Петрушкин и любовь

С тех пор, как наш друг Серега переехал в другой город, мы с Петрушкиным два одиноких волка. Иногда я прихожу к Петрушкину в гости, чтобы культурно провести вечер и поговорить с ним на актуальные темы.

- Стая распалась, - философски замечает Петрушкин, грустно глядя на початую бутылку водки. - Кроме тебя, Лёха, и выпить не с кем.

- Ну... - говорю я и наливаю нам по стопочке. Мы чокаемся и выпиваем.

Потом Петрушкин рассеянно жалуется на работу, говорит, что зарплата - это вовсе и не зарплата, а какая-то зряплата.

- Разве на такую зарплату можно жить? - спрашивает Петрушкин.

- Плюнь, Петрушкин. Деньги - это зло.

- Вот я и говорю, - печально говорит Петрушкин. - В этой стране жить - зла не хватает.

Я смеюсь, а потом спрашиваю:

- Как у тебя с Галей?

Петрушкин пожимает плечами и я понимаю.

- Значит, не судьба, Петрушкин, - говорю я.

Он еще раз пожимает плечами. Это значит что он еще не опустил окончательно руки, хотя жизнь сделала все от нее зависящее, чтобы Петрушкин наконец сдался. "Покорись, Петрушкин, - как бы говорит ему жизнь, - все равно ничего у тебя не выйдет". Но Петрушкин хоть и понимает, что против судьбы не попрешь, и это все равно, что победить медведя в армреслинг, но почему-то все равно не сдается. Тогда я привожу ему в пример Женьку.

Женька - мужчина. Он не заморачивается вопросами вселенского значения, как то: "Что у женщин в головах?" или "Почему она назвала меня гадом и как это исправить?" Для Женьки важен результат. Он целенаправленно ищет любимую женщину.

Ему проще, потому что он точно знает, какая она. Женькина любимая женщина - жгучая брюнетка, метр семьдесят-семьдесят пять, красивая, стройная, длинноногая, без внешних недостатков, грудь ?3, с покладистым характером, некурящая и малопьющая (лучше, конечно, совсем непьющая, но Женька реалист). И еще, чтобы вопросов вселенского характера не возникало и впредь, в голове у нее не должно быть ничего лишнего, кроме рецептов вкусной и здоровой пищи, а Женьку она должна боготворить.

Наверное, где-нибудь такая женщина есть. Я не знаю. Лично я ее не встречал, но искренне надеюсь, что Женьке повезет больше. В конце концов, это ведь он ее ищет, а не я. Да и зачем мне женщина, боготворящая Женьку?

С другой стороны, он ее тоже пока не нашел. И поиски обещают затянуться, потому что Женька требует от кандидаток точного соответствия всем заявленным критериям.

Но Женька не унывает. В среднем раз в две-три недели он звонит мне и сообщает, что нашел ее.

- Здоров, как жизнь, - говорит Женька и сразу приступает к новостям, потому что моя унылая жизнь его не особенно интересует. - А я девушку встретил, прямо вот ту самую.

- Ты же ее еще две недели назад встретил? - говорю я.

- Не, - говорит Женька. - Не, то была ошибка. Она, конечно, красивая, все на месте. Но вот как-то не сложилось у нас. Какая-то она странная была.

- Это как?

- Ну, понимаешь, она мне начала какие-то условия ставить. А я не люблю, когда мою свободу пытаются ограничивать. А она... То ей не ставь пиво на стол - только на салфетку, то еще чего. В общем, я вещи забрал и съехал от нее.

- Так ты что, уже у нее жил? - удивляюсь я.

- Ну да, - говорит Женька. - Впрочем, не в ней дело. Черт с ней. Я тебе вообще о другом говорю. Я нормальную девушку завел, Таней зовут. Черненькая такая, симпатичная, метр семьдесят два. Миленькая очень. У нее квартира на Южной, мне от работы близко.

- Поздравляю, - говорю я. - Рад за тебя.

- Сегодня уже четвертый день встречаемся, - признается Женька. - И мне она пока что нравится. Вроде ничего не раздражает в ней. Как думаешь, может это любовь?

- Почти наверняка, - соглашаюсь я. С Женькой лучше не спорить по вопросам любви.

