Незнайка на нуле

Незнайкой его прозвала мать, еще в первом классе. На равнодушные вопросы уставшей от беспросветной жизни, скукоженной женщины: о школе, приятелях он блекло отвечал: "Не знаю, ма."
И ведь вправду - не знал. Веселье и игры бойких детей, равнодушных в своей сытой, насыщенной любовь обоих родителей жизни, проходили мимо. А Незнайка вечерами помогал скоблить пивные и с жалостью - лимонадные этикеты с бутылок, которые мать не брезговала подбирать украдкой - зарплаты санитарки - только с голоду не помереть.
В двадцать, Незнайка остался геометрически - идеально - круглым сиротой и хозяином однокомнатной московской квартиры окнами во двор - колодец, который летом заливала зелень старых тополей. В двадцать шесть его сократили с завода. Семьей не обзавелся, а к тридцати, - и думать про это забыл.

Перебивался грязной работой, сторожем два на два, день через день, ночным. Сходство с литературным Незнайкой ему придавала прическа, вернее просто волосы - вечно не стриженные, они превращались спросонья в маслянисто отливающий ирокез, который он закидывал пятерней назад, а тот настырно топорщился сквозь весь день.
Само собой, - Незнайка пил, но ровно в меру своих слабых денежных возможностей, потому присутствовала даже и обстановка: бессистемно и нервно вибрирующий холодильник, телевизор, диван и кое - чего в кухне. Другой бы от такой жизни пропился в дым - да иди она прахом! - но, не он. "Не воровать же, и тем более не вкалывать на пропой." - думал Незнайка.
Еще он был аккуратен, как это нередко бывает с опускающимися людьми. Они находят в чистоте отголосок прошлой жизни и хватаются за нее, как утопающий за огрызок доски. Настойчиво брился каждый день и чистил щеткой бессмертные брюки и пиджак из чего-то блестящего и черного, как антрацит.
Так бы он и жил, пока не нашлись добрые люди и не помогли ... водкой. Очень скоро, он уже подписывал у нерусского нотариуса с безобразным золотым перстнем бумагу, - по которой залихватски сменил столицу на безукоризненно - русскую глухомань с роскошным, завораживающим названием Дурниха. Водка тут же кончилась, зато образовались на лице синяки. Дали по зубам и несколько дней на сборы, пока готовятся документы. Все, привет!
Незнайка очнулся. Завтра вечером приедут и отвезут на вокзал! Хорошо если не прибьют.
В ужасе от содеянного, он не находил места в квартире и второй день бродил по центру выбритый, с затравленным взглядом, ожесточенно засадив руки в карманы брюк. В карманах пусто и даже нет обыкновенного мусора: соринок, крошек табаку. Раз в час он останавливался и оторопь прокатывалась внутри и снаружи - волосы шевелились от полного осознания своего положения и тут же возвращалось тупое, свинцовое безразличие. Про милицию нечего было думать. Верная могила, - объяснили.
Вот за густые волосы судьба его и ухватила в обеденный перерыв для работящих людей, в Нижнем Сусальном переулке.
Женский голос окликнул: "Мужчина!" - и заспешили за спиной: быстрее-быстрее к нему каблучки. Он не слышал - словно и не мужик. Хотя чего там - вся интимность свелась к отстраненно-презрительным взглядам продавщиц вино - водочных отделов.
- Мужчина! Я Вам кричу. - цепко придержали его за локоть.
Незнайка испуганно обернулся. Женщина. Высокая, красивая, быстро облизала толстые губы - только из кафе.
- Чего? - недовольно спросил он и мягко высвободил из когтистой руки локоть.
- Да не пугайтесь. - чутко уловила она нервный настрой. - У Вас густая шевелюра.
- Ну?
Оказалось: завтра, в одиннадцать, в секции ? __ГУМа - конкурс экспромт - причесок. Нужны головы с волосами, с густыми и пышными. Чтобы безумцы с ножницами могли изуродовать их на свой вкус. Еще и заплатят.
- А сегодня нельзя? - с надеждой спросил Незнайка. Он готов был отдаться под ножницы немедля, лишь бы не бродить, маясь страшной неизвестностью по отвратительно-солнечным улицам.
