Свадьба

1.
Вот все орут: "Рокеры, панки, блядь, - музыкальные солдаты в войне с хуевой жизнью, властью, пидарасами и прочей атрибутикой тоталитарного режима!" Эти смелые и талантливые граждане разбивают в кровь пальцы о лезвия струн и мрамор клавиш. Они несут новое и заглядывают "за горизонты". Они - лакмусовая бумажка общества и, когда становится совсем кисло, они краснеют не только от пива.
Пиздежь. Заверяю прямо: пиздежь и утопия!
В рок попадают те, кому в "попсе" дали по жопе мотком шнура "Proel". Не заработав реального "бабла", эти диссиденты принимаются зарабатывать ореолы (мучеников, героев, революционеров и пр.) Ну, хуле, я знаю, что говорю. Ведь в начале 90-х сам с подельниками устраивал кошмарные рок-сейшены, квартирники, пьянки с политическим подтекстом, и не вылезал из местных райотделов. Мы плевали на общество, и общество плевало на нас.
Но вскоре мы заметили, что общество плюет как-то увесистей и точней. У нас в руках гитары "Музима" и "Диамант", а из барабанов - незабываемый набор "Энгельса" (да, тот самый, где приходилось привязывать "бочку" и "хай-хет" к стулу, чтоб они не разъезжались). И еще орган "Vermona", самопальные "гробы" с "кинаповскими" динамиками, да пульт "Электроника-ПМ01", со скрипучими фейдерами. Микрофоны МД заставляли нас, "свободных", выдавать такие протесты, что мама родная... А если мы не выдавали протесты, то микрофоны выдавали хуйню. Вот и вся революция.
А у кабацких лабухов - Gibson'ы и Shure'ы, самоиграйки Yamaha и лавэ в каждом кармане. Ведь они лабали всякую продажную поеботину не собственного сочинения, и все были "в шоколаде".
Но мы - гордые, блядь: у нас барабанные палочки за 1 р. 30 коп и белорусские струны, после которых надо тщательно мыть руки! Мы призывали к деструкции, рвали оковы и блевали дешевой закуской, типа,жвачки "Турбо".
Но в один дождливый вечер бас-гитарист Боря сел на край сцены в актовом зале "Агропромпроекта" и, допив странный алкогольный коктейль "Ореховая ветвь", грубо сказал: "Идите вы нахуй!"
Вся рок-банда застыла в непонимании момента и слов. Ведь нельзя же так вот просто взять и послать всех нахуй. То есть, без причины...
Блондин, пошатываясь от того же напитка, оставил прощальный аккорд на клавишах и подошел к Боре.
- Ты чо, охуел, да? - попытался успокоить он депрессирующего басиста.
- Это вы охуели, - ответил тот, и глубоко в нос засунул талантливый палец.
- Если не можешь выучить партию, то при чем тут пацаны?! - заорал сверху кучерявый соло-гитарист Лёня (ему везде виделась "лажа").
- А кто за бухлом пойдет, пока магазин не закрылся? - не в тему, а, вернее, в тему сказал барабанщик Монстр.
- Я схожу. А то вы опять какой-нибудь хуйни купите, - вызвался я, понимая, что сейчас будет политсобрание на тему "Пора зарабатывать деньги". А я так не любил эту тему... То есть, деньги, конечно, я любил, а вот зарабатывать да еще святым - музыкой... Ну, в пизду.
Короче, когда я вернулся с тремя "фанфуриками" "Женьшеневой" и рыбой селедкой, все уже было решено. Мы будем готовить "халтурную" программу и ездить по свадьбам, поскольку кабаки были заняты, да и вообще, вольготней шабашить напрямую, договариваясь с клиентом. Как оказалось, Борька давно вынашивал эти предательские планы и даже уже имел заказчиков.
- Часть денег себе заберем, а остальное - на "аппарат" и пиво, - агитировал он, размахивая селедочным хвостом.
- А как же рок-фестиваль в Политехе? - обреченно спрашивал я, понимая, что назад пути нет.
- Куда он нахуй денется! - бодро говорил перебежчик Блондин, слюнявя стакан.
- Да и хуй с вами. Только я Муромова петь не буду, - поставил условие Леня.
