Бегство.

Лине было страшно.
Бабушка давно уже уложила Мишку и закрылась с мамой в кухне. А про Лину как будто забыли.
Если закрылись ? входить нельзя, хотя и страшно, и спать хочется. Нельзя. Не маленькая уже, целых двенадцать лет. Надо терпеть.
Большая квартира почти пуста. Раньше в ней жили Лина с мамой, папой и бабушкой, и двоюродная сестра Рита со своими мамой и папой. Теперь почти все уехали. Первым ушёл на фронт дядя Аля, потом тётю Асю с Риткой отправили куда-то на Урал. Последним провожали папу. Он раза три ходил в военкомат, но на фронт так и не попал. Лина слышала, как он рассказывал маме: ?Говорит ? ещё раз придёте, партбилет положите. Со всеми вытекающими последствиями. Я ему ? я беспартийный. А он мне ? значит, последствия будут сразу же. Под суд, говорит, хотите? Чёрт знает что!?
Папа уехал с заводом, тоже в направлении Урала. Писем пока ни от кого не приходило. Да теперь уж и вряд ли ? немцы ожидались в городе со дня на день.
Город тоже опустел. И военных почти не осталось.
Лине было страшно, потому что жизнь разрушилась. И ещё потому, что она всё понимала. Или ? почти всё.

