Плечевая Ксюша с плюшевым другом

Я познакомился с Ксюшей ночью под Рязанью, на московской трассе. Сидел в придорожном кафе, пил чай, общался с престарелой продавщицей, тосковал. Надо было раскладывать надоевшую палатку и спать в жутком холоде. На улице ветер и сырость.

Она зашла, скинула куцую лакированную курточку и сложилась пополам от кашля. Отдала долг продавщице, показала ей полиэтиленовую скатерть, которую только что получила в подарок от дальнобойщика. Покрутили эту ерунду в руках и приспособили накрывать булочки, чтобы не зачерствели.

- Во мужики, а! Вместо бриллиантов полиэтиленовые скатерти дарят, - шутя, говорит продавщица и косится на меня.

- На хрен мне бриллианты, я сама как бриллиант. Тёть Тамара, налей чаю.

Взяла свою личную, большущую кружку, села за столик и принялась искать сигареты. Я протянул ей пачку.

- А это журналист, - говорит с гордостью тётя Тамара. - Из Киева путешествует.

- Журналист, говоришь? - косится на меня Ксюша, - Журналист... Я б тебе, журналист, столько историй рассказала...

- Ну, так расскажи, - я пересел за ее столик. - У меня времени много.

Ей тридцать пять, она проститутка. Ее услуги стоят 300, 400 или 500 рублей в зависимости от сложности. Сама родом из Казахстана, хотя родных мест не помнит. Наполовину украинка, наполовину казашка - это то, что знает о родителях. Росла в детском доме. Первый срок получила за угон мопеда, сидела в детской колонии.

Не бухает и не колется. С гордостью показывает чистые вены. Сама сохранилась вполне, фигура есть, только худая, на лице скулы режутся.

- Это я после родов похудела. Мальчика этой весной родила. Не выжил... Я, беременная, до последнего на трассе стояла, всю зиму. Мож, поэтому...

Последний срок - десять лет - Ксюша отсидела за убийство. Топором буквально четвертовала своего сожителя, тридцать пять ран.

- Избил он меня, а потом ножницами в шею два раза, видишь шрам?... - запрокидывает голову, - Соседку позвал, кричит, что я споткнулась, порезалась, скорую... Меня зашили, я там неделю валялась. Сестра его приходила, просила не сажать его. Да не собиралась я его садить... Потом смотрела телевизор, - там в коридоре телевизор, и что-то перемкнуло. Перемкнуло что-то. Не долечившись, сбежала из больницы и сожителя порешила.

- Я, как из тюрьмы-то вышла, на год в загул пошла. Десять лет без мужика, вот подумай. А? Потом пошла на работу устраиваться, спрашивают - почему сразу после освобождения не пришла? - Гуляла, говорю! А что? Десять лет, сами бы попробовали...

У меня от клиентов отбою нет. Один из Германии два раза приезжал, - показывает телефон с безымянными номерами, - Всё клиенты. Телефон новый, за пять тысяч взяла. Мой прошлый дальнобойщик спер, скотина. Посадил в кафе, говорит, жди, закажи там чего, я сейчас, а сам смылся. Сволочь, сумочку увез, деньги, телефон... Ничо, я его еще встречу. Встречу - не то что колеса проколю... Друзей попрошу - они его... Они бомжи, но за меня горой... Говорят - "Ксюха, мы за тебя..."

И кашляет, и кашляет.

- Я без сутенеров работаю. Буду я этих сопляков кормить... Прикинь, щас сутенеры - 19-20 лет, малолетки. Это они меня, тетку, кормить должны... Меня и били тут уже. А я не боюсь, ниче не боюсь. Говорю им - "Ну, прибьете, тут на мое место другая завтра станет". Там за мостом толпа целая девчонок работает. Тоже сами на себя. А жалеть меня не надо. У всех жизнь трудная. У тебя вот, что ли, она легкая? Мне клиенты сразу на жизнь жалуются, а потом уже... У всех она трудная. У всех.

Говорит, говорит, подбородок в руку уперла, глаза закрываются.

- Ты б, Ксюша, приютила человека, а? - встревает тетя Тамара, - че ему в палатку, это ж не по-людски.