- Я вот только не знаю, - говорит Женька. - Вещи из машины к ней разгружать, или пусть пока полежат там? А то вдруг не срастется с ней, и опять все в машину таскать.

Да, Женька сугубый прагматик. Он ищет любовь так же придирчиво и деловито, как я выбираю в магазине кусок свинины с прослоечкой или копченую скумбрию. Со свининой это работает, хотя лично я сомневаюсь, что такой подход поможет Женьке найти любовь. Но разве Женька от этого несчастен?

- Посмотри на Женьку, - говорю я Петрушкину. - Посмотри на него. Думаешь, он когда-нибудь найдет свою любовь?

- Не думаю, - отвечает Петрушкин и откусывает от ломтика колбасы.

- Я надеюсь, что все же найдет, хотя шансы у него небольшие, - говорю я. - Но в данном случае важно не это. Вот ты нашел свою любовь?

Петрушкин вздыхает. Это означает, что да, Петрушкин нашел.

- И ты счастлив?

Петрушкин снова вздыхает. На этот раз это означает "нет". Петрушкин бывает скуповат на звуки, зато компенсирует это их богатой информационной насыщенностью.

- А Женька счастлив, - заключаю я. - Учись.

Петрушкин учится, но получается у него плохо. Просто Петрушкин не такой, как все нормальные мужики.

Нормальные, здоровые, половозрелые мужики ставят во главу угла собственное благополучие. Нормальные мужики любят, чтобы это благополучие просвечивало у них сквозь все щели в пиджаке. Чтоб все вокруг них ходили с раскрытыми ртами и заглядывали обожающими глазками им в нос. Чтобы вокруг было "у-у-ух ты-ы-ы!", и чтобы обязательно с завистливой ноткой. В общем, обожание и восторг, восторг и обожание, и побольше.

Поэтому когда классический мужик находится в компании дам, он делается весь из себя такой умный и внимательный, чтобы дамы восхищались им. А когда мужик остается в компании других мужиков, то он любит рассказывать, как классно на этих выходных оттопырился "с прикольной телкой, сиськи - во! (показывается руками), попка - пэрсик (тоже показывается), всю спину исцарапала, зараза". А потом скромно добавляет, что за одну только первую ночь смог восемь раз. Не считая утром в душе.

- Ну, Петрович, это уж ты пиздишь, - говорят тут обычно другие мужики. А рассказчик божится, клянется здоровьем мамочки, обещает присягнуть на стопке журналов "Плейбой" и просит хоть кого-нибудь припомнить, чтобы он когда-нибудь врал.

- Да чесслово, восемь!

- А тебе, Петрович, никто не сказал разве, что считать надо эякуляции, а не фрикции? - спрашивает из угла самый подкованный в межполовых вопросах член компании, после чего рассказанная история приобретает статус анекдота, а за рассказчиком закрепляется кличка "Петрович-Восемь палок".

А вот Петрушкин не такой. Его в детстве уронила кормилица, или кто-то из друзей по песочнице стукнул его по голове советской игрушкой "Кубики деревянные", и у него где-то в глубине мозжечка что-то сместилось, и теперь он иррационально интеллигентен и романтичен, как рыцарь печального образа. Он не умеет врать о том, сколько раз он смог доставить радость воображаемой даме. А еще он не способен просто пойти и взять свое счастье, ему непременно надо, чтобы оно было выстрадано. Поэтому Петрушкин страдает при каждом удобном случае.

Однажды, в глубокой юности, Петрушкину подвернулась совершеннолетняя девушка Яночка, самое милое создание на всем белом свете - то есть, это он так про нее рассказывал. Яночка была до такой степени совершеннолетней, что значительно лучше Петрушкина умела распоряжаться деньгами (Петрушкин не умеет этого до сих пор), и на этом основании постоянно подсказывала Петрушкину наиболее выгодные вложения. Например, сводить ее в кафе или ресторан. Или купить ей кофточку. Или занять до зарплаты.

- Займи до зарплаты, - говорила она Петрушкину, и Петрушкин покорно занимал. Иногда на него накатывало игривое настроение и он спрашивал Яночку:

- А что у нас будет после зарплаты? День расплаты? - недвусмысленно намекая на то, что денег он с женщин не берет.

