Карандаши

В 2002 году я пришёл в военкомат. Точнее попытался войти.
- Звание? - спросил у меня на входе человек в форме.
- Ваше?
- Ваше!
- Моё? Пацан, - легкомысленно ответил я. Увидел, что мою шутку не оценили, пояснил, - Я не служил, мне документы забрать надо.
Я прошёл, назвал свою фамилию человеку, сидящему в будке, и тут началось. Оказалось, я в розыске. Искали меня - искали, не нашли, а тут я сам пришёл.

Военком, немолодой и невысокий армянин, строгим голосом велел мне сесть подальше от его стола.
- Знаешь, почему?
- Знаю, - подумал я, - потому что от тебя перегаром пахнет с утра, - и изобразил внимание на своём лице.
- Потому что был тут один такой дерзкий, тоже служить не хотел, пришлось его проучить. Садись на стул у двери, вот смотри, что с ним стало.
И протянул мне пачку фотографий, где дерзкий пацан был запечатлён на суде вместе с плачущей мамой. Я был впечатлён креативом.

- И где ты был? - спросил военком.
Я честно сказал, что какое-то время употреблял наркотики, жил антисоциальной жизнью, но теперь всё в прошлом, я готов стать полноправным членом общества, и мне нужны документы, чтобы получить новый паспорт. Старый у меня украли.
- Наркотики это плохо.
- Плохо, - согласился я.
- В армию могут не взять.
Я вздохнул.
- И права не получишь.
- Если деньги на машину будут, то и на права найдутся, - опять глупо пошутил я. Мне было всё равно. Я не автолюбитель. Равнодушен к машинам. Абсолютно.
- Давай скажем, что ты жил у бабушки в деревне, - предложил он.
- Я не жил у бабушки в деревне, я жил в городе, в десяти минутах ходьбы от вашего военкомата. И я решил, что больше не буду говорить неправду. Совсем. Это грех.
Я был христианин-неофит, горел желанием поделиться верой и засвидетельствовать изменения, произошедшие со мной.
- Так что пишите, как есть.
- Надо заплатить штраф, - выдохнул укротитель дерзких пацанов. И назвал сумму.
Я сказал что понимаю, готов, и засобирался в "Сбербанк".
- Можно не ходить, - устало сказал он. - В "Сбербанк" можно не ходить. У нас тут в кабинете карандашей не хватает и резинок стирательных, и бумаги, много чего ещё не хватает, в общем, можешь мне штраф отдать.
Я, как дипломированный преподаватель изобразительного искусства, посочувствовал нехватке карандашей и резинок и передал ему деньги.
- Не меченые? - спросил военком, просветлел лицом, выписал мне какую-то бумажку, сказал, куда и когда мне надо прийти, и засобирался, наверное, за карандашами.

На следующее утро, размышляя о том, что я, скорее всего, дал взятку, а это грех, помолившись, поехал на медосмотр.

- Призывник? - спросил на входе человек в форме.
- Не знаю. Я по флаеру, сам смотри, - и сунул служивому бумажку от военкома.
Cлушая испуганные разговоры школьников ("он спросил, кому тут деньги заносить, а ему сразу кирзачи дали и в стройбат оправили"), я разделся до трусов, взял свои бумаги и пошёл по врачам.

- Наркотики употребляли? - спросила первая женщина-врач.
Наверное, нарколог, - подумал я.
- Девяностые были, все тогда употребляли. Ну, почти все.
Время такое было, - я попытался начать общение на позитивной волне.
- Какие наркотики употребляли?
- Вам всё рассказывать?
- Всё.
Она приготовилась записывать.
Так как я решил говорить правду и только правду, я рассказал всё. Или почти всё, потому что она меня прервала со словами: "в армию вам, скорее всего, не надо", и сделала какие-то пометки в моих бумагах. При этом многозначительно добавила:
- Пока карандашом, потом ручкой напишу.
- Это всё в прошлом, - уверенно сказал я и начал вести себя так, как в моём представлении должны вести себя люди, никогда не употреблявшие наркотики - с неиссякаемым оптимизмом в голосе и огоньком в глазах.
Следующая женщина-врач, сидевшая за соседним столом, спросила, как моё настроение, всегда ли я такой жизнерадостный, и были ли у меня травмы головы. Наверное, психолог, - решил я.
- Были, - ответил я максимально бодро.
- И в результате чего у вас были травмы головы?
Я излучал счастье и добавил в голос немного сожаления о бездумно потраченных годах юности.
- Не находил взаимопонимания с работниками правоохранительных органов.
- Сознание теряли?
- Терял, конечно же.
- Лежали?
- Лежал.
- Где лежали?
- Где терял, там и лежал, - вопрос показался мне глупым.
- В больнице лежали? Выписки есть?
- Лежал после допроса, чтобы показания признали недействительными, но меня выгнали за нарушение режима и выписку не дали.
Я был полон желания жить по-новому.
- Всё понятно.
Врач номер два повернулась к врачу номер один и о чём-то с ней поговорила на особом медицинском языке. Я понял только, что первая скорее всего права и что-то у меня такое есть.
Я огорчился. Коротенько рассказал им про Христа и про то, что вообще-то я работаю дизайнером и у меня всё хорошо. Даже сигареты не курю.
- А вы хотите служить в армии? - уточнила женщина в белом халате.
- Готов защищать страну, я хорошо стреляю, всё детство провёл в тирах, у меня даже своя "воздушка" была.
Подумав секунду, уточнил:
- А строить дачи генералам я не готов.
Мой друг служил в стройбате. У них периодически кто-то падал с крыши или от чего-то (по официальной версии) засыпал в бетономешалке. Чтобы им не было от такой жизни очень грустно, они кололись водкой и ели собак.
- В стройбат я не хочу, а в спецназ меня, наверное, не возьмут, по возрасту уже не подхожу, мне ведь двадцать шесть уже.
Я подумал, что каждый нормальный ненаркоман должен хотеть служить как минимум в ВДВ.
- Точно, - сказала врач номер два своей коллеге, - Вы совершенно правы.
И написала в моих бумагах что-то карандашом.

Я зашёл в последний кабинет, где уже собрались врачи, военные и один милиционер.
- Привет.
- Доложить по форме! - заорали мне в лицо.
- Я гражданский, - напомнил я и прочитал текст, на который мне указали.
По щучьему велению, по вашему хотению, призывник такой-то явился - не запылился - и всё в таком духе...
Дальше было скучно. Главный человек в погонах кричал, что таких, как я, надо расстреливать. Милиционер спрашивал, где я скрывался. Врачи говорили, что у меня нашли ещё что-то, из чего я сделал вывод, что наркотики не пошли на пользу моему здоровью.

- Если мы вам отдадим документы, вы когда встанете на учёт по новому месту жительства? - спросил у меня ценитель карандашей и стиралок, когда я опять приехал в военкомат.
- Завтра. Или послезавтра.
Я твёрдо решил больше не спонсировать его страсть к канцелярским товарам.

Мне отдали все мои бумаги из военкомата, я подумал, что их можно сжечь и потеряться надолго. Но для того, чтобы вернуться в Москву, мне по-прежнему был нужен новый паспорт.

В армию меня так и не взяли.