На том и порешили.
Дождь вливал все сильнее, а мы, словно на похоронах, составляли перечень песен для музыкальных "шабашек". Блядь, чего там только не было: и Газманов, и Белоусов, и "Любэ", и Маликов, и Крылов и еще какая то поебень из "Ласкового мая", а также Державин, "А-Студио" и пиздец еще кто.
Разъехались мы к утру. Ведь через две недели наша первая "свадьба".

2.
Утро выдалось просто заебательское. С ласковым солнцем, слабым ветерком и волнительным настроением первого "выхода". Уже забылось то ощущение ущемленной гордыни, когда приходилось заучивать пиздоблядские эстрадные песни того времени. Это как прыгнуть с моста первый раз - вроде высоко и ну бы его нахуй, а надо...
Мы вынесли аппаратуру и инструменты на улицу и, не успев докурить "Тройку", увидели, как к подъезду подкатил бодрый, как упомянутое выше утро, ПАЗик. Из него выскочили шофер и какой-то мужик в затертой толстовке, представившийся Колюхой.
- Ну, че, грузимся? А то нам ехать пиздец сколько, - весело крикнул он кому-то на той стороне улицы.
Мы резво затащили наши "орудия производства" в автобус, и Боря, посмотрев на свои командирские часы, сказал:
- Блядь, где эта скотина?
- Мы кого-то ждем? - спросил Колюха.
- Тромбониста, - коротко ответил Борька.
- Какого тромбониста?! - хором спросили мы.
- Кота. Мы с хозяином договорились, что марш Мендельсона начнем с духовых, а Кот сегодня из оркестра отпросился за "пожрать и бухнуть", - открыл тайну наш бас-гитарист.
Сразу же после этих слов из-за угла показался черный кофр и с ним сам Кот в серой кепке и с мороженым руке. Он не спешил. Он знал цену "прекрасному". А мы, блядь, не знали, посему пизды он, конечно, не получил, но был обруган нехорошим словом (мне, право, неудобно его даже произносить).
Короче, мы поехали, в какую-то Синявку иль там Хуявку - не помню. Но точно возле пруда, и газ там был проведен почти по всей улице.
Встретили нас хорошо. Нет, встретили нас просто охуенно! Ведь тогда еще было какое-то преклонение перед городскими музыкантами - типа выписали аж из областного центра, нихуя б себе! А мы так с достоинством и интеллигентностью деловито устанавливали колонки, подключали шнуры к усилителям ТУ-100 и глубокомысленно говорили в микрофоны: "Раз-раз..." Местная несовершеннолетняя босота окружила наш ансамбль, и десятки чистых, не обремененных логарифмами взглядов сверлили нас как алмазные буры.
Стереофонически кудахтали куры, мычала корова за забором, и где-то на краю села тарахтел трактор "Беларусь". Пахло жареным мясом, сивушными маслами и сеном. Мы даже не дышали, мы пили этот воздух, в котором и была та сила, про которую когда-то говорил товарищ Троцкий.
Столы расположились под целлофановым навесом, а на столах... О, бля, чего только не было, на столах! Котлеты в тазиках, салаты в салатницах размером с ведро, картошка в кастрюлях, куриные части, гусиные ножки, холодец, помидоры, яблоки, стрелки лука, соленые, бочковые огурцы, горячий хлеб и трехлитровые банки с волшебным отливом.
- Музыканты на свадьбах не пьют, - строго предупредил нас Бориска, грозно шевеля усами.
- А что они на свадьбе пьют? - поинтересовался барабанщик Монстр чисто из вредности. Ведь ему как раз пить-то было нельзя: он лечился от триппера какими-то новомодными уколами, при которых запрещалось бухать.
- Они пьют компот и квас, - не поняв иронии, ответил Боря.
Ну, хуле - квас так квас. Ему виднее, это его вторая свадьба.
А вокруг нас носились сельские барышни с волосатыми подмышками и добротными телами - именно такими телами должна гордиться наша страна, а уж никак не подиумными моделями с наркотическим взглядом и выпирающим наружу скелетом! Сельчанки бросали на нас лукавые взгляды, и это дарило надежду на полноценные поёбки и вечернее молоко.
