Она так смело подымает тональность..

- Нет, ну я все понимаю, кризис, проблемы, я все понимаю, но, Ванечка, я же всю ночь в поезде. Конечно ты старался, все-таки СВ, не плацкарт, но этот запах, он меня убивает. Ванечка, ты не подумай, я не претендую, я все понимаю. Кризис. Но, пожалуйста, в другой раз можно на самолетике? Нет, я же в курсе, не бизнес класс. Но поездом, это же невыносимо. Эти люди вокруг, от них так дурно пахнет, я очень устала, милый.

Ваня лежал на огромной двуспальной кровати гостиничного номера и расстроено глядел на свой покрасневший, поникший, истерзанный Танькой член.
- Вот, столько лет прошло, а делать минет она так и не научилась, - обижено подумал Ванька и сквозь приоткрытую дверь ванной уставился на обтянутую кружевами Танькину задницу.
Попка любовницы, всегда была хороша, но сегодня уставший и недовольный сексом Ваня смотрел на нее строго и с пристрастием. Его придирчивый взгляд, заметил пару лишних килограммов, осевших на Танькиных бедрах, и в голове злорадно пронеслось:
- Да, мать, стареешь.

Таня и Ваня были любовниками уже лет пятнадцать. А любил он ее с детства. Еще в детском саду она покорила его сердце огромными белыми муаровыми бантами, вплетенными в тоненькие пушистые косички и неподвижными, хлопающими, как у пластмассовой куклы, синими глазами.
В школе, в период юношеской задумчивости, когда он мнил себя Печориным, Танька представлялась ему, подругой дней его суровых и он пафосно величал ее гением чистой красоты.
Таня, слушая выспренние речи непонятого героя нашего времени, бессмысленно таращилась на него, и совершенно не понимала куда, на какой такой Кавказ он ее зовет и почему она должна разделить с ним все беды и тяготы жизни.

Таня была красива, по-житейски умна и меркантильна. Все эти литературные бредни и сказки о вечной любви ее мало интересовали. У Тани было столько материальных мечт, что ей некогда было париться Ванькиными витиеватыми признаниями, поэтому, как возможного претендента на роль будущего супруга она отмела его кандидатуру сразу и безоговорочно.
Но, заниматься сексом они начали еще в школе. Как любовник Ванька ее вполне устраивал, а легкая литературная придурь и неумение зарабатывать деньги, казались ей романтичными и добавляли легкого шарма в Танькину прагматичную жизнь.