- Нет, завтра. - отрезала женщина и приказала. - Голову обязательно вымыть, побриться.
Окинула костюм и пристально взглянула в глаза:
- Да Вы, не пьете ли?
- Пью. - честно признался Незнайка. Хотя о водке не помышлял третий день кряду.
- Отлично. Завтра в одиннадцать! И чтоб, как штык!
Негромкая, лилась музыка. За огромную, туго натянутую клеенчатую ширму, отделявшую шоу-зону от "подсобки" цирюльни, долетали оживленные голоса и волнующие, женские запахи.
Жирный и вертлявый иностранец с подведенными веками, вздрюченными волосами, обряженный в малиновые шаровары и расползающуюся по женоподобному торсу майку, схватил Незнайку за морду, как щенка и оглядел густо заросшие виски. Довольно хмыкнул и приказал: "Переодеть!"
Тут же, под взглядами взволнованных пышноволосых дур, спешащих обкорнаться постраховитей и пары отрешенных мужчин, Незнайка краснея от стыда накинул поношенный, но добротный костюм.
Спустя десять минут, под вспышками камер кучки ротозеев, с его головы веером полетели клочья. Задорный иностранец, пританцовывая и подбадривая себя вскриками, с жуткой болью (аж слезы набежали) повыдергал ему за пять минут пол головы, сдернул покрывало и развернул ошарашенного Незнайку навстречу аплодисментам и смешкам набежавших на музыку бездельников. Грубо подтолкнул прочь с кресла и потребовал следующего барана.
За ширмой его повертели, поохал, поахали и вернулись смотреть из-за ширмы и волноваться за свою голову. Униженный кособокой, вздорной прической, Незнайка растерянно постоял - постоял и, не дожидаясь платы, в отместку унес на себе костюм и прихватил рюкзак, который приметил заранее.
Вылетев из ГУМа, заспешил с напряженным затылком (страшась обернуться) в толпу туристов, слоняющихся по Красной площади. Запустил руку в рюкзак - так и есть, камера - тяжелая, с большим объективом. Радостный он не замечал, как на него оглядываются и улыбаются вслед русские туристы и ноль внимания: вальяжные, неспешно фиксирующие звезды и разноцветные купола Блаженного интуристы.
Он спешил убраться прочь, как вдруг его сильно толкнули и невежливый, коренастый гражданин обогнал его и зашагал впереди. Незнайка обидеться не успел, как у нахала, неуловимо и тяжеловесно выпала на брусчатку пачка денег. Замирая вспомнил, как давным-давно, воровато и жадно щупал в подъезде пьяную, едва знакомую бабу, а та лениво сопротивлялась, - так же вдруг стало сладко-тревожно.
Туристы всегда глазеют по сторонам, вверх, но не под ноги. Незнайка мигом отметил, что никто не в курсе и устремился к цели, невзначай присел и подхватил пачку. Тут же подскочил радостный паренек:
- Эх, я первый увидел! - смеясь глазами, с досадой выпалил он.
Незнайка растерялся.
- Вон он! - указал парень на удаляющегося богача. - Давай быстрее! Может денег даст!
Незнайка прилип к брусчатке и не знал, куда деть глаза.
- Эх! - парень сокрушенно потащил его за руку как тряпичного, приговаривая. - Такая пачка! Он тебе много даст если не жмот, а ты мне чутка. - и окликнул коренастого.
Тот как по команде обернулся и смотрел спокойно и выжидающе.
- Вы потеряли. - залепетал Незнайка под уверенным, с веселыми искрами взглядом. - А мы вот...
- Оо! - вытаращился мужчина и похлопал по карманам. - Как же это! Спасибо! - горячо благодарил он. - Я Ваш должник. Секундочку, секундочку!
Он сдернул с пачки резинку и вдруг врезал в лоб:
- А где деньги?! Здесь не все! Э!
Парень бросился в толпу, а Незнайка был схвачен железной рукой и поведен к васильевскому спуску. Он и не думал сопротивляться. Потеря жилья, дурацкая прическа, и вот теперь это - сломили его. Он покорился. Мужчина звонил кому-то.
В конце спуска уже ждала машина. Не церемонясь, втолкнули внутрь.
