Ржунимагу

Князев проснулся рано: похмельная бессоница опять заворочалась в нем, вытащила из постели, поставила на ноги, отвела в туалет, заставила закурить, вздохнуть, пёрнуть и сидеть у окна, неизвестно зачем дожидаясь рассвета. Рассвет наступил, и не принес с собой ничего нового и уж тем более хорошего. Единственным разнообразием стал разве что бегущий по безлюдной улице носорог. Маленький, размером с большую свинью, но с солидным, угрожающе задранным рогом. Князев знал, что носорог - галлюцинация, но легче от этого не было. Животное завернуло за угол его дома, через мгновение в подъезде послышался громкий стук копыт, а следом раздались гулкие удары в дверь князевской квартиры...
Данное происшествие - на самом деле лишь послесловие к одному из самых, не спиздеть, эпохальных эпизодов князевской жизни. Впрочем - то был эпохальный момент в жизни подавляющего большинства колымских алкашей, молодых, старых и вообще младенцев. А именно - в поселке вдруг исчезла водка. Вообще. Напрочь. Вдребезги. К ебеням. Если вдаваться в подробности и устраивать журналистское расследование - это был мудрый креатив местного алкогольного магната. Год на дворе стоял 1997-й или что-то около, водку в местные ларьки везли все, кому не лень. Магната это заебло: в один прекрасный день силовым методом, то есть - пиздя, пизжа, отпиздивая и даже вовсе убивая конкурентов, магнат все эти мелкие подачи разом прекратил. С тем, чтобы через несколько дней обрушить в глотки ко всему привыкших колымчан, которые в свое время жрали солидол под видом американского мёда, запивая это дело союзнической же йодной настойкой (от последней по еблу тянулись синие пятна. Возможно, именно здесь таятся лингвистические корни славного слова синявка. Хотя...) так вот - обрушить в их пересохшие глотки тонны опять же американского пойла. Гигантскую партию которого магнат выиграл в карты во время визита к зёме, корифану и подельнику, проживающему в Анкоридже, штат Аляска.
Но человек предполагает, а погода располагает. То был март. А колымский март - это ни хуя не апрель, и уж тем более не май. Закружило-завьюжило, фуры с американской отравой застряли на трассе, шоферюги с горя начали глушить ценный груз, радостно горланя на всю тайгу "и только саммалеооотом можна долететь!!!". А горняцкий поселок на десять тысяч жителей, в котором Князев имел глупость родиться и проживать, впал в полное охуение от происходящего. Еще бы: исчезло то, что было блядь нахуй всегда, всегда, всегда. Короче, к оружию, братья, иначе следом за этой напастью из-за сопок появятся бомбардировщики, потому что это пиздец.
Следует заметить, что магнат рисковал, но не сильно. Вот если бы он затеял свою операцию осенью - тогда реальный пиздец пришел бы его магнатству, да и жизни тоже. Потому что когда по осени из лесов вылезут старатели, никакого оружия, чтобы угандошить того, кто посмел и покусился, им не потребуется - задавят голыми мозолистыми руками. Если отхуярившего сезон старателя лишить водки
- всё окружающее почти мгновенно лишится всего, мир исчезнет, взорвется, рухнет, лопнет, и придет ему настоящая и окончательная пизда.
Так размышлял Князев, бредя от магазина к магазину, от ларька к ларьку, задавая продавцам один и тот же, в конец уже заебавший их, продавцов, вопрос - "где?" Самые остроумные отвечали "в пизде", прочие в подробности не вдавались: нету. Как так? - размышлял Князев. А так как он вообще был склонен к размышлениям разного рода, и обычно далеко в этих размышлениях заходил, то выводы у него рожались самые что ни на есть хуинные. Типа: Апокалипсис. Или: Инопланетяне. Или того хуже: Эксперимент по глобальному отрезвлению нации, который ебаное правительство решило провести для начала на его, князевской, территории.