Во время учебы в институте их встречи не были запланированными и регулярными. Они могли не видеться месяцами, каждый жил своей жизнью, но стоило им случайно пересечься в компании общих друзей, как эти встречи непременно заканчивались сексом. Выждав для приличия какое-то время, не сильно заботясь о том, чтобы сохранить в тайне их отношения, Ванька смотрел на нее наглыми, смеющимися глазами, незаметно кивал головой в сторону выхода и, она не могла с собой совладать, а сделав озабоченное выражение лица, торопливо неслась следом за ним.
Ванька, дожидавшийся ее за дверью, тут же всем телом прижимал ее к стене, не позволяя шевельнуться, одной рукой до боли стискивал ее поднятые вверх руки, а другой забирался к ней в трусы и ловил ладонью влажный, горячий пах. Таня сладко охала, ноги ее подкашивались, она скользила по стене вниз, становилась на колени и прижималась лицом к выступающему, рвущемуся из брюк члену.
Они трахались везде, в кладовках, подсобках, в парке, на траве, на лавочке, в общественных туалетах ночных клубов, на чердачных пролетах лестничных клеток. Страх быть пойманными, застигнутыми врасплох, изгнанными из уголка их уединения, дико подымал в крови адреналин, и секс был быстрым, агрессивным, сумбурным и сладким. Закончив, шушукаясь и сдерживая радостный смех, они торопливо поправляли одежду друг друга и возвращались обратно порознь, чтобы Танькин новый жених не заметил их отсутствия.
В то последнее лето перед замужеством Танька часто приходила к нему, в его замызганную, неубранную, холостяцкую квартиру. Она никогда не предупреждала о своем приходе, и, толкнув плечом незапертую дверь, иногда заставала его с другой девушкой. В таких случаях Таня, выходила, присаживалась на ступеньках парадного и терпеливо ждала, когда он выпроводит свою новую пассию. Это ожидание возбуждало ее больше чем любой петтинг. После ухода соперницы, Таня сразу занимала ее место на скомканных, со следами свежей спермы простынях, пахнущих чужими девушками и развратом.
Между сексом голый Ванька шел к холодильнику, задумчиво смотрел на полупустые поржавевшие полочки и добывал оттуда кусок давнего, черного хлеба и кулек красных немытых помидор, открывал кран и, подставляя пакет под брызгающую во все стороны струю воды наполнял его до краев. Небрежно встряхивая, смывал кусочки прилипшей огородной грязи, высыпал помидоры в белую эмалированную миску и ставил ее прямо на кровать. Расположившись по обе стороны от миски, они сосредоточенно солили помидоры крупной, сероватой солью, ломали руками черствый хлеб и, не отрывая глаз от миски, жадно хватали, спелые, потрескавшиеся от солнца помидоры, кусали их, как яблоки, руками размазывали по лицу брызгающий во все стороны светлый помидорный сок и целовались кисло-солеными губами.
Иногда, они целый день проводили вместе, не вылезали из постели, трахались и болтали ни о чем. Бывало, что в такие вот дни, Ванька вдруг тянулся рукой к стопке книг, громоздившихся на стуле рядом с кроватью, брал первый попавшийся, лежащий сверху, учебник и читал ей вслух что-то из физики или математики. Танька совершенно ничего не понимала, но умно поддакивала и, подглядев название книги, вспоминала какую-нибудь зазубренную со школы формулу и четко произносила ее вслух.
- Е = МС квадрат, - вдруг выдавала Таня и сраженный ее удивительными познаниями Ванька, тут же тянулся возбужденным членом к ее красивому рту.

Она и вправду была красива, не мила, не симпатична, а именно красива. В ее чертах не было ничего вызывающего, ничего манящего, и Боже упаси ничего вульгарного. Ее красота была какой-то божественной, идеально правильной. Синева Таниных миндалевидных глаз не имела никаких серых или голубых оттенков, цвет их был именно синий, как синяя неразведенная акварель в коробке красок, нос не большой и не маленький, не тонкий и не мясистый без всяких горбинок и искривлений, идеально ровный с тонкими слегка прозрачными крыльями, губы нельзя было назвать пышными, пухлыми, тонкими, узкими или растянутыми, ее четко очерченные нежно розового цвета губы не имели ни малейшего изъяна. Лоб ее был пропорционально высок, подбородок мал, скулы чуть-чуть приподняты, а кожа матовой и прозрачной. Красоту Танькиного лица можно было бы назвать мертвой, если бы не нервная немного истеричная мимика. Она часто морщила кукольный лобик, но глаза при этом оставались неподвижными и широко распахнутыми. Таня была блондинкой, волосы ее слегка пушились и создавали некий ореол вокруг чудесного лица.