Короче, все было готово к свадьбе. Не было только самой процессии, которая задержалась в райцентре по причине объезда всяких родственников. Ну, да все знают подобные ожидания. Они приятны. Да.
Вот только Кот был не совсем спокоен. Мороженое натощак сделало свое дело. Ему мучительно приперло в сортир. В тот самый, с окошком-сердечком на дверце.
- Я сейчас, по-быстрому, - заверил он нас, как-то мучительно сгибаясь к востоку.
После этого он вместе со своим тромбоном шмыгнул в глубину двора и заперся в скрипучей сельской уборной. В праздничной суете это прошло незаметно, и глухие удары в деревянном клозете никоим образом не омрачали всеобщего настроения.
Мы были полностью готовы грянуть Мендельсоном по бездорожью и распиздяйству. По сценарию вначале звучит трубный глас Кота: "Та-та-та-та, та-та-та-та!!!", а потом мы всей мощью: "Трам-пам-парарум-пам-пам-пам-тарарам-тарарам-пам!!!"
- Едут, едут!!! - взвизгнула какая-то вертлявая девочка с разными косичками. Все кинулись к воротам, забыв о нас и кулинарии.
Но вот Бориска бы очень обеспокоен.
Две "Волги" и несколько "Шестерок" в пыли и собачьем лае подкатили к воротам, как корабли Колумба. Из машины вышли жених, невеста, свидетель и свидетельница. Жених был ростом высок и лицом необычен. Невеста слегка косила и чем-то напоминала Софи Лорен (особенно бедрами). Свидетель был пьян, свидетельница держала какие-то папки. В окружении родственников виновники торжества приблизились к воротам, где их встречали родители.
Последовали торжественные поцелуи, кидание мелочи, всхлипывание какой-то бабки и веселые "базары" про "долго и счастливо". И, наконец, заветные слова: "Проходите, наши дорогие Сергей и Елена...". И они проходят. Сейчас должен грянуть вечный марш старины Феликса в нашем исполнении. Мы напряжены как высоковольтные столбы.
А в деревянном приюте с сердечком слышится отчаянная возня и звяканье меди. Секунда-вторая - и дверца сортира торжественно распахивается. С не совсем подтянутыми штанами на тропинку ступил тромбонист Кот и сделал свое, неповторимое: "Та-та-та-та, та-та-та-та!!!" Это было достойно и удивительно. Не успел народ опомниться, как и мы грянули наше: "Трам-пам-парарум-пам-пам-пам-тарарам-тарарам-пам!!!"
Все захлопали в ладоши, и кто-то крикнул: "Ура!" Кот уже стоял рядом с нами и тоскливо смотрел на бывшего боксера Борю. Он знал, да все знали, кроме гостей, что может Боря в обиде нанести мерзавцу. И мать невесты (заведующая сельской библиотекой) тоже знала, и смотрела на Кота с искренней жалостью. А пока вся рать родственников и соседей усаживалась за столы, мы играли что-то легкое, как смерть мотылька.
Играли мы не долго. Колюха шустро усадил нас за крайний, специальный столик для музыкантов. На этом столике присутствовало все меню сельского гостеприимства, включая водку, самогон и "Буратино". Это заставило нас усомниться в словах Борьки о напитках для музыкантов. Но, тем не менее, мы пили квас и лимонад, а жрали все без гурманских выебонов.
В это время гости восхваляли рождение новой семьи и дарили подарки. Первое застолье изобиловало тостами, стихами, членораздельной речью и открытым деревенским смехом, которого очень боялись уцелевшие куры. Потом все кричали "горько" и пили по интересам. Насыщение пришло быстро и неожиданно.
- Всё, пора, а то потом хуй кто встанет, - деловито сказал Боря и, рыгнув, направился к инструментам.
Мы отправились за ним, кроме Кота, который отработал свою жрачку, хоть и весьма сомнительно. Побряцав струнами и цыкнув в микрофон, мы приготовились въебать "танец для молодых". По умолчанию это должна быть инструменталка на песню Стиви Уандера "I Just Called To Say I Love You". Но были "custom" варианты, типа, "Обручального кольца", "Не плачь, Алиса" и прочая музыкальная обойма. У каждого из нас имелись бумажки с программой и порядком песен. Правда, писали мы эти бумажки каждый по-своему. Я всегда говорил, что по пьяни можно разрабатывать стратегию, но уж никак не тактику.