С одной стороны и хуй бы с ним, думал Князев. Нет водки
- можно хуярить анашу и пить "Анапу". Анаша на Колыме была нехуевая, потому что в данной местности не произрастала, и ее привозили из южных республик южные барыги. Деньгам они предпочитали драгоценный металл (из которого, сильно подозревал Князев, в последствии куется оружие чеченского пролетариата), но и деньги брали охотно. Однако как раз в этот злополучный период анаша что-то везде позаканчивалась, и хотя пурга и вьюга уже прекратились, путь в поселок преграждали фуры с американским алкоголем, в недрах которых опившиеся шоферюги и присоединившиеся к ним егеря, сотрудники метеостанции, геологи, дорожные рабочие и даже, кажется, медведи и лоси хором исполняли песню про Колымскую трассу, которая Магадана душа. То есть с анашой так же был облом. Так же, впрочем, как и со всеми другими поставками.
А что касается "Анапы", то тут Князева подвели принципы и склонность к размышлению и анализу. Ведь с другой стороны, думал он, как можно сидеть и хуярить спокойно "Анапу", когда налицо реальный заговор против
человечества? И продолжал поиски. А когда на второй день решил таки взбодрить себя хоть уж вином, облом приключился и здесь: ебучие алкоголики, почуяв беду, скупили всю "Анапу", и весь "Агдам", и все "Три семерки", и уже приканчивали остатки шампанского, попутно утаскивая в свои берлоги ящики с "Беломором". Они поняли, что блокада обещается нехуевая, и решили быть наготове.
Так прошло почти уже три дня, и под вечер третьего, когда трезвость достигла такой степени, что охуение по этому поводу начало сменяться отчаяньем, Князев нашел. Отказывающийся уже соображать мозг, выдал таки подсказку: ищи Сидора, Князев, ищи Сидора.
Сидор был младше Князева на пару лет, но по алкогольному стажу значительно мудрее, так как был алкоголиком в третьем поколении. Обладал незаурядным умом с филолого-лингвистическим уклоном. Размышлял, например, так: "ЫЫЫЫЫ, а отчего эта ногти на руках называются ногти? Про те, что на ногах - да, справедливо, а на руках должны быть рукти, по логике если. А у зверей лапы - значит у них лапти...". Без водки он не мог мыслить, а следовательно - существовать.
Сидору, между тем, повезло: о блокаде он ни хуя не слыхал, потому как пятый день находился в сосредоточенном запое. Причиной запоя стала сидоровская старшая сестра, по беспечности оставившая братцу ключи от квартиры, а сама уехавшая погостить к ебарю, проживающему в Анкоридже, штат Аляска. Не прошло и десяти минут после отъезда сестры, как Сидор отправился к ней поливать цветочки. Дура сестра алкоголя не употребляла, боясь плохой наследственности, зато коллекционировала заморские бутылки, щедро поставляемые ей её зарубежным хуем. Нередко она спасала брата от утренней смерти, но больше ста грамм враз не наливала, жадная сука, никогда. Сидор планировал за всю хуйню отвести душу - и не прогадал.
Когда Князев, излазивший в поисках Сидора все притоны, конспиративные квартиры и теплотрассы, вспомнил, наконец, про сестру, коллекция сестринского пойла стала меньше уже на две трети. Сидор обрадовался товарищу, так как заебся уже пить один: сестринские попугаи быстро сдохли от передозировки, а кошку он выкинул в окно, чтоб не отвлекала от мыслей своими дурацкими мяу-мяу. Князеву был немедленно налит стакан, который тот немедленно опорожнил, зажрав сухим кошачьим кормом
- больше из продуктов ничего не оставалась.
