Время рушит гранитные замки
И заносит песком города,
Но для карт, что в руках у цыганки,
Не имеют значенья года. © Перестук колес, белые простынки полей за окном.
- Чаю не хотите? - В приоткрытую дверь купе заглянула симпатичная проводница.
- Да, да, будьте любезны. А я пойду пока покурю.
Вагон мягко пошатывало из стороны в сторону. В тамбуре было холодно и накурено.
Два мужика, попыхивая сигаретами, явно будучи "подшофе", обсуждали неизвестную мне Машку-сучку.
Я достал сигарету и, закурив, отвернулся к окну двери.
За окном было белым-бело, мелькали столбы и деревца. Диск солнца, тусклый из-за низких, тяжелых облаков, был отчетливо виден, скупо отпуская свет на грешную землю.
- Мужик, куда едешь? - Оставив в покое Машку, один из курящих обратился ко мне.
- Москва. - Мне не хотелось говорить и с кем.
- По работе? Или так, прошвырнуться? - Задал вновь вопрос мужчина.
- По работе. - Я бросил окурок в банку из-под баклажанной икры, заменявшей пепельницу и, отстранив плечом спрашивающего, пошел к себе в купе. - Извините.
Благородного, темно-коричневого, цвета чай, чуть подрагивал в стакане. Чайная ложечка, тоненько позвякивала о край.
Я с удовольствием отхлебнул глоточек и посмотрел за окно. Все те же поля, покрытые ослепительно белым снегом.
В купе вновь заглянула проводница:
- Через пять минут Ратищево. Стоянка пять минут.
- Спасибо. - Я улыбнулся ей и кивнул головой.
Набросив куртку и натянув ботинки, я вышел в тамбур, в котором уже толпились люди собиравшиеся сходить на этой станции.
Узлы, сумки, кошелки, рюкзаки. На лицах усталость от дороги и радость, ожидания встречи с родными людьми и местами. Звонки по телефону, уточнение места, номеров вагонов.
Я был лишним среди этих людей, стоящий отрешенно в углу, с дымящейся сигаретой в руке.
Тяжело вздохнув и пару раз дернувшись, состав встал.
Людской поток хлынул на перрон. Далеко не отходя от поезда, люди бросали на снег сумки и крепко обнимались с встречающими. Смех, шутки и едва сдерживаемые слезы радости, молчаливая радость встречи. Снующие бабки с криками - "беляши, пирожки", беспризорники с призывом - "дядь, дай на хлебушек". Монолитные лица представителей транспортной милиции, выражение лица которых, как бы говорило - "мы знаем, что вы все преступники, но это пока не доказано".
Я купил горячий пирожок "сорок пятого растоптанного размера", как его охарактеризовала продавец - бойкая бабулька, лет шестидесяти.
Отойдя в сторону обжигаясь, жевал пирожок, оказавшийся очень вкусным, наблюдая за людьми.
Среди бурлящего человеческого потока, вдруг, появилась цыганка. Статная, когда-то очень красивая, сейчас с расплывшимися чертами лица и фигурой. Черные, как смоль, волосы были собраны в тугой пучок на затылке. Цветастый платок, сбился назад, распахнутая на груди куртка, несмотря на сильный мороз, развевалась в такт ее шагам.
Она шла прямо ко мне.
Молча и сосредоточенно глядя мне в глаза.
Я обернулся, что бы убедиться, хотя это и так знал, что стою на краю перрона.
Она подошла почти вплотную ко мне и ее губы страдальчески скривились.
- Милай, как тебе больно. - Протянула она и покачала головой, две крупные слезы покатились из ее больших красивых глаз. - Твое счастье рядом. Посмотреть вокруг надо. Тоску согнать. Глаза открыть.
Я сглотнул остаток пирожка и, хотел было уже возразить, но она подняла, протестующее, ладонь с красивыми длинными пальцами:
- Не говори ни чего. Зара все знает! Все видит! - Она достала из-за платка, опоясывающего ее гибкий стан, бумажку и предложила. - Кинь деньгу сюда. Любую, какую не жалко. Отдай свою тоску мне, купи радость!
Ловкие ее пальцы быстро свернули кулечком клочок бумаги.
- Кинь.
Понимая, что это "развод", я все же, достал из кармана бумажник, вытащил сотенную и кинул ее, скатав в шарик, в кулек.
Цыганка, грустно улыбнувшись, шепча слова, свернула и подожгла кулечек.
Он вспыхнул и буквально за секунды сгорел, оставив на снегу лишь пепел.
- Вот и все. - Цыганка заплакав, побрела прочь.
Сказать, что я был удивлен этому инциденту - не сказать ни чего. Я стоял ошеломленный.
Ошарашено озираясь, я поймал взгляд нашей проводницы.
Смешанное чувство радости и удивления читалось на ее хорошеньком лице. Она, совладав с чувствами, позвала меня:
- Пора. Скоро отправляемся.
Вновь за окном замелькали поля покрытые снегом. В соседнем купе опять распечатали бутылку. Вновь в тамбуре повис сигаретный дым.
Поезд побежал вперед.
- Чаю? - Проводница посмотрела на меня с нескрываемым интересом.
- Да. И если хотите, присоединяйтесь, у меня есть шоколад.
Мы пили чай с Еленой. Молча и спокойно, словно делали это каждый день на протяжении всей своей жизни.
Пили чай, как пьют чай супруги, живущие давно вместе, когда понимают даже интонацию молчания.
Лена поставила стакан на стол и посмотрела на меня.
- Уволюсь. Завтра же.
Я, молча, одобрительно кивнул головой.
- А Зара, - Лена посмотрела в окно. - Таким тебя и описывала.
© БеSпалева