Паника. Гражданская война разума с чувствами. Холодный пот - это не выдумка писателей. Это здесь и сейчас, это пульс больше сотни в минуту. Когда даже не нужно прикладывать пальцы к запястью, чтобы сосчитать. Когда торопливые удары словно рвутся из груди, заставляя дрожать горло.
Жутко до тошноты, и дороги назад нет. Но и впереди - тоже темнота. Колебания маятника, прикованного к середине амплитуды. Муки Прометея, больная печень которого ни к чему даже орлу.
Паника. Паникаобиднострашно. Как будто что-то капает, когда произносишь. Кровь. Или - слёзы. Или кто-то читает заклинание, от которого не будет толка.
Я опустил прочитанную бумажку с диагнозом на стол. Старомодная желтоватая бумага. Сухие строчки. Приговор, к которому я был готов, но отказываюсь принять.
- Это всё... точно? - голос у меня дрожит. Ещё бы! - Может, перепроверить?
Врач поднимает на меня глаза. Есть в его взгляде что-то профессиональное, прозрачная ограда между живыми и мёртвыми. Между пока и уже.
- Алексей Иванович... Результаты томографии, сами понимаете. Да и анализ крови, там же не только маркеры, мы смотрим на биохимию...
Я его не слушаю. Зачем спрашивать? Не знаю. Томограф... Страшная штука, кто понимает. Репетиция похорон. После первых симптомов, врачей, надежды на "всё обойдется" и "да ну, нахрен, в тридцать восемь лет?" я уже стал разбираться в теме сам. В телефоне четырнадцать сохранённых ссылок - читай, перечитывай. Хоть наизусть учи. Симптомы. Лечение. Прогнозы. Как вести себя после. Во время. Лучше бы, вместо...
- Я вас понимаю.
Встаю, жму руку доктору. В его взгляде просыпается сочувствие, но тут же прячется обратно. В какую-то берлогу, присущую врачебной душе, чтобы не спятить. Он один - нас много.
- В четверг комиссия, приходите к одиннадцати. Рассмотрим вопрос с госпитализацией, готовьтесь бороться. Ваш случай - не самый худший вариант, возможно, получится достичь ремиссии. Стойкой ремиссии, как я надеюсь.
Я послушно киваю и ухожу из кабинета. В затылок мне не смотрят: у докторов слишком много бумажной работы, чтобы провожать взглядом свежих покойников.
Сажусь в машину, но не еду. Ключ воткнул, чтобы включилось радио, и только. Домой? На работу, честно обрисовать ситуацию? Поехать напиться? Всё не то.
Оживает телефон. Сестра. Я смотрю на её фотографию, слушаю "Martyr" на звонке. Мученик. Жертва. Кому и зачем меня жертвовать? На полуноте песня обрывается, гаснет экран, мигает красный диод пропущенного.
В сухом остатке у меня впереди - несколько месяцев. Возможно, полгода. Можно ограбить банк или зарезать врага, в этой жизни отвечать уже не придётся. Но денег и так пока хватает, а достойных смерти врагов никогда не было.
Снова звонок. Я снова не отвечаю. Чувствую себя за стеклянной стеной - жизнь больше не идёт сквозь меня, она идёт вокруг. Отражается в зеркалах заднего вида, машет ветками на ветру и смеётся. Или плачет. Но идёт своим чередом мимо меня.
Я достал сигарету и закурил. Мой персональный аквариум, мой саркофаг начал наполняться дымом. Раскашлялся, но не стал открывать окно. Назло кому-то? Видимо, себе.
Снова звонок. Лида. Конечно, и ей я всё рассказал. Что это - любовь? Или желание, чтобы обо мне плакала при жизни не только жена? Впрочем, Лида не заплачет. Она довольно жёсткий человек, она верит, что пока все живы, рыдать рано. А потом - поздно. Поэтому глаза у неё всегда сухие. Красивые зелёные глаза... Я открыл дверь и выбросил окурок на снег. Телефон пел мне о мученике, я взамен мог бы разбить его. Но не стал. Хватит и того, что я не беру трубку.