- А после зарплаты снова займешь, - пожимала плечами Яночка, и всегда оказывалась права.

- Должно быть, она была хороша в постели? - спросили мы как-то раз Петрушкина, но он, задумчиво пожевав губами, ответил, что этот вопрос следует задать тем, кто с ней спал. У него имеются некоторые предположения на этот счет, но, поскольку он лично их не проверил, то и ответить ничего определенного не может.

Девушка Яночка доила юного Петрушкина с год или около того. К концу этого срока он встретил девушку Олечку, которая была так же, если не более, божественно хороша, и тоже неплохо владела искусством притягивать деньги. Если бы природа создала Олечку свиньей-копилкой, ей бы цены не было. Но природа создала Олечку в виде стройной брюнетки с нравственностью кошки и этическими установками хомячка. Неизвестно, почему Петрушкин решил променять свою проверенную и целомудренную любовь к Яночке на ветреную и непостоянную любовь к Олечке. Можно лишь предположить, что его отпугнула именно эта целомудренность. Факт остается фактом - он пал ниц к Олечкиным ногам, и она приняла этот его душевный порыв за разрешение вытирать о Петрушкина ноги.

Олечка стесняла себя предложениями финансовых вложений не более, чем Яночка. Кроме того, она была первостатейной блядью. Если бы Парижской палате мер и весов понадобился бы эталон блядства, первая, о ком бы там вспомнили, была бы Олечка. Разумеется, единственным человеком, который не разглядел Олечкиного естества под природным налетом брюнетистости, - единственным таким ослом оказался Петрушкин. Для любого нормального мужчины вся внешность Олечки была бы дерзким вызовом, брошенным его потенции. Любой нормальный мужчина при встрече с Олечкой махнул бы ей рукой в сторону ближайшей койки и сказал: "Пойдем, выпьем, и я сделаю тебе массаж", - и Олечка согласилась бы, не колеблясь.

Но Петрушкин видел в ней дивное божество. Он преклонял колено (фигурально выражаясь) и несвязно блеял о том, что он, дескать, до безумия рад ее видеть, и что солнце сегодня светит так ярко, и небо чистое, и день самое то для прогулки, и не будет ли она столь любезна, чтобы согласиться с ним погулять, и т.д., и т.п., доводя Олечку до нервного срыва. Олечке нужен был мужчина, который повалил бы ее и грубо изнасиловал (и потом горько пожалел бы об этом, ибо Олечка была сучкой мстительной), а Петрушкин был до костей мозгов джентльменом и не давал повода обидеться на него. Наконец эта его изощренная невинность довела ее в один день до истерики, и она демонстративно ушла от него под ручку с кем-то, случайно подвернувшимся в тот момент, оставив Петрушкина лечить горе большими порциями алкоголя и жалобами на жизнь.

Петрушкину никогда не везло с женщинами. Вот почему я с уверенностью могу сказать, что мир для Петрушкина полон страдания и лишений. Петрушкину недостает здоровой мизантропии и циничного здравомыслия. Он не способен просто взять и пригласить незнакомую девушку в гости на чашечку кофе, подразумевая, что это будет утренний кофе.

И с последней пассией, маленькой шатенкой (и по совместительству продавщицей в продуктом магазине) по имени Галя, у него не складывается именно из-за его неуместно гипертрофированной джентльментистости. Петрушкин затягивает конфетно-букетный период знакомства до тех пор, пока девушка окончательно не перестает видеть в нем живого мужчину и начинает ощущать его своим вторым папой. Плохо то, что к этому моменту в самом Петрушкине девушка пробуждает уже далеко не отцовские чувства. Этот диссонанс в отношениях не может не закончиться трагедией.

- Значит, не судьба, Петрушкин, - повторяю я ему. - Надо отпустить ситуацию.

Петрушкин говорит "Угу", но мне совершенно ясно, что это "угу" означает не "ага", а скорее "эх, блин".

Вот если бы среди нас был Серега, он родил бы какой-нибудь план. У Сереги всегда есть план. Серега гениален в этом плане. Он сказал бы, например: "А давайте купим Петрушкину шляпу как у д'Артаньяна, заставим его отрастить усы, и пусть он пройдется в шляпе и усах по улицам города! Девушки увидят его благородные черты под усами и будут ходить за Петрушкиным стаями, требуя жениться на них, или хотя бы пощекотать усами в подворотне".

