Держащие слово

- Здравствуйте! Мы не рано? - удивлённо смотрю на часы. Вообще-то мы вовремя, но нас ещё не ждали.
Мы с сыном прибыли на урок музыки. Первый урок в этом учебном году.

Сынишка скрипку пилит. Уже второй год сосед получает отмщение за караоке по пятницам в течение всей недели. И я планирую эту экзекуцию ещё минимум лет на пять.
А как же? Мы ж договорились с Мишкой! Раз начали учить скрипку - то до конца!
А Смирновы своё слово держат! На том и стоим.
Мишка это и есть мой сын. Светловолосый, круглый, сероглазый... не в меня.

В батю моего и его родню. Только уши мои - два здоровых лопуха, чуть оттопыренных сверху. Но и уши мне достались от бати, если уж на то пошло.
Вообще-то, по той линии мы крестьяне. По матери, собственно, тоже... только вот бабка (мама мамы) после войны вышла за инженера, ну и типа стали интеллигентами.
А батя сам выбился в менты. Так в Смоленске в "разбойном отделе" и осел.
Жаль с мамкой развелись. Ну да жисть она такая... Сегодня дождь, завтра снег, послезавтра вообще не будет.
Батя, как услышал, что внук за скрипку взялся - аж просиял. "Знал" - говорит, - "не зря у нас в родне такие уши!"

Как бы там не было, а факт остаётся фактом - у пацана абсолютный слух.
Нас ещё в саду определили. Прослушивание было и - бац!
- Будете ли вы заниматься скрипкой?
Не... я, конечно, видел что малой, то по ксилофону стучит что-то, то с дудочкой залипнет, но не ожидал.
Янка (жена) радуется, - мол, смотри, у него к музыке лежит!
А я упёрся. Нахрена - говорю, пацану скрипка? Ну, я там понимаю бокс... или футбол на худой конец, а скрипка?!
Я же помню как у нас во дворе чморили ботаников. Ни за себя постоять, ни слово веское сказать. Ходят как тени, очкарики сраные. Отличнички - стукачи, пионэры-комсомольцы.
Словом, против я был поначалу. Но Мишка сказал, что хочет учиться играть на скрипке. Серьёзно так заявил.
Как серьёзно разговаривать с шестилеткой?
Попытался объяснить какой это гимор. Вмешалась жена. Поругались. Она ж, дура, не понимает, на что пацана обрекает! Толку-то. Но Мишка сам решил. Тоже упёрся. Хочу, говорит. Что делать? Сказал ему, что если уж начнёт, потом пока не доучится - не отпущу. Согласился. Так мы с ним и договорились. Теперь локти кусает, но не хнычет. Если заниматься не хочет, то оттягивает до последнего, но стоит ему напомнить уговор - вздыхает, бурчит что-то, но идёт заниматься. ХарАктерный он у меня. Слово держит. Он же Смирнов.

Вот сейчас припылили на первый урок в этом году. Мне надо договориться о том, по каким дням недели у нас будут занятия и в какое время. Тоже не фунт изюму. Во вторник и пятницу у нас бассейн. В среду шесть уроков. Понедельник, среда, пятница - самбо ( я его туда не определил ещё, но тренер там вроде шарящий) - крутись как хочешь.

- "Нет, нет,что вы? Это мы тут немного задержались... Карина", - наша учительница Анастасия Львовна, молодая, не больше 25-и лет красивая девушка кивает испуганно смотрящей на нас девочке со скрипкой и смычком в руках - "давай ещё разочек, но теперь про соль не забываем!"
Машет нам рукой, мол, заходите, и указывает на стулья, стоящие у стены - там сядьте, не мешайте.
Карина - черноглазенькая пигалица, начинает насиловать скрипку, а мы с Мишкой потихоньку готовимся. Я - к часу слуховых страданий, а он - к отчёту за летний период.