В итоге, после того, как Монстр отстучал палочками темп, мы грянули все варианты танца молодоженов одновременно. Бля, это был шедевр мировой культуры в одном аккорде! Если кто из современных суперкомпозиторов будет в глубочайшем творческом климаксе, пусть применит наш способ - для intro может сгодиться.
- Аппаратура работает в штатном режиме, а теперь мы просим наших молодоженов выйти из-за стола и закружиться в своем первом семейном танце! - весело и непринужденно подсуетился я в микрофон (так всегда надо выходить из неудобного положения).
- Играем "слепого", - пошипел Леня в коллективе.
И мы заиграли чертов соул...
Жених с невестой нежно топтались возле сцены, улыбаясь штампу в паспорте и новизне ситуации. Родные и близкие окружили пару и умилялись в сытом спокойствии.
Танец мы особо не затягивали и, наконец-то, приступили к основной программе - "Обручальное кольцо" и далее по расписанию до остановки "Второе застолье" (песня "Чужая свадьба"). Во время танцев гости держали себя в руках и сознании. Они старались попадать в ритм и следили за координацией. Мы тоже помнили все слова и аккорды. Этот этап - прелюдия к собственно свадьбе, которая, как я уже упомянул, начинается со "Второго застолья".
Все снова расселись по лавкам и начали пить и закусывать уже хаотично, пропуская поводы и мотивацию. Мы же мрачно пили все тот же квас и "Буратино". Какого хуя? Смотреть на пьянеющую публику трезвыми глазами, по-моему, аномалия. И, тем не менее, мы начали второе отделение по графику, и было хорошо тем, кто уже "всадил" по-взрослому, включая дам. Танцы становились все более грязными и с налетом псевдоэротики. "Эскадрон", мы разбавляли Булановой, Буланову - "Яблоками на снегу", "Яблоки" - Добрыниным. Народ потел и производил революции в телодвижениях. Визжали девки и гоготали гуси. Парни и пожилые граждане ходили кругами и прыгали нехореографично, но искренне.
Внезапно я почувствовал, что мы начали лажать в басовом регистре. Я повернулся к Борису и не увидел его на месте. Тем не менее, бас гитара рычала, варьируя в четверти тона. Последив по шнуру, я обнаружил пропавшего басиста плотно сидящим за нашим столом с Колюхой и Котом. Виртуозно манипулируя струнами и стопками наш администратор-гитарист бухал жестко, как в немецком порно. Нихуя себе! Мы, оставшиеся на сцене, почувствовали, как рушится Берлинская стена или что там еще может рушиться! А Борьке было похуй. Музыка играет, люди пляшут - чего еще надо? Отъебитесь, граждане.
Кое-как доиграв второе отделение, мы собрали совет за столом.
Развенчав культ личности бас-гитариста, мы наполнили стаканы водкой и выпили. Потом еще. Ну, а потом вообще по капельке. Мир грубого деревенского быта стал мягок и незатейлив, как соха. Мы поняли свою святую миссию - нести в массы доброе и вечное. Поняли настолько, что попросили местного гармониста сыграть "Мотаню", а затем частушки. Всем народонаселением мы пели матерные русские куплеты и щелкали пальцами.
А потом наступило третье отделение. Ебаная попса перестала казаться такой убогой и глупой как раньше. Ведь на нее был нехуевый отклик из толпы! Поэтому "Белые розы" я пел так, что Шатунов мог бы смело идти к первому приличному пруду и топится с чувством выполненного долга перед Родиной. Как видим сейчас, он этого не сделал. И хуй с ним.

3.
- "Джули, Джулия, Джули, Джулия..." - пел я вторым голосом.
О, как я люблю петь вторым голосом, в терцию особо! Солист там напрягается, за дикцией следит, а ты так фоном как во сне создаешь полифонию из хаоса и мрака. Это прекрасно до охуения, и поэтому я напрочь забыл о тактах и ебашил как заклинание "Джули, Джулия..." Ебашил до тех пор, пока не получил по жопе доброго пинка от Лёни, который потерял всякое терпение, а руки его были заняты струнами.