Весь этот спектральный анализ Таниной красоты был произведен Ванькой неоднократно, просидев десять школьных лет на задней парте и безотрывно наблюдая за ее лицом, он был уверен, что красивее этой девушки в мире не существует.
Поэтому оскверняя ее идеальный рот своим кривым, безобразным, с набухшими синими жилками, толстым членом, он каждый раз испытывал какое-то злобное удовлетворение. Вообще, Ваньке было плевать на то, что Танька не умела делать минет. Танькины оральные ласки ему были не интересны. Возбуждало его другое.
На фоне лица этого гения чистой красоты Ванькин член выглядел вдвойне уродливым, ужасным, огромным и, порою, он хлестал Таню по губам своим задубевшим ничего не чувствующим членом, заполнял им до краев ее аккуратный, маленький рот, впихивал его до остатка и не мог наглядеться на эту униженную, исковерканную его членом красоту. Он дожидался момента, когда она начинала захлебываться и издавать гортанные, умоляющие освободить ее звуки, и только тогда он покидал ее рот и изливался на ее прекрасное лицо своей пряной, жгучей спермой.
После подобных игрищ Танины губы покрывались маленькими трещинками, и отдавали синевой, глаза слезились от едкой, попавшей в них спермы и, глядя на эту изувеченную им красоту, в Ванечке возникало искреннее чувство жалости и бесконечной любви к этой девушке.
Когда Танька в первый раз выходила замуж, Ваня почувствовал определенное чувство сожаления и обиды. Нет, он не претендовал на пожизненное право обладания этой красотой, он никогда не помышлял о женитьбе на ней, но вдруг он ощутил определенную зависть к мужчине, который каждый день, каждую минуту может наслаждаться и пользоваться красотой Таниного лица. И когда за пару дней до свадьбы Танька прибежала в его холостяцкую конуру, на последний, как тогда казалось, трах, и они всю ночь смешивали на его грязных простынях коктейли из водки и томатного сока, Ванька был как никогда ласков с ней, не унижал ее, не брал напором, не изнурял, он долго, молча смотрел, на борьбу ее неумелого рта со своим вяло приподымающимся мужским началом и вдруг, лениво спросил:
- А может... ну его... давай поженимся?
- Моментально отрезвевшая Таня, критическим взглядом окинула его неказистое жилище и спросила
- Ты что совсем поехал? Где мы будем жить? Здесь что ли?
Быстренько натянула платье, благоразумно запихнула в сумочку, недавно подаренные женихом, лифчик и трусики и убежала выходить замуж за перспективного молодого предпринимателя.
Ванька, он был вообще какой-то странный, несовременный что ли? В те времена, когда возможность заработать деньги, казалось, валялась под ногами. Когда нужно было только захотеть, только щелкнуть пальцами, получить в банке кредит и на фоне всеобщей инфляции просто срубить легкие, ни к чему не обязывающие деньги, он собрал свои манатки и уехал работать на отдаленную, всеми забытую шахту, работать по специальности горным инженером. Мизерную зарплату молодому специалисту платили от случая к случаю, директор шахты не мог поверить в то, что ему так повезло, и на шахту приехал молодой мастер, но единственное чем он мог его удержать, была малюсенькая квартира, бесплатно предоставленная Ваньке.
А Ванька всеми этими сложностями вообще не озабочивался. С голоду он не умирал, молодых, безмужних баб в шахтерском городке было вдоволь, работа ему нравилась, по вечерам он увлеченно перечитывал учебники по горному делу и по-возможности пытался применять книжные познания на ставшей родной ему шахте.
В тот момент, он был, чуть ли не единственным молодым специалистом в районе. На шахте кроме него остались работать только пенсионеры, пожилые люди, которым некуда было уходить, ветераны, с темными, навсегда впитавшими угольную пыль лицами, всю свою жизнь эти люди проработали под землей. Им не нужна была жизнь иная, они ее не знали, и знать не хотели.
Ванька нормально уживался со всеми этими мужиками, по-натуре они были люди добрые и специалисты хорошие, для них не существовало невыполнимых задач, надо было только понятно объяснить, что к чему и тогда любую работу они выполняли радостно и с удовольствием. Со временем Ваньку на шахте стали уважать и довольно быстро из простого горного мастера он превратился в главного инженера шахты.
Когда в стране разгорелась приватизация, и шахту выкупил частный инвестор, Ванька оказался просто незаменимым специалистом. У нового хозяина хватило ума понять, что за подобных Ваньке энтузиастов нужно держаться обеими руками и что от таких людей зависит успех предприятия и соответственно прибыль инвестора. Ваньке предложили стать соучредителем. В то время, он совершенно не представлял себе, что это значит, но новый шеф ему нравился, Ванька чувствовал, что за такими людьми, будущее и так как от него требовалось, только по-прежнему качественно, выполнять свою работу, он согласился.