Дома я никого не застал. Дочка в школе, а жена, наверное, опять у своей колдуньи. Ведуньи. Бабушки, к которой надо сводить, чтобы пошептала. Я в Бога-то толком не верю, куда уж воспринимать всерьёз заговоренную воду и чужие молитвы.
Зачем-то включил ноутбук и сел в гостиной. Открыл любимый сайт с морскими видами, белыми пляжами и нереальным небом. Давно хотел съездить, теперь "давно" и "хотел" меняют значения и теряют смыслы. Один за другим. Пальмы. Пальмыпальмыпальмы. Опять накрывает паника, даже ноут на коленях начинает дрожать, того и гляди слетит на пол. Откладываю на диван, понимая, что жалеть комп глупо - новый мне не понадобится. Себя пожалеть? Да ну, глупости. Я всё равно не верю, что это - всё. Несмотря на строчки диагноза, несмотря на описание томографии: новообразование. Звучит мягко, мы же все любим новости? Новинки. Образование. Приколотите мне этот диплом к кресту на первый год, пока памятник ставить рано. Вместо фотографии.
Встаю и иду на лоджию. Мартовское солнце бьёт через стёкла, там даже жарко. Два кресла напротив друг друга: одно моё законное место, второе - для друзей, которые иногда бывают у меня. Вдруг. Если у них есть время. Если у меня есть друзья, в чём я всегда сомневался. Но в кресле же иногда кто-то сидит, недовольно морщась от моих сигарет. Они же некурящие, мои друзья. Они берегут здоровье и ничем не болеют.
- Алёша, ты не позвонил! Что сказали врачи? - Дверь на лоджию открывается, впуская жену и вытягивая в комнату табачный дым. Жене наплевать, мне - тем более. Выветрится до вечера, дочка не почувствует.
- Всё, как я думал.
Жена начинает плакать. Беззвучно. Не меняя выражения лица. Просто по щекам пробегают мокрые дорожки слёз, а руки нервно стискивают связку ключей, которые она забыла бросить в прихожей. От верхнего. От нижнего. От почтового ящика. От родительского дома. От врат Рая у неё нет, но это и неудивительно.
- Я ездила к Софии Сергеевне... Она сказала, что тебя вылечат. - У жены еврейские глаза. Карие, чуть навыкате. От слёз кажется, что они ещё крупнее. - Я тебе воды привезла... По стакану в день, но всю не допивай.
- Почему?
- Остаток надо будет вылить потом на перекрёстке.
Мне становится смешно, но улыбка выходит кривой, как у паралитика:
- В полночь, на дальнем болоте, стоя, в гамаке?
- Зря ты не веришь...
Звук её голоса меня раздражает. Она вся меня раздражает настолько давно, что развестись было бы лучшим выходом. Лучшим - если бы не Вика. Дочке нужно, чтобы я был дома. Я твёрдо знаю это, хотя многое другое неправильно ради этого, лучшего. Пусть так и остаётся, пока я ещё есть. Или нет?
- Верю... - я встаю и иду обратно в комнату. Пахнет сигаретным дымом и удушливыми духами жены.
Решение принято, оно получилось само, как сами падают звёзды и листья. Я не смогу нести этот крест, Господи. Можешь потом упрекнуть меня в слабости и в грехах, мы скоро увидимся, но я - не смогу нести. В телефоне, который уже столько раз напрасно играл для пустой комнаты мою любимую песню есть номер проверенного турагентства. Путёвку на двоих, на ближайшее время. Лида поймёт, возьмёт без содержания, всё решаемо. Два билета на острова, под пальмы у моря.
Два билета туда для нас, срочно.
И один обратно, для неё.
Прости меня, Вика, доча... Вырастешь и, надеюсь, всё поймёшь.
© Юрий Жуков