И это сработало бы. Ну, может и не так, как предполагает Серега. Возможно, что добрые люди позвонили бы куда следует, и Петрушкина вместе с усами увезли бы в сумасшедший дом, но уж там-то он точно познакомился бы с симпатичной медсестрой. Так или иначе, но Серегин план не может не сработать.

И еще Серега сказал бы ему что-нибудь ободряющее. Например:

- Петрушкин, вот сам подумай: ну зачем тебе, с твоими роскошными усами, нужна какая-то Галя? У тебя усы, а она всего лишь продавщица. Да я могу гарантировать, что фанатки твоих усов будут вставать в очередь за счастье их хотя бы потрогать.

А Петрушкин стал бы возражать, и говорить, что нету у него никаких усов. Тогда Серега решительно налил бы водки в стопки и сказал бы победным голосом:

- Вот видишь! Вот тебе и еще один повод их отрастить!

К сожалению, я не Серега, и толку от меня мало. Я могу мастерски налить водку в стопки, но у меня нет победного голоса, а главное, даже если бы он и был - мне нечего им сказать Петрушкину.

- Давай, - говорю я, поднимая полную стопку. - Давай, Петрушкин. Это самое. Чтобы все у нас было как надо.

Петрушкин поднимает, чокается и выливает стопку внутрь себя, но мыслями он по-прежнему далек.

Потом мы смотрим телевизор и вяло беседуем о ценах на бытовую технику, и о политике, и о спорте - в общем, обо всем, о чем приходится беседовать мужчинам, когда тему женщин поднимать неудобно. Потом у Петрушкина звонит телефон.

- И кто же... - говорит Петрушкин, вынимая трубку из кармана. Он смотрит на дисплей и светлеет лицом.

- Алло! - говорит Петрушкин. - Привет...

И потом:

- Конечно, не занят!

И еще:

- Когда?

И опять:

- Нет-нет, я не занят вообще!.. Мы тут с Лёхой сидели, ящик смотрели. Он как раз уходит.

И после:

- Пойдем! Конечно, пойдем!.. Всё, уже иду!

И дает отбой.

А потом поворачивается ко мне:

- Это Галя... Гулять позвала.

Тогда я понимаю, что мне пора домой.

- Не расстраивайся, Петрушкин, - говорю я Петрушкину. - Водку допьем в следующий раз.

- Да я и не расстраиваюсь, - говорит Петрушкин, а по лицу его блуждает растерянная улыбка. - А ты не знаешь, где тут поблизости цветы купить?..

В этом весь Петрушкин.

Вы можете сказать ему (если вы, конечно, девушка), что ненавидите его и никогда больше не хотите видеть, а через месяц позвонить и сказать: "Пойдем гулять, Петрушкин?" И Петрушкин бросит все свои важные дела и помчится, и по дороге купит букет цветов, а не презервативы. Это Петрушкин, и этим все сказано.

Я провожаю Петрушкина до угла дома, и смотрю, как он удаляется бодрой рысью, обруливая лужи и озираясь в поисках цветочных киосков. От внезапной радости он совершенно протрезвел.

По дороге домой у меня тоже звонит телефон.

- Привет, - говорит мне Женька. - Как жизнь, как дела? Слушай, я тут с девочкой познакомился, по-моему та самая, которую я искал!

- Ты говорил уже на той неделе, - отвечаю я.

- Не! - весело говорит Женька. - Там все кончено. Это была ошибка молодости. А эту девочку я позавчера в клубе встретил. Такие ножки, ты бы видел... Катей зовут. Черненькая такая, метр семьдесят три. Позавчера познакомились, и я вот только сейчас от нее вышел... Как думаешь, это любовь?

А я иду, прижимая трубку к уху, а на улице весна и грязь, и в лужах отражается небо, и голуби чистят в этом небе свои перья. И я думаю, что Петрушкин, наверное, уже купил цветы и бежит теперь, не замечая слякоти, к своей Гале. Счастливый, глупый Петрушкин.

- Конечно, любовь, Женя, - говорю я. - Что же это еще, если не любовь?..