Именно тогда в Ванькиной жизни произошел коренной перелом. За несколько месяцев из почти нищего горного инженера он превратился в соучредителя промышленного холдинга. Конечно, работа, как и прежде, занимала все его время, но у Вани появились деньги. Поначалу они его удивляли и неимоверно радовали. Затем, когда его ежемесячный доход, рос соразмерно прибыли, которую приносила шахта, эти деньги стали для него пугающе огромными и только благодаря порядочности и симпатии шефа ему удалось не спиться и не спустить все деньги на баб. Шеф неназойливо подсказывал Ваньке куда лучше вкладывать заработанные капиталы и уже через два года Ванька осознал, что он богат.
Главное, что не переставало Ваньку удивлять и сегодня, это то, что для того чтобы разбогатеть, он не совершил ничего особенного, ничего не изобрел, не придумал, не стал лауреатом Нобелевской премии. Ему, действительно, неимоверно в жизни повезло. Каждый свой день, он занимался любимой работой, Ванька всегда был хорошим специалистом, но помимо этого, просто по воле случая, он оказался в нужное время, в нужном месте и стал востребованным, высокооплачиваемым профессионалом.
Вот так вот Ванька стал олигархом.
Все это время Ванька с Таней не виделись и, встретив его в театре, на пафосной премьере нового балета, Таня не успела удивиться и озаботиться вопросом, откуда он здесь взялся. Уже через пятнадцать минут после того, как она увидала его смеющиеся, наглые глаза, и уловила ненавязчивый кивок головы в сторону занавешенных бархатными портьерами дверей театральной ложи. Уже через считанные минуты Таня изорвала на коленках тонкие дорогие чулки о давно не вощеные паркетные половицы и Ванькин дрожащий, истосковавшийся член плотно занял каждый миллиметр ее распахнутого, разукрашенного помадой рта.
Приведя себя в порядок, Танька поправила перекошенный бейджик на Ванькином пиджаке и поняла, что ее давний приятель, является представителем генерального спонсора сегодняшнего спектакля. Сдерживая довольный, радостный смех, они попытались незаметно покинуть ложу но, вынырнув из-за шторы, лицом к лицу столкнулись с Танькиным новым женихом.
И вот тут Танька в очередной раз прошлепала свое счастье.
-Познакомься с моим будущим мужем,- растерянно представила она Ваньке своего избранника.
-Очень приятно, рад знакомству,- Ванька пожал руку Таниному парню и, не оглядываясь, быстрым шагом покинул театр.
Танька смотрела ему вслед и впервые в жизни понимала, какая она дура. Смотрела и думала о том, что своим детям, рожденным от вот этого вот будущего мужа, она будет рассказывать, как, делала в ложе минет известному российскому олигарху и, что этот самый минет, окажется самым стоящим делом, которое она совершила в своей дурацкой, лишенной любви жизни.
Исправлять ситуацию они оба не умели и не хотели. Танька вышла замуж, Ванька тоже женился.
Виделись они довольно часто, встречались в гостях у общих друзей, на вечеринках, пересекались в ресторанах и кафе. Характер их встреч тоже не изменился, при любом удобном случае они занимались сексом. Однажды, Ванькина жена увидала их выходящими из женского туалета ресторана. Ванька шел сзади и одергивал задравшееся вечернее платье Татьяны. Будучи женщиной умной и не скандальной она сделала вид, что ничего не заметила, ни словом не обмолвилась Ване о своем открытии, просто перестала приглашать Таню в гости.
Ваня все понял без объяснений. С этого самого момента любовники стали прятаться. Ванька придумывал для жены всевозможные командировки, а что придумывала Таня для своего мужа, оставалось для него неведомым.
Много лет подряд один раз в месяц, в разных городах мира он организовывал их тайные встречи. Вместе они побывали во многих странах. Страны эти они почти не видели, встречались в аэропортах, ехали в гостиницу, дни напролет занимались сексом, по вечерам ужинали в гостиничном ресторане и возвращались в номер. Во время каждой подобной встречи Ванька дарил любовнице дорогие подарки. Вернувшись домой, он, по Таниной просьбе, устраивал на работу ее родственников, временами помогал деньгами и оплачивал учебу ее дочери в престижном лицее.
Они никогда не говорили о том, чтобы жить вместе. Всю свою жизнь они прятались и таились от близких и знакомых им людей. Страх который они испытывали, боясь быть разоблаченными, являлся чуть ли не главным связывающим их фактором. Их страстная, болезненная тяга друг к другу была невозможной без тайны, без становившего уже привычным всплеска адреналина, ну, и, конечно, без идеального Таниного личика.