До Лины докатился тошнотворный запах. ?Обкакался,? ? подумала она и почти обрадовалась. Появился уважительный повод для того, чтобы напомнить о себе.
Лина вышла из их с Мишкой комнаты в длинный темный коридор. Из-под двери в кухню пробивалась полоска света. Лина прислушалась. Что-то ? не разобрать ? говорила бабушка. Мама молчала.
Лина тихонько прошла по коридору, осторожно открыла дверь и вошла. В последние дни мама с бабушкой всё время вели какие-то тайные разговоры, но стоило Лине войти ? останавливались на полуслове и прогоняли её. Теперь же словно не заметили. Бабушка тихо и мерно говорила:
? ?и даже речи об этом быть не может. Пойми, наконец, Люся, его никуда везти невозможно. Он просто не выживет, это гарантированная гибель. Причем для всех. Ему семнадцать, а разум и психика ? пятилетнего, да ты же и сама всё понимаешь.
? Господи? ? прошептала мама. ? Понимаю, понимаю. Но не могу? Подождать еще день?
? Нельзя больше ждать, ? мягко произнесла бабушка. ? Ты же видишь: от Гриши ? ничего, от Аси ? ничего. И нет больше времени. А есть возможность хотя бы Линку спасти.
Тем более сказала же Анна Михайловна ? двоих может взять, а больше ? нет. Последний же эшелон, ну, возьми же себя в руки! А иначе ? пешком, а пешком мы и двух вёрст не пройдем?
Мама ? мама, светлая королева! ? молча плакала.
? Будь проклят тот день, ? выдавила она, ? будь проклята та акушерка?
? Не гневи Бога, ? сказала бабушка, ? да, родовая травма, да, несчастье. Но ты-то сделала всё, что могла. Двенадцать лет по врачам, себя не щадя, всю жизнь на Мишеньку положила. Так что не гневи Бога. А может быть, ещё обойдется. Вот закончится всё, вернётесь, всё образуется?
? Господи, Александра Яковлевна, ? мамин голос стал неожиданно звонким, ? господи, что обойдётся? Что образуется?! Вы тоже про то, что немцы ? культурный народ? Да та же самая гарантированная гибель! Лина, ты что тут делаешь?!
Лина вздрогнула.
? Мама, бабушка, ? дрожащим голосом сказала она, ? там Мишка обкакался.
? Вот, Люся, ? сказала бабушка. ? Вот. И куда, и как ты собираешься всем вместе? Всё, хватит! Поезжайте, а мы, даст Бог, пересидим.
Мама закрыла лицо руками. Все замолчали. Потом мама выпрямилась, положила руки на колени и повернула голову к Лине.
? Есть ещё одна возможность, чтобы всем вместе, ? произнесла она неожиданно твёрдо. ? Лина, ты уже большая, ты имеешь право знать и участвовать. Через несколько дней сюда придут немцы. Они звери. Нам будет очень плохо. Я даже не могу тебе объяснить, как нам будет плохо. Мы можем с тобой уехать: Анна Михайловна ? военврач, она берет двоих в последний поезд до Краснодара. Мы с тобой уедем ? бабушка и Миша останутся здесь. Скорее всего, они погибнут. Ты понимаешь меня?
Лину бил озноб, хотя и в квартире, и на улице было тепло. Она с трудом кивнула и повторила:
? Там Мишка обкакался?
? Ты понимаешь меня? ? повысила голос мама.
? Люсенька, ? начала было бабушка.
? Подождите, Александра Яковлевна, ? прервала мама. ? Подождите. Вы уже готовы к своему решению. А мы ? нет. Я ? то есть мы ? мы не знаем, какое решение хуже. Лина, ты понимаешь меня?
? Да, мамочка, ? прошептала Лина.
? Но есть другое решение, ? продолжила мама. ? Все вместе. Понимаешь? Вот газовая плита. Мы откроем газ и ляжем спать. И всё кончится. Ну, Лина? Тебе решать. Ну?
? Мама, мы никогда не проснёмся? ? спросила Лина.
? Никогда, ? ответила мама. ? Но больно нам не будет. Просто заснём. Ну?
? Мама, я не хочу, ? прошептала Лина. ? Мама, бабушка, мне страшно?
? Всё! ? крикнула бабушка. ? Люся, прекрати это! Собирай вещи, поезд завтра, и другого не будет!
Она решительно встала со стула и вышла из кухни. Слышно было, как она прошла по коридору, открыла дверь к Мишке и закрыла её за собой.
Мама ещё немного посидела глядя перед собой.
? Собирай свои вещи, ? сказала она безжизненным, чужим голосом. ? Я пойду к Анне Михайловне договариваться.
На следующее утро они простились с бабушкой и с Мишкой. Лина почти не запомнила, как это было. Сохранился в памяти одинаковый, совершенно серый цвет маминого и бабушкиного лиц. И обрывки слов ? бабушка всё повторяла, что они постараются как-нибудь пересидеть. Потом обнимались ? без слов и без слёз, плакала только она, Лина. Да ещё Мишка ? он раскапризничался в это утро.
Потом был вокзал, хлопочущая Анна Михайловна, молчаливая мама, долгий путь до Краснодара.
Потом ? ещё много чего. Осень и зима в Краснодаре, и никаких вестей из их города. Паническое бегство из Краснодара в Сочи ? пешком, по ночам, в толпе таких же беженцев. Несколько бомбежек. Потом поезда: из Сочи в Тбилиси, из Тбилиси в Баку. Неделя на привокзальной площади. Голод. Грязь. Жар. Из Баку в Красноводск на пароходе. Много-много дней и ночей из Красноводска в Чимкент. По дороге ? работа в каком-то колхозе, где её пытался купить у мамы узбек-председатель ? в жёны своему девятилетнему сыну. Два мешка риса давал!.. И ещё ? старуха, отставшая в Голодной степи от их эшелона. Поезд остановился, все, как всегда, повыскакивали из вагонов ? кто воду вскипятить, кто надобность справить. Поезд тронулся, и старуха отстала. Как она бежала, как кричала, как рыдала! ?Верная смерть?, ? сказала мама. Эту картину Лина запомнила навсегда.
И бабушкино лицо ? тоже. А Мишка почему-то расплывался в памяти?
Потом был Чимкент. Потом папа каким-то чудом нашел их, и они перебрались к нему в Билимбай.
Их город освободили в сорок третьем. Папа стал хлопотать, но вестей долго не было. Только в начале сорок пятого пришло письмо от соседей, которые жили этажом выше и уже вернулись в город.
Бабушке и Мишке отсидеться не удалось: их расстреляли на Тракторном в конце сорок первого.
Жаль, Мишкино лицо никак не вспоминается?

Француский самагонщик