Боярышник

Как-то батрачил я на "дядю". Офисы отделывал - кровлю там, потолки подвесные и прочую ебань. Поскольку зарплату платили от балды и не много, то забивать хуй на работу было в норме. Приоритетом выступало домино, затем сика, "козел" и здоровый сон на стекловате.
Но иногда мы и работали. Работали почти как в годы первых пятилеток. Неистово и самоотверженно. Это когда за метры и кубы. Ну, вы понимаете. Правда, в тот год мы все прочно сидели на настойке боярышника. Стоило это царство 12 (или 13, не помню точно) рублей, имело 100 мл в объеме и 70% по спирту. Правда, там мелкими буковками было написано "Принимать каплями". Но поймите меня правильно: какой дурак принимает "боярышник" каплями? Это ж не "Корвалол"! Впрочем, и "Корвалол" тоже по каплям - моветон.
Так вот, бежит к нам прораб с выпученными от ответственности за мир глазами и орет:
- Бля, братва, щас "груша" прикатит, надо отмостку городить!
- Городи, товарищ! Разве ж кто против? - хором ответил рабочий класс.
Мы прекрасно понимали, что прибежал он не с пустыми руками. Раствор надо раскидать по быстрому, и еще "зеркало" навести, чтоб трещин не было. А если по трудовому кодексу, то до 17:00 мы его аккурат превратим в развалины Помпеи.
Запахло хорошорублевыми кубами. Но, как истинные гурманы по "боярышнику", мы смаковали предстоящую халтурку словно японские... Как их там? Забыл.
- Деньги - вот у меня в кармане! Поднимаемся, братцы! - взывал прораб.
Мы поднялись, как знамена. И в спокойствии чинном направились к месту действа. А место это, я вам скажу - пиздец. Сберкасса ?50... В подобных заведениях пенсионеры платят по "квиткам" за газ, свет в конце пути и земельную барщину. А еще там меняют рубли на американские символы мечты и европейские какие-то денежки. Братцы, не храните деньги в сберкассе, не храните вообще ничего! Все пропивайте и прожирайте. Любое накопительство, включая цирроз печени, - от Лукавого. Сорите миром и сквернословием! Имейте же совесть, наконец.
Ах, да три куба бетона... Три куба бетона - это много или мало? Три куба бетона - это Голгофа или Врата? Нихуя - ни то и ни другое. Это чистая прибыль: бухнуть, "в семью" и еще пачка "Балканки". Мы стояли возле этой монументальной жижи и внимали природным голосам.
- В двое носилок, и пиздячить аж вон туда... Я ебал такое, прораб, - заявил бригадир Толик.
Запахло конфуцианством. Прораб, понимал, что с "зажиленной" "пятихаткой" придется расстаться. И вдобавок напиться вместе с гегемонами.
- Толик, эта смесь к утру станет достоянием потомков, а значит, бесплатной и нахуй никому не нужной, - как можно вежливей сказал я.
- Лопаты хуевые, - ответил бригадир, и, забрав деньги у прораба, встал на путь враждебных вихрей. Это значит, что мы выпили оставшийся "боярышник" и решились. Мы черпали раствор и, наполняя носилки, таскали его к Сберкассе ?50.
Кто таскал эту поебень, знает, что хуже может быть только стекловата в трусах и президентские выборы. Но и то, и другое дано нам свыше, и роптать не надо. Работать, как говорил поэт Маяковский, до кровавых мозолей! И мы работали.
Наспех сбитая опалубка трещала как Гроб Господень, но была крепка. Раствор с политическим подтекстом валился в форму, обволакивая арматуру. Отмостка будет. Дом не разъедется, как фигурист Плющенко, во все стороны света. А мы, усталые и полные значимости мужи, купим наконец-то водки.
Но, бля, сколько ж их есть! Я имею в виду объемы. Мы "волтузили" раствор дотемна, и почти не курили. И все потому, что чертов раствор имеет свойство застывать и становиться вечным надгробием. А у нас двое носилок. Кто понимает, тот снимет шляпу, а кто не в курсе - сдохнет в эмиграции как какой-нибудь Аксенов, а лучше Войнович.
Мы заканчивали работу при свете грешного полумесяца. И тут произошла странная, на мой взгляд, штука. Подходя с очередной порцией бетона к месту встречи, которое изменять преступно, я увидел, как Ваня Савин, который всегда закусывал черешней, стоит в позе античного олимпийца, готовящегося рвануть на 60 метров. Он был скован и напряжен. Его плотно и беззаветно придавило передней частью носилок. Руки работяги застыли далеко позади на поручнях. Напарник же, Паша Молотов, наоборот смело и героически налег на тяжелые носилки. Его руки так же были далеко в прошлом. А вот голову его я не нашел. Темно же, как я говорил ранее...
- Хуле вы тут, позируете? Ночью может быть мороз. Помощь нужна? - спросил я почти скороговоркой.
- Я не застрял, Bespyatkin, - ответил Ваня Савин. - Эта тварь на носилки налегла и не пускает. Щас я ему, блядь, "наваляю", и к вам на угол перейдем. А прораб водку купил?
- Водку купил, но ну вас нахуй, рембрандты! Нам еще пара "ходок" осталась, и мы начнем бухать без вас, - ответил я, уловив в словах Савина скрытый сарказм и пренебрежительное отношение к работе.
Если бы не мать-тьма, я бы разобрал головоломку с башкой Паши Молотова. Но нас ждал последний штрих, и мы с бригадиром Толиком поспешили к остаткам бетона.