Нравится мне, как работает наша учительница. Она вся в процессе.
Дублирует голосом ноты, которые хочет услышать от ученика, подыгрывает на пианино. Может взять скрипку и показать, как надо играть тот или иной трудный момент.
Голосок у неё тонкий, девчачий, но приятный и необычайно красивый. Она тщательно следит за правильной осанкой и положением рук учеников. Для скрипки это важно. Там для правильного звучания необходимо чтобы пальцы на струны ставились сверху. Секрет в том, что скрипач не держит левой рукой скрипку.
Он держит её головой, точнее подбородком, прижимая к ключице. Левая рука лишь придерживает инструмент и если её поставить неправильно, то ноты уже чисто не возьмёшь. Всё это я узнал от неё. Она просто влюблена в скрипку и музыку.
Молодец девчонка! Только трудно ей, поди - в своём каком-то мире живёт. Наша сучья реальность такое не прощает.

Анастасия Львовна провожает Карину, Мишка идёт к подставке под ноты, а учительница уже сажает меня прямо напротив сына. Его сосредоточенная мордаха до того потешна, что я ему ободряюще улыбаюсь и подмигиваю. Лишний мандраж ему только мешает, а тут играть учительнице, да при папе. Не слажал бы, столько готовился ведь.
Опять подмигиваю, улыбаюсь. Успокаиваю. Расслабься, мол.
Однако, не успев начать играть, он наплывает на поправки положения рук.
Не знаю, как они занимаются, когда меня нет, но сейчас они оба увлечены своим делом, и на это приятно смотреть. Никакого раздражения или криков. Люди на одной волне, понимают друг друга с полуслова.
Она тыкает в листок с нотами и несёт какую-то музыкальную тарабарщину : " Мишенька, смотри, тут надо одну восьмую играть как две шестнадцатые, тааам-тааам. Понимаешь? Тут темп вот такой - та-та-тити-рэ, рэ, ми и вот тут пааам-пааам!"
Так я и не научился понимать, о чём они. Жена хоть пианиной в детстве занималась, а я...
Мишка старается вовсю. Хочется ему на глазах у папы заработать похвалу со стороны. Я его всё лето жучил. А как же? Дали аж три пьесы на лето учить. Одну играть чуть ли не завтра.
Спрашиваю на этот счёт - оказывается, ещё неделя до концерта. Есть время поправить огрехи в исполнении. Главное было - выучить ноты наизусть. Мишка выучил. Его хвалят: "Молодец, вижу, что летом занимался. Хорошо!"
Он доволен и аж порозовел. А потом оказывается, что мы единственные кто учил все три пьесы. И пофиг, что третья выучена наполовину. Хватило и того, что вторую он знает наизусть. Тут же автоматически получаем "пять" за лето и ...
- Вы у меня самые ответственные. Я вообще хочу с Мишей побольше поработать. У меня на этот год в отношении Миши особые планы. Будем готовить с ним индивидуальный концерт к концу года. Я хочу его показать кое-кому. Какие вы молодцы, что выучили то, что я задавала. Единственные.
Приятно.
Анастасия Львовна углубляется с Мишкой в дебри трудностей исполнения уже этой пьесы, а я неожиданно ловлю себя на мысли о том, что у неё красивая попа. Ну да! Красивая. Анастасия Львовна в узких обтягивающих джинсах, и когда она подходит к моему сыну, чтобы поправить ему руку или что-то пояснить по нотам, то становится как раз так, что перед моими глазами оказывается её упругая и красивая попа. Я вижу, что не специально. Она не позволяет себе всякого...
Занимается делом, не замечая не относящиеся к процессу обучения детали. А я замечаю. Трудно не заметить. Учительница моего сына - красавица.
Интересно, поможет ей это в жизни?
Музыка вот точно не даст пропасть, а красота? Красота, может быть, и спасёт мир, но счастья своим обладателям она не несёт точно. Разве что собирает вокруг себя желающих обладать.
Я вот свою Янку ведь как увидел так сразу и понял: трындец тебе, Смирнов. А ведь ничего не предвещало, даже наоборот, когда я к ней пришёл в первый раз. Вот не люблю я это вспоминать. Сразу больничку вижу. Я как очнулся, а кругом одни тяжёлые... мат стоит... стонут...
Но вообще-то, строго говоря, тут сразу цепь воспоминаний. Сам-то я со Смоленска. Городской. Ещё в школе сказал, что косить не буду. Отслужу, как положено. Раз так надо. Идеалистом был ещё. А услали служить... ё-маё, я и не думал, что в таких дебрях люди есть. Секретный объект. Куча самолётов и запчастей к ним. Спирт. Армия, деды, пьянство офицеров и как отдушина - свалить в Чечню. Из забытой богом части в недрах Сибири я готов был хоть против Китая идти воевать. Лишь бы свалить от тупой и монотонной караульной службы.
Первый рапорт, кстати, ушёл впустую. Но потом с пацанами решили, что нужен залёт. Не один я там желающий свалить был.
Устроили залёт с пьянкой. Рапорта у всех написаны. Ну, взгрели сначала. А потом так и отправили всей кодлой, а вместо нас молодёжь гнить пригнали.
Ох, и счастливы мы тогда, дураки, были. Казалось, что там служить-то осталось? А чурок по-любому порвём. Главное - вырвались из холода и монотонной тьмы.