После этого Сидор предложил продолжить пиршество в князевской квартире. "А то мы тут все загадим, а Светке потом убирать". Князев возразил, что гадить, собственно, уже и негде - Сидор обладал способностью уникально быстро превращать в вонючие трущобы любое жилое помещение, вот и сейчас он успел наблевать в аквариум со сдохшими по такому поводу рыбами, заплевать весь пол и зачем-то насрать на угол ковра. "И потом, здесь хоть закуска есть, телевизор, а у меня вообще ни хуя". "Закуску с собой возьмем, а телевизор один хер не работает, я тут было в него нассал, и он сломался. А меня гляди, как контузило", - Сидор растегнул штаны и продемонстрировал почерневший от электрошока орган. "Зачем ссал-то?" - полюбопытствовал сочуственно Князев. "Я чего они хуйню всякую показывают. А теперь вот не стоит ни хера. Дрочил, дрочил..."
Они выпили еще по стакану за половое здоровье Сидора, насыпали в карманы сухого корма, выпили еще - на дорожку, загрузились двумя двухлитровыми бутылками джина "Маккормик" (отвратительного пойла из Анкориджа, штат Аляска, тонны литров которого в это же самое время, булькая, держали путь к пищеводам застрявших на Колымском тракте шоферов, а так же старателей, геологов, бурильщиков, егерей, медведей, лосей, зайцев и полярных сусликов) и отправились в путь. По дороге Сидор пел песню про шапку-нивидимку, которую он обязательно натянет на свой черный хер и отъебет всех сказочных героев, что попадутся на его пути. Князеву стало весело, он понял - сумасшествие миновало, мир уцелел. Потом Сидор зацепил какого-то трезвого мужика, получил неслабых пиздячек, и его пришлось нести на себе. Сидор помогал как мог: волочил по земле ногами и вопил Князеву в ухо: "брось меня, брат! Уходи один! Иначе погибнем оба!" Он вообразил себя раненным партизаном.
Дома у Князева они выпили одну двухлитровку пахнущей еловыми опилками мерзости, а затем принялись развлекаться: швыряли стаканами в стену (стаканы взрывались как гранаты, засыпая пол мелким стеклянным крошевом), гоняли кота, по глупости решившего, что сухой корм принесли для него, и выкинули в окно кастрюлю, чуть не лишив местное ЖЭУ штатной единицы в лице пожилой дворничихи. Потом подрались и легли спать. А утром все началось сначала.
Все началось сначала и продолжалось еще три дня. На четвертый коллекция сидоровской сестры прекратила свое существование, зато в ее бельевом шкафу, под трусами и лифчиками, нашлась денежная заначка. К этому времени шоферам на трассе надоело драть глотки на морозе, они соскучились по семьям и решили, что пора завязывать. Зайцы, лоси и геологи разбежались по своим лесным тропам, взревели моторы - и вскоре прилавки поселковых магазинов заполнили двухлитровые пластиковые баттлы отвратительнейшего джина "Маккормик", произведенного в Анкоридже, штат Аляска. Батарею этой отравы и увидел Князев в ближайшей торговой точке, куда отправился за добавкой с остатками денег. Его ротовая полость мгновенно заполнилась еловым вкусом, после чего он, облевав прилавок, бросился бежать. Он окончательно понял: беда обошла стороной, заговор если и был, то все равно не узнать теперь имя главного заговорщика. И еще он понял, что пора заканчивать. На время, конечно, но - пора.
Мы начали с носорога - им и закончим. Похмельный синдром терзал Князева еще четверо суток. Бессонные ночи, тупое ожидание рассвета и, наконец - опасные для жизни материализующиеся галлюцинации... Дверь трещала от ударов. Князев понял, что через минуту эта тварь его просто забодает - замок еле держался. Вот, сейчас... В дверях стоял Сидор. В руках он держал почему-то подушку. "Ты что ж, падла, не открываешь? Замок теперь чинить... Я эта, привет. Я спать к тебе пришел. Один дома боюсь: животные разные донимают, попугаи всякие. Летают, понимаешь, и срут. Летают и срут. И еще носорог, падла. Бодается...".