* * *
Вы когда-нибудь кидали лопату в могилу? Я тоже нет. Но нечто похожее я испытал, отшвырнув ее к пустым носилкам. Похоронив "объемы", мы с Толиком сели покурить. Уже в "гавно" пьяный прораб стиляжно танцевал с елецким "Соблазном". Его похвалят на утренней "пятиминутке", если он, конечно, туда попадет.
Мы выпили сразу по стакану. Так надо, не старайтесь меня перебить. Нарезка "салями" дала нам это право и еще что-то про выполненный долг. Отсутствие Вани и Паши мы, как обычно, отнесли к традиционному мордобитию, в которое, как правило, вступают только студенты (по глупости) и кто-нибудь из архангелов в погонах (по служебной инструкции). Поскольку в вагончике было тепло, мы не торопились к родным и близким, от которых, кроме колючих взглядов и неприличных вопросов, ничего было ждать. Мы выпили еще, и "сияние" покрыло наши спины. Прораб упал в Вечность, а мы, докурив сигареты, смотрели в открытую дверь, за которой ходила смерть и оловянные солдатики.

* * *
- А что, Савин и Молотов еще не пришли? - услышал я бригадирский голос из толщи сна.
Мои глаза открылись как двери списанного "Икаруса". Розовый рассвет маячил за дверью, и уже орали воробьи. Сам бригадир стоял одной ногой на голове прораба, а другой в блевотине.
- Савин сказал, что, как только набьет ебало Пашке, то они вместе придут вкусить, и все такое - ответил я, - тот его носилками придавил сзади, шутник, бля.
- Надо пойти посмотреть, давно нет... пацанов... - тяжело и смрадно сказал Толик.
Он сошел с головы прораба и, затмив розовый проем, исчез в утре.
Я отвинтил горло "Соблазна" и выпил из него - утром из стаканов не пьют, запомните это! Занюхивайте только собственными рукавицами, иначе рано или поздно вас вышвырнут из поезда или вы продадите оставшуюся часть Родины. Вставать не хотелось. Накануне я заснул сидя, как, впрочем, и проснулся - не стоя и не лежа. Но встать пришлось. И все из-за головы. Той самой Пашкиной головы, которую я тогда в темноте так и не увидел. Меня позвал бригадир. Громко так и тоскливо позвал, как вымирающий вид.
Я неторопливо, как Вселенная, вышел на зов. Где-то в начале я говорил про монументальность и назидание. Так вот, я увидел это. Я увидел то, что простой обыватель назовет артефактом, иль как там его, забыл (голова, знаете ли).
На том же самом месте, где я оставил наших напарников с застрявшими носилками, они и были (напарники и носилки). Только в этом зарождающемся утре все выглядело иначе и перпендикулярно жизни. Придавленный носилками Ваня, с вывихнутой ногой уперся шапочкой с надписью "Puma" в отмостку и спал. А вот Паша Молотов с заломленными, как я уже говорил, в прошлое руками, покоился рабочей головой в застывшем растворе - в последнем объеме, в последних носилках. И только сиреневый клочок шеи "оживлял" композицию, которую не в силах создать даже великий скульптор Вера Мухина. Выпавший из кармана фуфайки Савина пустой пузырек "боярышника" как венок от правительства дополнял часть некрополя близ Сберкассы ?50... Видимо, ночью Ваня плакал, не в силах позвать товарища, который в толще бетона увидел белую дорогу и собаку по кличке Банга.
Это нелепо, скажете вы, и будете правы. Это крайне нелепо. Но ведь когда самурай погибает от меча, он счастлив, когда шахид замыкает провода, он счастлив. Значит, и Паша Молотов был счастлив, погибнув в труде, а не на остановке "9-я школа" или "Профсоюзная".
Вот только нам с бригадиром Толиком предстояло разбудить и вытащить Ваню Савина, выдержать тяжелое объяснение с милицией, комиссией и прочей дрянью. Никто из нас не был счастлив, кроме суки-прораба, который еще спал.
Я поднял пузырек "боярышника" и швырнул его в небо, которому наплевать на... Я не знаю, на что наплевать небу.
- Короче, достаем Савина, и... там еще осталось. Пока менты не приехали, - строго сказал бригадир.
- У тебя деньги сохранились? - спросил я.
- Конечно! Поделим на троих, и Пашке на венок надо, - ответил тот.
Я считаю, он сказал правильно и вовремя.
А рассвет из розового становился обычным и гадким, как все сберкассы мира.


© Bespyatkin