- На дачку, что ли? - встрепенулась Ксюша, - Только у меня там света нету. И отопления нету. Зато одеяло новое, пуховое. Чистое, ты не подумай. У меня тут дачка, я ее выкупила за семь тысяч. Зимой там жила, пол ото льда скользкий был.

- Да неудобно как-то...

- Не, поглядь, тёть Тамар! Бродяга, а какой стеснительный... Только ты того, пожрать купишь?... Немного.

Пожрать купили и пошли. Идти - по посадке какой-то, мимо свалки, и правда метров сто пятьдесят. Темный крохотный домик, двор с бурьяном и яблонями, кривая калитка.

- Вот поглядь, порожек, доски новенькие, сама прибивала.

Ксюша стала какой-то стеснительной и суетливой.

- Вот диванчик, нормальный, одеяло чистое, гусиное. Пододеяльника только нет. Да ты не волнуйся, я сюда никого не вожу, ты первый. Тут чисто. Доски на потолке видишь? Это мне друзья делали, я попросила. Они бомжи, но хорошие ребята. А это мишка - глянь, мишка, он стихи рассказывает.

Берет с кровати плюшевого мишку, жмет его, и тот начинает декламировать про елки, шишки, ягодки и мед.

- Это мой друг. Мне его дальнобойщик подарил.

К этому моменту у меня уже ком в горле стоял. Особенно когда мишка этот, единственное существо, с которым она просто спит, в темном холодномдоме начал свои детские стишки добрым металлическим голосом рассказывать.

- А подушки-то нет! И матраца нет... Как же я тебя положу без матраца-то...- Не, ты тут сиди, кури, а я за матрацем. Я раньше тут рядом жила, снимала домик, пока этот не выкупила.

И выскочила. Я взял сигареты, положил в карман нож и вышел за пристроечку. Ну, вот подумайте - проститутка с шоссе ведет вас через темную посадку в какой-то дом, где никто никого искать не будет. Стремно? Есть чуток. Потом она убегает, а вернется сама или с компанией - Бог знает. Потому нож в кармане, и стою за углом.

Нет, вернулась сама. Волокет огромный матрац вскатку, пытается с ним на плече закрыть калитку.

И кашляет, кашляет. В доме света нет, при фонарике ее лицо кажется зеленоватым.

- Диван у меня один, сам видишь. Раздевайся. Приставать начнешь - локтем стукну.

Ксюшенька, дурочка, ну каким локтем? Тебя же от ветра качает. Я раздеваться не стал, на всякий случай. Нож под диван тайком положил. Она разделась, запрыгнула под одеяло, тихо дрожит.

- Холодно.

- Обнять может?

- Обними. Нет, телефон мой подай, я тебе песню поставлю. Про меня. Группу "Воровайки" знаешь, нет?... Вот слушай.

"Не воровка... не шалава... слова такого она раньше не знала..." Ксюша накрылась одеялом с головой, шуршит в темноте обертками от конфеток.

- Ты чего, с конфетой во рту засыпаешь? Зубам хана будет.

- Детдомовская привычка, - хихикает совсем по-детски, - "Рачки" люблю. А ты не любишь? Нас в детдоме заставляли спать под одеялом с головой. Кто высовывался, того линейкой. Слушай, ты только завтра с моими последними рублями не уходи, у меня 500, сегодня заработала. Последние 500 заберешь - найду... Друзьям скажу. И я того, кашлять во сне буду сильно, извини.

Так и заснули.

Проснулся рано. Она спала, прижав к себе мою руку вместо мишки.

Я умылся - кран от поливочной трубы в углу огорода, как только морозы начинаются, его перекрывают. Заварил ей чаю на моей печке. Растер спину спиртом - какой-то дальнобойщик подарил целую бутылку, осталось не больше трети. Она завернулась в одеяло.

- Ты извини, что не провожу, - прогудела Ксюша простуженным голосом, - ты на звук машин иди, ни о чем не думай, ваще.

Я вышел в прихожую, проверил вещи, заглянул в кошелек, пересчитал. Положил ей на тумбочку денег. Не много и не мало, как за гостиницу. И ушел.

© Дмитрий Резниченко "Дневник автостопщика"