- Бля, пидарас! - возмутился я в микрофон, но танцующие пары даже не оглянулись.
- Следи, че поёшь, олень! - ответил мне соло-гитарист и запел второй куплет.
Конфликт был погашен в самом начале, и я начал понимать, что мозг мой в алкоголе, а душа - в оливковых рощах. Мы играли громко, и это было важно. Непьющий Монстр держал-таки ритм, из которого мы норовили улизнуть и проветриться во "free style". Но народу нравилось. Я понял важное преимущество попсы: ее можно исполнять, имея в арсенале психические отклонения, алкогольное отравление и обычную бытовую ебанутость. Попсе похуй. Она все стерпит, как Спаситель. И она терпела.
Вечер перешел в фазу, где фазы меняются местами. А местами нет.
Во дворике зажгли фонари, под навесами - лампочки. Обслуга из трезвых тетушек и ребятни вертелась и кружилась вокруг тех, кому по штату положено было веселиться. Подносились холодные закуски и обновлялось пойло. На "третьем застолье" мы сидели кто где хотел и общались на различные темы.
- А чего это ваш барабанщик не пьет? Печень, поди? - таинственно спрашивал меня дядя жениха в помятом пиджаке.
В это время грустный Монстр поглощал молоки и лук кольцами. Это смотрелось если не странно, то необычно.
- А он колется наркотиками, потому и не пьет, - ответил я тем же заговорщическим тоном.
- Ах! - схватилась за сердце неизвестная бабушка.
- Прямо так и колется, иголкой? - допытывался дядя, нехорошо всматриваясь в жующего Монстра.
- Да, отец, иголкой в вену. Уйдет в туалет, ширнётся и кайф ловит, - откинувшись на столб, освещал я темные стороны жизни барабанщиков.
Тогда в глубинке, полной самогона и трудовых будней, наркоманы были еще в диковинку, ну, примерно, как агитбригада из райцентра. Поэтому живой "нарик" придавал пикантность нашему появлению в этих краях.
В этот момент Монстр неторопливо встал и направился к уборной. Мои соседи по выпивке замерли, словно увидели Красную площадь. Когда барабанщик вернулся, дядя жениха подсел к нему и тихо сказал:
- Ты это бросай, нехорошо.
- Чего, бросать? - вальяжно спросил Монстр, ковыряясь в зубе.
- Ну, это, типа, по уборным прятаться... И иголки, - пояснил добрый мужик.
- Какие иголки? - взволновался наш ударник.
На этом моменте, я покинул дискуссию и отправился к сцене. Там Бориска с искаженным от водки лицом настраивал кассетный магнитофон "Комета 225С-2". Как настоящий администратор, он запасся парой кассет с хитами в режиме "Non Stop", и в решающий момент делал все возможное для продолжения банкета. Я помог ему с засовыванием собственно кассеты в подкассетник и настроил пульт. Грянул Женя Белоусов: "Девочка моя, синеглазая-я-я-я...." и новый виток гульбища захватил двор и стал просачиваться на улицу.
Редкие фонари выхватывали из тьмы кусты и заборы, колодец и старую телегу без одного колеса. Посреди этой идиллии бродили пьяные люди и собаки. Со всех сторон звучала гармошка, и бабские голоса визжали о ком-то любимом. А под навесом творился праздник урожая. Русская печень работала в предельном режиме, и от этого кругом царило веселье и любовь.
Вот о любви как раз и пришла пора вспомнить... И я вспомнил. Где эти, с волосатыми подмышками? Где крестьянское тело и малиновые губ?. А вот же они! Прямо здесь, перед сценой. И не одни, и пьяные, как поцелуи. Лёня с Блондином уже вцепились в крепкие торсы и воздушные груди как энцефалитные клещи, а я, бля, как последний баран стою тут и любуюсь девственной природой... Кому она нахуй нужна, эта девственность? И я бросился в гущу событий.
