Было это давно, настолько давно что сказать в каком году уже не могу. Была у нас старая дача, и название она получила это только после того, как пришлось с ней расстаться в силу жизненных обстоятельств.
Жила у нас кошка. Странно, но какой-то постоянной клички она за свою жизнь так и не поимела, да и откуда она взялась я толком не помню. Чаще всего её звали Коша, а мама её звала Муськой. Видимо отсутствие постоянной клички получилось в результате внутрисемейных недоговорённостей. Летний период конечно мы проводили на даче, как и все дети. Вполне освоившись среди дачных домиков, пустырей на окраинах массива и вполне конкретного оврага, который носил гордое название "Каньон смерти". Название это он получил неспроста, по этому оврагу глубиной метров в 30 протекал ручей, была обильная растительность и водилась куча абсолютно ядовитых гадюк. Да и местность вокруг ими изрядно кишила, чем, приучала нас к осторожности детских игр.
Свою кошку мы привозили на дачу в начале каждого сезона, и забирали обратно по его окончании. Освоилась она довольно быстро, еды ей вполне хватало, и даже если приходилось возвращаться в город, её подкармливали соседи на вполне взаимовыгодных условиях - она не уходила в поисках еды далеко, и "не уходя" промышляла ловлей мышей уже на двух дачных участках. Все были счастливы и всех это устраивало.
Кошка эта, хотя и была из обычных, но всё же отличалась особым умом. Довольно часто проявляя его в самых неожиданных ракурсах. Так однажды, когда прорвало трубу на кухне в городской квартире, она вбегала в зал несколько раз, где все сидели перед телевизором, и тревожно мяукала, убегая обратно. Явно пытаясь привлечь наше внимание, что ей успешно удалось. Подобная реакция у неё была и на забывчивость мамы, если у той на плите уже что-то подгорало по невнимательности, и естественно, не было вовремя замечено.
Как только мы приезжали на дачу летом, она выходила из своих уютных мест ожидания, или неслась сломя голову и кусты с другого конца дачи, выражая при этом истинный восторг и настоящую кошачью преданность, терлась и как делают все кошки, громко мурлыкала. Мышей на двух дачах после весны практически не оставалось, и её прогулки становились затяжными, видимо под бесплатное обслуживание попадали и соседние улицы дачного массива. Но всегда, если ей удавалось поймать мышь, она приносила её бережно в зубах и клала на самое видное место - у порога дачного домика.
Конечно, заиграв её при этом досмерти.
Так произошло и в этот раз. Но только это была не жирная, отъевшаяся мышь, а подросток мышонок. Подвижность он сохранил полностью, и как обычно кошки отрываются перед употреблением, она с ним играла. Играла самозабвенно подбрасывая, с ожиданием попыток удрать, она опять и опять настигала его четкостью броска, и так продолжалось на наших глазах довольно продолжительное время. Наконец мышонок уже был прилично измотан, попытки свалить были оставлены, и он тяжело дыша, лежал на тропинке. Кошка сидела над ним, и по её физиономии тоже было понятно, что наигралась она вдоволь. До смерти оставались считанные минуты...
В такой безвыходной ситуации он вяло моргал глазами и смотрел на неё - сказать что жалобно - ничего не сказать. Мы смотрели за происходящим не вмешиваясь. У нас были свои правила, и по ним, если кошка, проявив смекалку, выдержку и упорство с ловкостью смогла поймать мышь - она вправе делать с ней что её душа пожелает и никто не вправе лишать её этого удовольствия. Никто. Потому, как мыши это зло, а их с аппетитом едят ещё и гадюки, от которых зло уже более актуально и уже применимо к нам. Ну и опять же, природа. В ней нужно выживать.
Сидим, смотрим. Кошка наклоняется к мышонку и обнюхивает его с таким удовольствием, что это даже не скрыть. Это предсмертое дыхание свежей мыши, оно придаёт пикантность, оно должно запомниться как нечто приятное, это оценка труда, который она приложила ловя его... Наклонилась ещё ниже... Чем то даже похоже на нежный, смертельный поцелуй... И в этот момент мышонок сцепив зубы и собрав последние остатки сил впивается ей в губу. Настолько неожиданно и внезапно больно он это сделал, что кошка дернулась и на секунду замерла с оттягивающим достаточно сильно губу и болтающимся мышонком. Больно было действительно, потому, что она практически сразу положила его тропинку и сидела так неподвижно секунд тридцать. Ситуация явно вышла из под контроля, у брата сразу же возникло нестерпимое желание помочь. Но помочь не получилось. Мышонок не собирался разжимать челюсти, а кошке попытки такой помощи проносили только боль и кровотечение. Одернув брата, я предложил дожидаться конца таким, каким он будет. Кошка не присмерти, лапы целы, зубы тоже, пусть освобождается или есть большая вероятность надорвать ей губу. Ждём. Самое противное, что идти она с ним не может, если только волочить, но это тоже доставляет ей боль. Промаявшись так минут десять, она перепробовала всё, на что хватало ей её опыта, и устав она присела на мышонком. И тут я увидел слёзы... Настоящие кошкины слёзы... Я на сто процентов уверен, что это больше от бессильной злобы, чем от боли. Мы с братом были поражены. Да, можно было разжать челюсти мышонка отверткой, отрезать его башку садовым секатором, но финал должен был наступить сам, без нас. Он и наступил. Придавив двумя лапами мышонка к земле, она с такой силой всаживала в него когти, что в какой-то момент он даже начал пищать. Повторяя раз за разом и выбирая более уязвимые места на его теле, она добилась того, что он разжал свои челюсти. В следующую секунду она, поняв что наступила свобода, схватила его за голову так, что о шансах на спасение можно было не думать, с хрустом на коренных зубах раздавила его голову.
Обычно она всегда съедала добычу, но этот раз был исключением.
© DeBest 2011