Не вышло.
Первым завалили Макса Беретту. Всё грезил себе "берету" найти. Пунктик у него был. Снайпер сработал, когда он за водой ходил.
А потом... я их всех помню... только, обычно с водкой вспоминаю, потому что это не передать никакими словами. Они мне все как родня стали. Жратва, патроны - всё пополам. А монотонность караульной службы в сибирском глухом углу сменилась другой монотонностью - ночных перестрелок и дневных зачисток, а потом и монотонностью потерь.
Это в кино война красивая, герои геройские и обязательно "наши победили". А на деле... Кто был, тот знает. Кто не был, всё равно не поймёт. Это надо шкурой почувствовать. Продолжения расхочется сразу же.
Но человек такая скотина, что ко всему привыкает.
Я там помню сильно голову потерял... В прямом смысле крыша поехала совсем. Рапорт писал, чтобы меня оставили. Не поеду, мол, на дембель по-хорошему. Заряжен я тогда на нохчей был очень. Мстить за пацанов до победного собирался, а ведь уже всё я понимал. Видел. И то, что нас продали уже давно и вообще... Себе признаваться не хотел. Слово ведь давал за пацанов посчитаться. Не сдержал.

Короче, уезжать по-хорошему не хотел.
Ну и выпросил, что называется.
Мне-то ещё повезло. От взрыва только контузило до заикания и осколок в руку. Ну, швырнуло о бетонную плиту ещё. Колено разбил, ноет теперь к дождю.
Тех ребят, что шестёрку духовскую тормознули, говорят, пригоршнями собирали.
А меня эвакуировали в госпиталь, да и списали в итоге.
Никто там меня и не спрашивал. Хочу я воевать - нет? Только я вот в том госпитале понял, что не хочу. Точнее не так. За пацанов, конечно, отомстить надо, но не так как это делается. Такой бардак развели. Генералы торгуют с "чехами" и тут же "войну" за звёзды изображают, а те там реально готовятся и проводят теракты. Косят наших почём зря. А всё потому, что командиры продались.
Ну, не все, конечно. Наш летёха, или капитан Дмитриенко, ротный наш - везде с нами. Не шакальё какое-нибудь. Мало таких офицеров... жаль. Всё больше как наш замполит. Только водку жрать. Такие вот и вырастают в ханкалинских генералов. Ходят, увешанные боевыми наградами с ног до головы, барыши считают.
Я пока в госпитале лежал - наслушался. И про гуманитарную помощь. И про награды за деньги. И про то, как "боевые" у пацанов отметать пытались. Сволочи. Ну да не о них сейчас.
Главное - понял я, что неправильно это всё. Нам всё равно воевать не дадут толком. Так и знал, что в итоге договорятся с басмачами этими хреновыми. Столько пацанов положили, а ради чего?
В общем, не стал я там артачиться.
Собирался на выписку, и тут попёрли "тяжёлые". Нохчи колонну раздолбили в Аргунском ущелье. Помогал раненых растаскивать. Их к нам в Ханкалу вертушками в госпиталь доставляли.
Вот там один боец в руку мне и вцепился.
Мы его донесли до приёмника, а он вцепился... "Не уходи!", - говорит. Как знал!
- Откуда родом? - спрашивает.
- Смоленск!
- "Зёма... есть бог на свете..."- лыбица из под повязки. У него замотаны глаза. Бинты пропитаны кровью. Он вообще без сознания должен быть, а говорит, цепляется. Приподнять голову силится. Дыхание прерывистое. Плохой совсем.
Ещё у него жгут на ноге такой красный, и нога вся в крови. Когда поставили - непонятно, но не развяжешь же прямо тут. Помочь ему нечем, да и не моё это дело. Но собственная беспомощность злит. Хочется для него хоть что-нибудь... Физическая потребность помочь.
Подбегает Юра, медбрат:
- Что с ним?
Указываю на жгут.
Вопрос риторический, но ответ ему и не нужен, он уже орёт куда-то в сторону, чтобы готовили срочно место для ещё одного "уходящего" трёхсотого. Этот парень со Смоленска для Юры - рутина. Как был и я, когда меня привезли сюда. У него тут каждый день кто-то закрывает за собой дверь с той стороны.