Ее звали Настя. Ее было за что, и было как. Нет, что ни говори, а городские лярвы - полный пиздец супротив деревенской кобылицы! Я почувствовал, что если меня вдруг покинут силы или разум, то я не останусь лежать на пыльной обочине в коровьей лепешке. Это факт. И мы медленно вальсировали под "Больно, мне, больно..." Вадика Казаченко. Я лизал ее шею, она давила меня грудью. Мы почти не разговаривали. Разговоры - лишь вибрация воздуха. Куда там им до вибрации тела!
В итоге мы пошли тропой ночною в теплую развратную тьму. Под ногами шуршал песок и ломались невидимые былинки. И где-то возле неведомого водоема мы сделали это. Она ухватилась за какой-то сломанный ствол березы, я задрал подол шуршащего платья и, как говорили древние римляне, "вошел в нее". Наши движения были безупречны как с точки зрения механики, так и с художественной. То, что сейчас принимают за секс, называется шоу-бизнес. Все эти журнальные позы напоминают рекламу стирального порошка. Они как бы и красивы по форме, но ложны по содержанию, как и "отфотошопленный" товар. А вот у нас было не красиво, но честно и фантастически эротично. Я чувствовал себя царем природы, а она - царицей. Мы были одной неразделимой частью Вселенной. Кто ебался ночью в лесу, поймет, а остальные - читайте первоисточники.
Итак, мы сделали все возможное и даже больше, но жизнь полна тайн, сюрпризов и неожиданностей. Одна из таких неожиданностей произошла в этот святой момент.
Из темноты,вдруг резко выскочили световые лезвия фар. Вернее, одной фары. Поскольку скорость света все-таки больше скорости звука, то рев "днепровского" двигателя мы услышали секунду спустя. Этого хватило, чтобы подтянуть штаны и поправить платье Насти.
Мотоцикл с местным экстремалом и Борисом в люльке лихо подкатил к нам по грунтовой дороге (мы, оказывается, на дороге стояли, а "березой" был сломанный указатель на деревню Колодино).
- А-а-а... Ебемся? Хорош, давай на мотоцикле кататься! - заорал Борька на всю округу.
Я очнулся в настоящем, и понял, что жизнь - это не только фрикции под звездами, но и технический прорыв в будущее. Я стоял между мотоциклом и женщиной. И будь я проклят, если мотоцикл не тянул меня, как Фритьофа Нансена, к новым берегам и приключениям! Это извечный закон. Его еще никто не смог нарушить, даже президент Ельцин.
Настя спокойно взбила челку и, притворно зевнув, мурлыкнула: "Пошла я до дому, а то голова что то болит от водки..."
Мотоциклист в танкистском шлеме заржал на местном диалекте и бибикнул в ночь. Дева не спеша пошла по дороге в сторону околицы. Я, было, сунулся за ней, но меня грубо прервали:
- Заебал! Ну, ты едешь или будешь шататься по закоулкам? Завтра что, не встретитесь? - кричал Борька.
- Езжай, Bespyatkin, мы еще завтра увидимся. Споешь мне про "Светку Соколову"! - из полутьмы ответила мне Настя.
- Конечно, спою! - крикнул я, и, не оборачиваясь, кинулся к мотоциклу.
Как все-таки просто было тогда в сельской местности! Не надо было бояться маньяков или инопланетян. Ты точно знал, что твоя корова вернется с пастбища в хлев без посторонней помощи и все эти джентльменские ужимки здесь "не катят". Ну, это я образно, типа, скаламбурил.
А вот уговорить мотоциклиста уступить руль железного коня оказалось совсем не просто. Короче, за литр самогона и показ трех блатных аккордов он согласился. И вот я в жестком кресле 40-сильного "Днепра" мчусь по просторам страны навстречу рассвету и безымянному оврагу. Да, там был овраг.... И никто меня не предупредил. Но это в будущем, а сейчас я выкручивал газ, и в свете треснутой фары панически метались "грунтовка", ночные бабочки (не проститутки) и полевые мыши.
- Там тебя Монстр ищет насчет каких-то игл, - громко сообщил из люльки Боря.
- А нахуя ему иглы? - спросил я, совершенно забыв обо всем, опьяненный скоростью.
