Пасьянс

Есть девочки, которые умеют нравиться, даже будучи совсем маленькими. Вот она маленькая, а на неё смотришь и понимаешь: это - уже готовая женщина, ей осталось только добавить сантиметров роста - и всё, пойдёт крутить хвосты мужчинам.
Я знала одну маленькую девочку, четырёх с половиной лет, которая вполне по-взрослому крутила хвост папе. Нет, это были не обычные капризы, к которым склонны дети, с паданьем на пол, истериками, дрыганьем ножками в воздухе и некрасиво искривлённым в плаче ртом.
Так делают девочки-дети.

Эта же была девочкой-женщиной. Маленькой кокеткой.
Она не истерила некрасиво. Она улыбалась и строила глазки.
Она так рассматривала своё личико в зеркале, будто на нём уже была помада от Диор и тушь от Шанель. Хотя, конечно же, ничего этого быть не могло.
Она жеманно отставляла мизинчик и, похоже, интуитивно знала, когда взмахнуть ресницами. Она умела смотреть широко распахнутыми глазами и пустить ровно две слёзки в уголках глаз. Она умела вполне по-женски надменно обидеться, если не получала того, что хотела.
И папа таял, папа был повержен.

И рассказывал мне потом, что в первом же классе за ней уже ходила стайка мальчиков.
Эти семилетние маленькие мужчины уже безошибочно считывали сигналы будущей женщины. Хотя, конечно же, совсем не понимали этого.

Я была не такой.
Я была плохо одетым подростком, я стеснялась неидеальных зубов и слишком большой, как мне казалось, груди.
Меня портила мамина перешитая юбка. Я стеснялась не очень современных туфлей, отданных маме для меня её старшей сестрой. У меня была большая ласта. Мне тогда так казалось.
Мне не нравились мои губы, нос и глаза. Мне казалось, что у меня слишком широкое лицо.
Я знала, что на меня никогда в жизни не посмотрит первый красавец в классе. Он же, что называется, первый парень на селе.
Много лет спустя я узнала, что всегда ему нравилась. Он рассказал это, будучи взрослым, одной моей школьной подружке, а она потом поделилась со мной.
И я страшно удивилась. Неужели я могла кому-то нравиться тогда?

А спустя годы я вдруг поняла, что, несмотря на то, что я сама о себе думала, я была популярной. Это не популярность девочки в американском колледже, девочки, меняющей юных кавалеров, и становящейся в итоге королевой бала.
Ну, с поправкой на село. Но вы же понимаете, как это бывает даже в сёлах.

Это другая популярность.
Я была чем-то средним между шутом (для девушки юмор, как я когда-то говорила, довольно странное качество, а потому всегда выделяется) и серым кардиналом. Не в том смысле, что плела интриги - уж этого я никогда не умела. Просто, видимо, от природы была мне дана способность прибалтывать и говорить о чём-то так, что человек проникался моей точкой зрения и считал потом, что всегда так думал. Сейчас я понимаю, что "выдавала" уже тогда.
Только тогда я не понимала этому цены.

Я недавно подумала, что будь у меня тогда чуть больше уверенности в себе, умения быть женщиной, и умения вести себя так, как сейчас - я была бы мегапопулярна в том самом, обычном смысле.
Я научилась этому потом. И нравиться мужчинам сделала своей профессией.
Но на это ушли годы. Я поняла потом, что большая грудь - это достоинство, зубы - совсем не плохи, хоть и не голливудские, но голливудских от природы мало у кого бывает, и что ножка моя - совсем не ласта, а так, нормальная женская ножка.
И что самое привлекательное для мужчин качество в женщине - это вовсе не красота, и не бл*дский характер, а обычная, совершенно обычнейшая, человеческая доброжелательность. Когда не страшно пообщаться.
Что-то из серии "улыбнись миру и...". Ну, вы знаете, наверняка.
И у меня теперь много красивой одежды.

Я сидела как-то в одноклассниках и узнала, что девочка, бывшая некогда первой красавицей класса, потом переехала в город и вышла замуж за обычного грузчика. И родила сына сразу после того, как этот самый муж растворился где-то на просторах России.

Я нашла Диану (бог мой, как странно для села назвали девочку!), она была красивой, эта Диана. Высокая, статная и томная, с длиннющими волосами, она не входила, она вплывала в класс. Как та самая, сказочная Царевна-Лебедь.
Я видела фотки Царевны. Расплывшаяся баба в непонятных платьях. Сотня фоток. Ни на одной нет даже намёка на мужчин. И вселенская - я не утрирую - тоска в глазах.
И почему так стало - непонятно.

Я узнала, что хулиган и двоечник, про которого говорили, что он сопьётся и рано или поздно сядет, сейчас - довольно известный в городе юрист. Как так? Это странно.
Неприметный хорошист и зубрила Юрка вернулся в родное село с туберкулёзом, подхваченным в тюрьме, где сидел за - как так вышло? - разбой.
Сашка очень удачно вышла замуж и перебралась жить в Испанию.

А заводилы-близняшки Зоя и Вика - обе живут с арабами, заматываются по глаза в платки и воспитывают каждая свою свору детей.
Оля стала химиком и у неё, кажется, всё хорошо.
Почти все они разъехались из села по городам.
Я должна была быть училкой, ходить приличной, загнивать в чисто женском коллективе, и до старости сеять разумное, доброе, вечное.
Как причудливо тасуется колода. (с)

Вообще непонятно, что происходит с этой жизнью. И куда повернёшь от камня, на котором написано: "Направо пойдёшь..."
Впрочем, на этих самых камнях почему-то ничего не пишут. И дорогу выбираешь почти что наугад. А там - как сложится.

Тридцать два.
________

© Екатерина Безымянная