Но... всю армию без "зёмы" был и вот на тебе под конец.
- Браток... попить дай... сухо всё. Горло жжёт. Братооок?! - он старается говорить, но у него выходит какой-то полустон-полусип.
Я знаю, что нельзя ничего давать без разрешения врача, но тут и так всё было ясно. Кровопотеря, наверное, дикая у него была. Чудо, что в сознании. От глотка воды хуже не будет. Я с собой постоянно флягу тогда таскал. Минералкой заправлял. Другой воды у меня не было под рукой. Дал ему чуть-чуть, аккуратно влил в губы. Он сглотнул, прокашлялся... я ещё заметил кровь на губах... розовая..не такая тёмно бурая, как та, что застыла коркой, стекая с повязки по щекам. Лёгкие повреждены, скорее всего. А ранения я не видел в груди. Швырнуло, наверное. Слишком близко к разрыву оказался, вот нутро и отбило.
- Как звать? - он.
- Сергей - говорю.
- А я Игорь... .Летяга Игорь... Слушай, браток..ты домой когда..ты к моим зайди, хорошо?
- Хорошо, хорошо - успокаиваю, а он в руку вообще клещом вцепился
- Слово дай...
- Даю, даю, брат, тихо, нельзя тебе...

Тут подскочили санитары и потащили его в операционную. Он только и успел сказать: "Кутузова 22-18". Адрес. И ещё сказал: "Я их очень люблю". Может, ещё что-то, но я не расслышал, а к утру он умер.
Я и труп потом видел.
Юрка так и сказал. Кончился, говорит, твой зёма. И "бычок" отщёлкивает в урну. Чуть в морду ему тогда не дал - оттащили мужики.
Я всё тогда гадал. Как он выглядел? Ведь его лица я почти не видел, только губы да подбородок...

А потом узнал.
Смирновы ведь всегда держат своё слово.

Дома было пусто. Мать умерла ещё до армии, а отец давно жил с другой семьёй. Но и там всё неладно было, пить что-то начал крепко. Всё за страну переживал.

Я само собой, как приехал, собрал всех кого мог - пил с корешами. Да что-то не то всё мне было. Как будто и нет нигде войны. Не гибнут пацаны. Подумаешь, ещё пять человек за сутки грохнули в Чечне! Позавчера вон двадцать пять вроде говорили... динамика-то положительная. Всем похер, что там в Чечне. Потому что не под окнами тут, а где-то там. Не на глазах. А значит можно сделать вид, как будто этого и нет. И это государство устраивает. Людям плевать на свою армию, они вообще не понимают, что мы там делали.
По телевизору постоянно про наши потери, а мы их там тоже, между прочим, лихо били. И под Автурами. И на Терском. Но об этом ящик молчит. Все прежние приятели как будто вчера из-за парты. Только и отличаются друг от друга тем, кто, сколько, где денег замутил или выгрыз. А я уже вспоминаю школу как что-то "давным-давно". Я вижу, что чужие они мне. Я-ж своих больше похоронил, чем осталось.
Когда к тебе, нажратому, в душу лезут, чтобы послушать про Страшное , а у тебя там всё в кашу и выть охота - хорошего не выйдет. Перекрылся пару раз. Накосячил. Людей ни за что обидел. Хорошо, в милицию не сдали. Орал дурниной что-то, за что стыдно бывает. В итоге извиняться пришлось. Контуженый, мол.
И что-то меня всё тянуло. Не было мне покоя.
Я знал - что.

