и подол платья закинул на грудь. "Родная!", удовлетворённо признал Ванька пизду, которую ещё в Древней Греции на пеньке присаживал. Только лежала она сейчас перед ним между плотно сведённых вместе ножек и от этого вид у неё был немного более грустный и ледяной. Иван не стал сразу в порыве тревожить спавшую глубоким сном пиздёшку, а просто нацеловал ей плотно сложенные складки лохматого треугольничка. В пизде глубоко что-то ойкнуло словно далёким эхом ему в ответ, но тут же стихло как и не бывало. Тогда Иван раздвинул прохладные, словно у искусно выточенной из слоновой кости куклы, ножки, и перед ним предстало волшебное царство спящей пизды. Губки сейчас не алели вовсе, а лишь легко отдавали розовым оттенком. И не вздувались бурными волнами соков, а скромно и безмятежно льнули друг к дружке в сладком сне. Кудрявые волосы обильно вились по краям больших губ и сенью своей прикрывали покой мирно спящей пизды, спускаясь лёгким пуховым обрамлением к почти незаметной розовой попке. А клитор спал в кожаном розовом мешочке повернув головку на бок. Одним словом тут было кого будить и Иван первым делом зашёл кончиком языка к клитору в гости.
-Рота, подъём, - тихо, но внятно скомандовал кончик языка клитору.
-А, Ванюшка пришёл! - радостно потянулся на уютном ложе клиторок Елены Прекрасной. Но был по обыкновению своему поперва необыкновенно ленив. По причине чего пытался затеять волынку: - Ну, присаживайся, сейчас кофейку согрею. А потом можно будет и зарядить-с пульку-с.
-Я тебе заряжу! - уж кто-кто, а смекнул Иванов язык. - Вставай маленький проказник, а не то будет нам сейчас с тобой и пулька и кофеёк и неоднократное присаживание!
И стал кончик языка Ванькиного клитор на его удобном ложе валять. Тот сначала биться и хохотать от щекотки, но язык поласковее пошёл и согрелся розовый похотник. Стал дальше розоветь, крепчать, да дуться. Тогда Ванька от него языка убрал, пусть сам немного попыжится, и сунул язык в пизду на проверку глубины температуры и влажности. Горячий шершавый гость потревожил лохматые своды. Пизда была сочна и вкусна необыкновенно. Несмотря на глубокий сон своей хозяйки и внешних створок влагалища, в самой пизде было , как в натопленной печке и по стенкам пещеры обильно струился ручейками берёзовый сок. "Ебать!", подумал возбуждённо Ванькин язык и сгоряча достал до матки. Матка откликнулась волнением и всегдашней, как пионерской готовностью. "Сады Семирамиды!", подумал восхищённый язык, осматриваясь в волшебных чертогах пизды, и развил внутри женского тела бурную деятельность. Он болтался по пещерному царству как последний распиздяй, чем привёл всё в пизде присутствовавшее в священный трепет. Он целовался взасос с маткой и матка лишь сконфуженно улыбалась после каждого такого разбойного поцелуя. Он матерился и хулиганил так, что у всего влагалища начали подрагивать стенки. Своды обещали рухнуть довольно скоро, язык надо было спасать. Поэтому Иван вынул рассвирепевший язык из пизды и ввёл его на послушание в узкое колечко розовой задницы. Пока язык бился и остывал, скованный анус Елены Прекрасной порядочно растянулся на горячем языке и стал проявлять первые признаки полового беспокойства. Из пизды на него стекал сок вулканического возбуждения её горячей соседки. Вся щель теперь была разбужена и до предела изнервлена. Губки были уже не нежно-розовыми, а ало-багровыми, рельефно вздувшимися и бесстыжими. Волосы по всей щели разваливались на сбитые кустики от обильной паховой росы. Обе щелки, и пизды и попы, горячо вздрагивали и напрягались губками навстречу ожидаемому хую, а клитор превратившийся из волокитчика в героя соцтруда, если не в стахановца, напряжённо выглядывал малиновой от возмущения по нехватке работы головой из своего кожаного натянувшегося плащом мешочка. Ивану показалось, что Елена Прекрасная легко улыбается во сне, но сама она лежала по-прежнему неподвижно с широко раздвинутыми ногами и сложенными на груди руками.
И тодыть Ванька вдул.
Закачалась, кажется, не только комната-горенка, но и весь кащеев замок к ебеням! В округе на тридцать три дня пути и тридцать три мили поднялся ветер с ураганными порывами. На Хуевой Горе снесло башню и за три пизды в колодце легохонько ойкнул чёрт.
Елена Прекрасная лежала ни жива, ни мертва, а Ванька усердно наддавал ей во все бока проводя реанимирующее искусственное дыхание на свой нобелевский манер. Когда пришло время наполнять моря и океаны живительной влагой Иван взялся крепко за обнажившиеся в процессе ебли крупные тугие буфера Елены Прекрасной и так молодецки поставил хуй на место, что хуй бы там и до сих пор бы стоял, если б его вовремя не оторвали! Из морей и океанов потока вырвалась самая горячая, живучая и стремительная, капелька спермы и тропами оголтелого безумия оказалась у Елены Прекрасной на языке. Нежный розовый язычок словно огнём обожгло или током ударило. "Ой!", вскрикнула, вздрогнув судорожно, Елена Прекрасная и проснулась. Глубокий летаргический сон отступил.
И ещё не поняв до конца, где она находится, и что вокруг происходит, Елена Прекрасная оказалась во всецелой власти своей истерзанной одиночеством пизды. Конвульсии, поднимавшиеся от живота, подхватили её и понесли на своих волнах, заставляя ежекратно вздрагивать от каждого толчка уже неторопливого Ванькиного хуя, мощно стучавшего в крепостные стены влагалища.
-Любимый! - проговорила только Елена Прекрасная совсем охуев.
-Разбудил, лапонька! - объясни ситуацию толком Иван.
* * *
И взял тогда Иван-царевич свою ненаглядную Елену Прекрасную, наставил Кащею упреждающих указов и заветов более баб ни в жисть не обижать, и пошли они со двора добираться к своему царству.
Чтобы ног драгоценных её не бить, позвал Иван золотым платочком вербушку, и обернулся золотой платок горячим богатырь-конём. А из кольца драгоценного могучий дуб сделал сбрую полную богатырскому коню. Посадил Иван Елену Прекрасную на богатырь-коня, сам крепко сел и поехали они до царства своего возвращаться.
А как приехали - справили свадьбу, что не в сказке сказать, ни пером описать! И мёд там по усам тёк такой, что не сразу и догадаешься!
А от того дня, когда Ванька её будил, через год родила волшебная фея Ивану сына. Роды случились в мирном городе Муроме и назвали сына по православным канонам Ильёй.
Alien