И вот сегодня, без всяких предисловий, Таня сообщила ему, что они с мужем разводятся и как в какой-то жуткой мелодраме, закатила кукольные глазки и объявила, что теперь, когда она свободна, он должен уйти от жены и жениться на ней.
После этой тирады он Таню трахнул, изнасиловал ее красивое лицо всеми ведомыми ему способами, позволил ей поизмываться над своим членом и вот сейчас лежал на гостиничной кровати, смотрел на ее слегка оплывшую задницу и, молчал.
- Что ты молчишь?- допытывалась Татьяна, разглядывая в зеркало недавно уколотый ботоксом лоб.
- Ты что ее любишь? - посмеиваясь, уточнила она и повернула голову таким образом, чтобы он увидал ее четко очерченный идеальный профиль. Повернула и замерла. В маленьком изящном ушке слегка покачивалась, недавно подаренная им, овальная розовая жемчужина. Она отлично знала, что в таком ракурсе она неотразима, что даже если он не ответит ей согласием, то тут же захочет заняться с ней сексом. Пусть не с ней, а с ее лицом, но в данный момент это было не важно. Важно было заставить его поверить, что такой красавицы как она он больше никогда не встретит, что если он сейчас упустит свой шанс, то никогда больше не видать ему счастья и до конца дней он будет жалеть об упущенной возможности жениться на самой красивой женщине мира.
Пауза между ними затянулась, Ванька продолжал молчать, и Таня осторожно повернула лицо в его сторону, так чтобы падающий сзади свет нивелировал первые, появившиеся недавно морщины.
- Ты ее любишь?- спросила она по инерции, и уставилась на него своими синими, неподвижными глазами
- Да, я ее люблю, - не очень уверенно ответил Ванька, потянул на себя гостиничную простыню, завернулся в нее как в полотенце и, избегая Таниного взгляда, подошел к окну и прижался к нему лицом.
- Я не брошу ее никогда. Она не заслуживает подобного отношения,- отчеканил уже строго и убежденно.
Подобного ответа никто из них не ожидал. Они испуганно застыли каждый в своем уголке и молчали.
Первой пришла в себя Таня, она подошла к нему сзади и, прижавшись лицом к спине, легко поцеловала между лопаток.
Вздохнула и затараторила смело подымая тональность.

- Нет, Ванечка, я все понимаю, кризис, но этот телевизор, который ты подарил, он совсем не годится. Приходил бывший муж, сказал, что он маленький. Конечно, я понимаю, сейчас всем тяжело, но надо поменять, ну, что я скажу маме. Она расстроится. Ну, ты сам подумай, Ванечка. Нет, в стране кризис, я все понимаю, но в гостиную надо бы телек, побольше.
Он трахал ее в распахнутый, не устающий выпрашивать телевизор рот, кончал на ее идеальное, божественной красоты лицо и размазывал членом, слезы льющиеся из ее закрытых, захлопнутых как у куклы глаз.
Ванька Таню любил, давно, с детства. С самого первого дня, когда родители привели ее в сад.


© Алена Лазебная