И я пришёл по этому адресу на Кутузова.
Далековато от меня Игорь обитал. У меня не было ни его личных вещей, ни воспоминаний о нём. Что я мог сказать его родным и близким? Что говорил с ним минуту и не знал его совсем? Или врать о геройской смерти? Так ведь поймут, наверное, что я его не знал.
Но я ему обещал. Умирающему обещал.
В общем, пошёл.
Не люблю тоже вспоминать. Неловко так.
Дверь тётка открыла высокая.
- Здравствуйте, вам кого? - Улыбка такая... светлая что ли? Сама в халате по-домашнему и на палочку опирается. А из глубины коридора за её спиной ну такой чистый и чудесный голосок:
- Мам, кто там?

Так и познакомились, Лидия Ивановна оказалась мамой Игоря. Инвалид.
С ногами совсем беда. Всё грезит прогулками по улице и любит сама открывать дверь. Говорит это её последняя серьёзная обязанность по дому. Ещё на лоджии с цветами возится. Но это уже у неё считается личным увлечением. Там у неё целый сад.
Денег вот на операцию собираем. Только я думаю, не возьмутся у нас оперировать её. Старая уже. Никто рисковать не будет.
А на заграницу мне вряд ли собрать. Эххх...
А ещё у Игоря оказалась сестра. Красавица. Яна. Яночка. Тот самый чудесный голосок.


Представился, сказал, что видел Игоря.
Меня, конечно, настойчиво в коридор уже зазывают. Я зашёл...
Рассказал всё как на духу. Ну, они в рёв, естественно. Обе. Я себя конечно внутри прессанул: "Зачем припёрся, дурак, а то они не знали, что он их любил?" - и бегом на улицу.
Там аж продышаться не мог, но как отпустило что-то. Пошёл к ларьку на автобусную остановку. Купил там бутылку водки, ну и соку. Там же познакомился с местными.

Неплохие ребята оказались потом, а тогда... напился я во дворе сразу и вдребезги.
У них гитара была. Песни орали. Один из них вроде бы знал Игоря, сначала нормально говорил, а потом его понесло. Мол, придурок был Игорь, всё по фортепьянам ходил. Сам по себе. В общем, не поверил мне, что Игорь герой.
А меня такое зло взяло. Сидит, сука, сытый, пьяный и о героях рассуждает... Его бы в колонну на зелёнку попялиться, да чтобы и оттуда на него хоть раз посмотрели, а он это прочувствовал.
Мудак он, этот Валера из третьего подъезда. Да и чёрт с ним.
Подрались.
Сначала один на один, а потом когда он мне нос разбил, а я его с ног сбил, поднялись остальные...
Приехали менты. Я вообще-то плохо помню, как Янка меня отмазывала и уводила домой. Она всё в окно видела. Да мы так орали. Что там - наверное весь двор видел. Стыдобища. Весь в кровище, лицо поломано. Мизинец на левой руке выбил вообще. Куртка в клочья, сам в хлам.

Проснулся у Игоря дома.
Сначала даже не сразу понял, где я. Незнакомая комната, чистое бельё, а потом я увидел Игоря. Он висел чёрно-белой фотографией на стене, как раз напротив дивана, на котором я лежал.
Вихрастый. С открытой улыбкой и чуть сощуренными глазами. И левая бровь вроде как рассечена. Вот как он выглядел. Пацан как пацан, улыбка, кстати, мамина. Ничего общего с тем замотанным кровавыми тряпками, хрипящим человеком, каким я его запомнил.

Но потом я прочувствовал весь предыдущий вечер и вспомнил всё что мог. Валялся и гадал выходить или дождаться пока придут. Струсил - дождался. Пришла Яна.
Бодягу принесла. Синяки сводить.
Говорили с ней долго.
Обо всём и ни о чём.
Об Игоре.
Отец их бросил и пропал куда-то вместе с алиментами. Игорь хотел стать геологом. Но не сложилось. Не поступил - денег не было, а сам не потянул. Забрали в армию. Теперь вот вдвоём остались. Янка поступила как раз в мединститут, но собиралась его бросать. Ни на житьё, ни на учёбу ведь денег не было. Инвалидная пенсия матери, да Янка уроки английского старалась давать и переводами иногда жила. Но заказов было мало.

