В седьмом классе появился новенький. И сразу попался на крючок издевок своих новых одноклассников.
- Привет!
- Пьивет!
- Ты новенький?
- Новенький.
- А как тебя зовут?
- Гена.
- А фамилия?
- Таясов.
- Таясов?
- Да нет, не Таясов, а - Таясов. От имени Таяс. Как в повести Гоголя "Таяс Бульба".
- А из какой ты школы к нам перешел?
- Из тьиста тьинадцатой.
С первого дня Гену Тарасова одноклассники стали звать Таясовым. Дразнили не злобно, так только, для смеха подразнивали. Тарасов оказался парнем необидчивым, вполне компанейским, на дразнилки не обижался, и с ним вскоре стали все дружить.
А среди зубоскалов особо выделился Борис Пряников. Ему талантливее других удавалось изображать дефект речи Тарасова. Ребята то и дело его просили показать, как Гена отвечал на каком-нибудь уроке или пел песню, и тот охотно устраивал концерт:
В суёвый бой идет ледовая дьюжина,
Мы веим мужеству отчаянных пайней!
В хоккей игьяют настоящие мужчины,
Тьюс не игьяет в хоккей.
Или:
Моёз и солнце, день чудесный!
Еще ты дьемлешь, дьюг пьелестный -
Поя, кьясавица, пьоснись!..
Или еще что-нибудь в этом роде смешное.
Постепенно ребята привыкли к тому, как произносит слова Гена, и уже не обращали внимания на его картавость. И только Пряникову постоянно хотелось в очередной раз высмеять тарасовский дефект речи. Он даже нарочно стал подбирать такие слова, которые в исполнении Гены превращались в неприличность.
- Гена, скажи: "ребята". Гена, скажи: "коробка". Гена, скажи: "хурма".
Гена простодушно произносил слова, все кругом потешались, а он смеялся вместе со всеми.
Плавают, допустим, на лодке по озеру, Пряников нарочно подначивает:
- Гена, крикни: "Ребята, гребите сюда!"
И Тарасов послушно на всю округу кричал фразу, в его устах получавшуюся непечатной.
Наконец всем это надоело.
- Слушай, Пряников, отстань ты от Генки. Хороший он парень, а ты его дразнишь и дразнишь.
- Дьязнишь и дьязнишь, - зубоскалил Боря. - Ладно уж, прекращу я вашего Таясова передразнивать.
Наступило лето, ребята разъехались кто в лагерь, кто в деревню, кто на дачу. Пряников отдыхал на даче и теперь там пользовался успехом у местной ребятни, рассказывая им, как Тарасов отвечает на уроке:
- Дьевняя Юсь была очень кьепким сьедневековым госудайством.
Или как тот в войнушку играет и кричит:
- За мной, товайищи! Уя! Юки ввейх!
То и дело дачные просили его:
- Пряник, скажи еще что-нибудь, как ваш Тарасов произносит.
И он незамедлительно веселил их:
- Яссийская Советская Федеятивная Социалистическая Еспублика была обьязована в езультате Октябыйской Еволюции.
Ему это так нравилось, что постепенно он в большей мере стал говорить по-тарасовски, нежели нормально, со звуком "р". Родители его ругали:
- Боря! Прекрати картавить! Как только самому не надоело!
Кончились летние каникулы. 1 сентября ребята снова пошли в школу. Тарасов так и сиял. Оказывается, всё лето он ходил на уроки к логопеду, и тот полностью устранил его речевой дефект. Пряников не первым узнал об этом, а когда узнал, случилось нечто совсем невероятное.
- Пьивет, Таясов! - сказал он Гене.
- Привет, Пряников! - весело отозвался тот.
- Не понял... Ты что, научился пьявильно говоить?
- Научился, как видишь. Так что хватит надо мной издеваться.
- А ну-ка скажи...
И Пряников хотел сказать: "коробка", а получилось так, как это слово прежде произносил Тарасов.
- Коробка, - сказал Гена.
- Ну пьосто чудо пьиёды! - сказал Пряников. И тут его охватил ужас. Ведь он хотел сказать: "Ну просто чудо природы!", а у него не получалось произнести звук "р".
- Ты чо, Пряник? Хватит придуряться! - сказали ему ребята.
Он аж язык прикусил.
- Вот так-то, бьят, - рассказывал он мне эту историю спустя много лет. - С тех пой Таясов стал ноймально слова пьяизносить, а я стал кайтавить. От этого даже пьишлось в дьюгую школу пеейти.
- А там над тобой издевались?
- Пьедставь себе, нет!
- А что же ты не обратился к тому же логопеду, который Тарасова вылечил?
- Да я обьящался, но только всё без толку, - сокрушенно махнул рукой Пряников. - Чудеса какие-то! И потом я у кого только не пытался лечиться. Денег убухал кучу, особенно когда стал хоёшо заябатывать. Вьёде бы вот-вот вейнется ко мне ноймальное пьёизношение, на языке его чувствую, а ничего, однако, не выходит! И что интеесно: однажды я был в Псково-Печейском монастые и исповедовался монаху об этом своем гьехе и несчастье. А он мне говоит: "Всё потому, что ты до сих пой так и не пожалел Таясова, когда над ним издевался". И вское после той исповеди я что-то вспомнил школьные годы, и мне стало очень жаль Таясова. И повеишь ли? На несколько минут вейнулось ноймальное пьёизношение. Но только на несколько минут. А потом опять.
- А с Тарасовым с тех школьных лет доводилось еще встречаться?
- Однажды на улице его увидел и на дьюгую стоёну улицы пеешел, чтоб не встьечаться.
- А зря. Может, тебе надо было у него прощения попросить.
- Я уже потом об этом подумал. Недавно стал искать его. Захотел сказать: "Пьёсти меня, Гена!" Нашел. Да только выяснилось, что он в пьёшлом году скончался. От яка кьёви.
- Вот беда-то!
- Видно, мне тепей до конца жизни носить его дефект. Как кьест...
©Александр Сегень