Ревет двигло, и в ушах шумит ветер перемен! Мы летим вдоль посадок, как всадники ночи. Великие посланцы темных сил. Кто ездил, тот знает. Это передать невозможно, об этом можно только молчать...
Но, как я и говорил, сюрпризы бывают разные. Пиздатые и хуевые - выбирайте на вкус. Эх, если б можно было выбирать. Я бы выбрал, но...
Когда я понял, что двигаюсь вперед, как и прежде, но только без мотоцикла, я вспомнил о сюрпризах. Такие овраги не отмечены ни на одной карте мира, даже в атласе по географии за 5-й класс. Тяжелый агрегат просто рухнул вниз, а мы с его владельцем по инерции перелетели на другую сторону. Мягко приземлившись, мы услышали откуда-то из Преисподней зловещий крик Борьки:
- Ебал я такие гонки!!!
Мотоцикл заглох, а Борис продолжал материться и ориентироваться на местности. В овраге было темно и не было севера.
- Борь, ты цел? - в волнении спросил я темное ущелье.
- Вот я сейчас вылезу и всем пизды раздам, ага! - ответило эхо голосом Бориса.
Он выбрался быстро, но был грязен и зол.
- Посмотри на мои брюки: они порвались! - кричал он.
- Да хуле брюки? Главное - жив! Пойдем, выпьем, - предложил я.
- А мотоцикл? - Борис был очень ответственным, чего нельзя было сказать о мотоциклисте в танкистском шлеме.
- Да, хуй с ним. Утром с братьями заберем, - успокоил он нашего басиста.
И побрели мы обратно в село, усталые, грязные и счастливые.
Рассвет только, только начал пробиваться сквозь горизонт, и роса на траве искрилась алмазными россыпями. Слабый туман у пруда клубился как пушистая, белесая анаконда. В разных концах деревни орали петухи, и скрипело что-то. Я всегда хотел узнать, что же это скрипит в "глубинке" по утрам. Так до сих пор и не узнал. А ведь это важно, поверьте мне.
К дому мы подошли тихо, как тени предков.
Под навесом почти никого не было, кроме бородатого деда, спавшего, как и его дед, на лавке, укрывшись звездами. Мы присели за стол и наполнили стопки. Сейчас был тот самый момент, когда ты еще не похмеляешься, но уже и не продолжаешь. Это переходный период между "перегаром" и "сушняком". Ты все понимаешь, и полон надеж на новый день. Ты знаешь, что скоро ляжешь в теплую пушистую нишу и заснешь с улыбкой на устах и с мечтами в груди.
- Бульончику утиного, горячего хлебните, ребята, - сказала мать невесты (заведующая сельской библиотекой), ставя на стол кастрюльку с ароматным питанием.
Мы хлебнули, не обращая внимания на трупики мелких плодовых мушек в жидкости. Это был тот самый, легендарный бульон, после которого ты не чувствуешь угрызений совести и тошноты. Он переваривает плохие чакры и не трогает хорошие. А под самогон - это уже нанотехнологии, про которые все время спорят президенты на каких-то там саммитах. Так или иначе, перекусив и все такое, я пошел в "хату".
Монстр, по-видимому, меня не нашел, и спал под платьем невесты на топчане в коридоре. Лёня и Блондин покоились на длинноногих кроватях под лоскутными одеялами. У Блондина на лбу расцвела здоровенная лиловая шишка (наверное, опять со ступенек ебнулся). Кота я не увидел - значит, гуляет...
Занавески на окнах не давали ранним лучам солнца проникать в помещение, где отдыхали "музыканты из города". Ведь им еще предстоит играть "второй день", а это уже марафон. Марафон волшебный, и если не отдохнуть, то можно сойти с дистанции. А кому это нужно? Поэтому я лег на продавленный диван с подушкой-тулупом и накрылся... Нет, я не накрылся, я только снял кроссовки и носки. А уж сон сделал свое доброе дело - оградил меня от пережитого и непонятого железным занавесом. Так было, так есть и так будет. Всегда и вовеки веков...

...Интересно, на какой кассете выключили магнитофон: на той, где группа "Мираж" или где "Электроклуб"?..
А про рок я даже и не вспомнил. Незачем...



© Bespyatkin