И я тогда задумался, что не зря это всё, и меня вот так долбануло и уволило из армии. И Игорь в госпитале вцепился - единственный зёма за всю службу. Сам! И для чего-то же я сюда пришёл.
Я смотрел на Яночку и уже понимал зачем.
А дальше всё само закрутилось.
Стал приезжать. Помог с ремонтом кухни, ну и... Стали жить вместе. Узаконились.
Вот Мишка теперь. Да нормально всё. Жена доучилась на педиатра. А мне и в нашем сервисе с железками неплохо. И график устраивает. Два через два - красота. Вот с сынишкой по музыкам хожу.


- А? Что? - я вываливаюсь из моих размышлений и воспоминаний, и вижу перед собой Анастасию Львовну, ожидающую моей реакции. Вид у неё вопросительный.
- Заслушались? - Смеётся она. - Вы прямо, как будто где-то не здесь.
- Есть немного - смущённо прикрываю веки и улыбаюсь. Действительно, что-то выпал я из реальности. Вот был бы номер, если бы я тут ещё заснул? Чувствую, что начинаю краснеть от стыда за несовершённый косяк и стараюсь придать лицу максимально деловой вид. Жена говорит, что когда я сдвигаю брови, то выгляжу внимательно слушающим. И я их послушно для неё сдвигаю. Почему не сдвинуть для учительницы музыки?
- Я спросила, на какое время будем договариваться?
- А у меня есть выбор?
- Конечно! Время с вами подберём как Вам удобно, главное - посещайте! Вы поймите, у Миши - талант. Запускать нельзя. Чуть вырастет и на улицу сбежит. Я, вообще, подумываю о том, чтобы договориться с Вами на дополнительный час по субботам.
- Анастасия Львовна, у него бассейн. Самбо вот планирую... в школе нагрузка неслабая. - Субботы отдавать не хочется. Ой, как не хочется...
Она прерывает меня:
- Вы не понимаете, Это очень важно для Миши. Поверьте, я знаю что говорю. Пообещайте мне, пожалуйста, час в субботу. Вы ведь потом ещё спасибо скажете. Ну, нельзя зарывать... у него же талант...

Откуда в ней такая уверенность? Молода ведь ещё совсем, но так наседает, прям как будто вопрос жизни и смерти. Важно ей очень музыкальное образование Мишки. Вот.
Чужому человеку важно, а мне нет что ль? Прощай банная суббота, хотя... если только с утра?
- Если только с утра?
- Обещаете? К 11-ти устроит?
- Обещаю. Лучше к десяти.
- Договорились - она протягивает мне ладошку. Я смеюсь и пожимаю её. Мишка уже топчется у двери и громко заявляет:
- До свидания, Анастасия Львовна.
Выходим из школы. Можно и покурить.
Мишка надутый какой-то.
- Ты чего?
- Ты не слушал.
- Очень даже слушал. Мне просто хорошо думалось, пока ты так здорово играл.
- И ничё и не здорово... я опять на том же самом месте....
Останавливаемся. Присаживаюсь на корты и разворачиваю Мишку лицом к себе:
- Так. Отставить разговорчики. Сейчас бы вот что дядя Игорь сказал?
- Что надо быть уверенным в себе и смелым, как он.
- А ты опять себя ковыряешь... дома же всегда потренироваться можно, для уверенности.
Но Мишка всё равно надутый.
- Ну... что ещё?
- А зачем ты Анастасию Львовну за руку взял?
Я аж растерялся, даже сигарету назад в пачку засунул, так и не прикурил.
- Ну... прощаются так люди...
- Ты не как все. Ты смотрел... я видел...
То, что он пытается мне объяснить, я уже понял. Но делаю вид, что не понимаю. Мишка силится объяснить, а я делаю недоумённый вид. Всё как всегда кончается моим поражением...ведь детям врать нельзя. Будет только хуже.
Мишка заявляет:
- Не хочу я больше с ней заниматься! Она тебе улыбается!
Приехали.
Это предъява. Серьёзная. Я его знаю. Можно, конечно, включить взрослого и заставить сына выкинуть из головы эти мысли. Но я не хочу заставлять. Слишком много раз меня заставляли делать чёрти знает что те, кто считали, что имеют право распоряжаться моей судьбой.
Мне не нравится, что он задаёт такие вопросы. Мне не нравится, что под эту тему он маскирует нежелание заниматься. Музыка-то ему нравится, стоит только начать, но вот гнать его на занятия - не дело. Пора закрывать вопрос. И с учительницей-красавицей, раз уж так вышло.
- Послушай, Михаил! - то, что я его назвал полным именем - знак того, что у нас Серьёзный Мужской Разговор Не Для Женских Ушей. Потому, что такие разговоры нервируют бабушку, а ей нельзя, и расстраивают маму. Тут объяснений не требовалось - Мишка маму обожает.
- Ты уже совсем взрослый у меня становишься. Я думаю, что хватит мне тебя провожать и встречать. Ну, в самом деле! Тебе тут до школы три квартала и одна дорога. Как переходить дорогу ты знаешь. Тебе надо держать слово и заниматься скрипкой пока не выучишься. Ну а я... Ты сам слышал, дал слово, что ты и по субботам будешь заниматься дополнительный час. Так что теперь на тебе ещё и моё слово. Ты же меня не подведёшь?

