Я не знаю, что с женщинами случилось в моей семье, почему у них с мужиками получалось так, но каждый раз, когда я пытаюсь расковырять прошлое по мужской линии - упираюсь в отчимов. До прадеда - прадеда. Плюнул на это дело. Нет, значит - нет. Но в детстве обязательно нужен дед. Он нужен даже больше чем отец. Дед - это что-то такое древнее, мудрое. От него пахнет махоркой или самосадом.
У него странное, словно выжженный на солнце пергамент, лицо. Скрипучий голос и мозолистые руки, покрытые синими реками вен.
Я выбрал себе деда Дениса. Старший брат бабушки. Основательный мужик. Первостепенный.
В детстве все очень высоко. Даже стол и табуретки. Заметил, что людям нравится сидеть за барной стойкой. Может потому что там стулья высокие, можно свесить ноги, как в детстве и болтать ими?
До барной стойки еще далеко, и самое великое, что есть в моей жизни - дед Денис. Даже взрослые смотрят на него снизу вверх и стараются не упираться во взгляд. Два десять росту. Я воспринимал его исключительно частями. Вот ноги деда. Кривые, кавалеристские, в начищенных хромовых сапогах. Я вижу их примерно до колен. Там дальше, конечно, тоже есть человек, но он как гиперкуб из обобщенного числа измерений пересекает мою трехмерность только отдельными частями.
Вот откуда-то сверху тянутся ручищи и я возношусь наверх. А вот и лицо. Огромное. Половина лица рассечена ужасным шрамом. Бабушка говорила, что это его шашкой саданули, во время гражданской войны. Треплет за нос, смеется. Потом грустно сопит и от этого сопения у меня порывом ветра почти срывает скальп. Могучий дед.
Как с войны пришел, так начал жизни радоваться, что одиннадцать детей случилось. Когда родился самый младший, старший уже к земле стремился. Интересно, видела ли что-нибудь еще женщина деда, кроме личинок человека, которыми она стреляла из себя как из пулемета?
Когда детей стало много, дед решил построить дом и построил. Я не очень силен в строительстве, но вроде бы сейчас дом как строят? Покупают там сруб, да? Готовый. Ну, или бревна, тоже как-то приготовленные. Но дед Денис просто взял топор и пошел валить лес. Один.
Через несколько лет получился дом. В нем все поместились. Все одиннадцать. Категорический мужик.
Одна слабость была у деда. Сосед. Он в гражданскую на противоположной стороне воевал. Поэтому соседа обязательно нужно было зарубить каждый раз, когда дед выпьет. И шашка для этого имелась. Настоящая. Но у соседа тоже. Разнять их было невозможно. Иногда надеялись, что кто-нибудь кого-нибудь зарубит, но они помашут, помашут, напьются потом вместе да по домам разойдутся. Я этот момент в каком-то рассказе использовал. Очень уж он эпическим был и в память врезался.
А потом дед Денис умер. В сто восемь лет. Да и то не своей смертью. Любимой забавой у него было на медведя с рогатиной ходить. Все медведи в тайге деда Дениса знали по имени, кланялись в ноги и хотели мигрировать хоть на Сахалин, только бы подальше от деда.
С рогатиной это знаете как? Это палка такая с раздвоенным концом. В случае деда Дениса - бревно. Находится медведь. Всячески оскорбляется. Медведь обижается и перед атакой встает на задние лапы. Рогатина упирается в землю и косолапый благополучно на ней скопычивается. Ну, скучно деду было. Рогатина сломалась, и Мишка деда поборол.
С рогатиной. На медведя. В сто восемь лет. Эпический мужик. Не с этой планеты.
Иногда показывают в телевизоре или интернетах долгожителей. С придыханием называют цифру за сто и показывают какую-то курагу с глазами. Не человек даже. Просто что-то ветхое, но вроде живое. Обычно Японское или Китайское. В этот момент мне кажется, что люстра начинает качаться, пол под ногами подрагивает, а солнце прячется за облаками. Потому, что дед Денис тоже смотрит эту новость и где-то там, в своем обобщенном понятии измерений сидит на завалинке в обнимку с медведем и смеется.
© week-by-week