"Вырос сынок? Я рад. Расти дальше, дорогой", с умилением думаю я, - "Не нужна мне твоя красавица-учительница... просто я обещал твоей маме, что сделаю всё чтобы ты выучился музыке".
И ещё я обещал, но уже сам себе, что ты не повторишь судьбу Игоря... да и мою. Играй на скрипке, сынок, дураков с автоматами в мире и без тебя много. А в случае чего, то и меня пока хватит сделать так, чтобы тебе играть не мешали. И таких как я много. И они, надеюсь, тоже держат своё слово. Сдержат его, случись настоящая война.

- Папа! - Сын преображается , выдохнул с облегчением - Я думал ты не догадаешься уже никогда! Что ты со мной как с маленьким? А слово я сдержу. И твоё тоже. И через дорогу по зебре на зелёный, а сначала посмотреть всё равно - едут ли машины... - он тараторит мне в лицо подробности маршрута, и что у него есть сотовый и можно позвонить, а я уже думаю о том, что я - пафосный дурак. Навертел себе в башке невесть чего, а сын просто вырос и требует полагающуюся ему свободу. Дорос.

Сын, помолчав, добавляет:
- А Анастасия Львовна вообще всем улыбается. Потому что она добрая. А ты сейчас почему улыбаешься?
- Да так. Растёшь.
- И ничего я не расту, - искренне огорчается он. Смена настроений у него вся на мордахе. Дети мимику скрывать не умеют. - Карина тоже одна ходит. Ей дальше, чем мне, - сын округляет глаза - через четыре дороги и одну без светофора! Я когда подрасту, буду её провожать. Я ей слово дал!

Приплыли.
Как бы теперь ему объяснить кому следует, а кому не следует давать слово? Кто бы мне это самому объяснил? Ведь я, по нашим временам, почти никому не верю, именно потому, что всегда держал данное каким-то сволочам слово. Убеждался, что сволочи и дел больше не имел, но обидно ведь когда цинично используют. А если слово не держать, то что тогда от меня останется? Я и есть моё слово.
Вот только... Нельзя позволять своему Слову помогать кому-то рулить тобой. Узкому кругу близких и родных - можно. Для них всё и так безо всяких условностей.

Карина в список близких никак не попадала. Пока.

- Миш. Давай не будем торопиться? Слово давать можно, когда готов тут же сделать. А ты сейчас провожать её не можешь. Значит, не считается. Подрастёшь и разберешься, кому и какое слово давать.

Мишка нахмурился , а потом заявил:
- Пап, пошли домой уже, обрадуем маму, что я вырос!
Вот, поросёнок, смена темы - вопрос, отложенный на потом.

Когда-то я дал себе слово, что мои дети не будут расти без отца. Я его, конечно, держу, но вот чувствую, что жена так "обрадуется" тому, что Мишка "повзрослел" до самостоятельных передвижений, что мало мне не покажется. Такие вопросы мы обычно решаем вместе. Ей наши слова о Мужских Словах до лампочки, ведь ей мы дороже всех Слов на свете.
Сегодня явно будет дороже Мишка.
А я? Я буду рядом.

Ведь я дал слово.

© Алексей Сквер