- Откуда приехал? Турист? - взял его за шкирку коренастый словно приобнял. Он нависал, давил, заглядывал в глаза. Он заполнил собой все. Незнайка даже не удивился, что и машиной управляет он - с заднего сиденья, - так был напуган.
- Местный.
- Бля! - вырвалось у него с досадой. - Как возвращать будешь, ворюга? Тачка какая? Ты дружку своему успел скинуть... - тут он озвучил такую сумму, что Незнайка потек с сиденья.
- Нет машины, ничего нет. - всхлипывал он.
- Один живешь? Паспорт свой давай! - не спеша, по-домашнему шарил по карманам коренастый.
- Нету. Потерял.
- Где живешь? Квартира твоя? Родственники... - не давал он опомниться и встряхивал за ворот ворованного пиджака. Через пять минут он знал о нем все, а еще через шесть, машина въезжала под липы родного двора.
В квартире бандит осмотрелся, поуспокоился и миролюбиво спросил:
- Как зовут-то тебя, прыщ?
- Незнай...ка. - заикнулся тот. - Валентин.
- Хы-хы. Слышь, Пончик? Это судьба. - обратился он к приятелю.
Низкорослый, сумрачный Пончик открыл в улыбке на треть золотые, а на две трети порыжелые зубы.
У Незнайки впервые в жизни отчетливо заболело слева, за грудиной. Сама акула-жизнь показала в пасти Пончика свои жуткие, обнаженные по самые корни зубы.
- Ну что, Валентин? - коренастый, как о решенном хлопнул себя по коленкам. - Квартиру продаем, долг вычитаем, а все остальное тебе. По-честному. А господин Пончик, пока у тебя остановится, в институт - то он провалил, а в деревню стыдно вернуться. Пусть поживет до следующего захода, как ты?
- Пусть. Я ничего. - прошмыгал исподлобья Незнайка. - Только ко мне завтра троюродные братаны приезжают. Как быть-то?
- Откуда? Зачем?
- Так тоже, - абитуриенты. Деревенские. - устало вздохнул Незнайка.
- Это ничего. - сладко успокоил коренастый. - Я завтра приеду, все утрясем. Если всякий неуч вздумает у тебя селиться, то это наглость, косность и пережиток! Что им, гостиниц нету в Москве? Не переживай, Валя.
С этими словами он поднялся с дивана, радушно попрощался и предложил Пончику сопроводить гостеприимного хозяина в магазин за водкой и закуской - отметить встречу.
Незнайка пил водку и не хмелел. Сосредоточенно, без вкуса грыз огурец за огурцом, глотал не жуя дешевый сервелат, набивал рот кусками ватной булки. Потом сблевал в туалете и вернулся к истово выпивающему коньяк и флегматично закусывающему бисквитами и салом, молчаливому Пончику.
Завтра решалась его судьба.
Коренастый прибыл, как и обещал - в шесть. Со смешками выпил пару стопок коньяка и закусил лимоном. Вежливо уселся подле Пончика на диване, перед теликом - ждать деревенских олухов с соломой в волосах и фанерными чемоданами.
Незнайка стискивал челюсти, чтобы не клацать зубами и ушел на кухню. С минуты на минуту он ждал прихода Кукарямбы - переезжать в деревню: к парному молоку, коровам, речке. Кукарямба отпер дверь своим ключом. Обмирая, на цыпочках, Незнайка как балерина пропорхал в прихожую и застыл с собачьим взглядом.
Огромный Кукарямба был с похмелья, злой как черт. Бабы его не любили, а боялись до смерти, притом за его же деньги. Вот такая ухмылка судьбы. Еще он был агрессивно туп, или тупо агрессивен, потому занимался утилизацией говна вроде Незнайки.
- Кто там?! - на Незнайку удивленно уставились из-под шерстяного валика сросшихся бровей, красные глазки. Из комнаты донесся взрыв мужского смеха.
- Братаны троюродные. В институт, абитуриенты. Пока не поступят. - лепетал Незнайка и слегка парил в воздухе от страха.
- Чего!? У меня завтра покупатель! - задохнулся Кукарямба. - Да я тебя, бля!
Он отшвырнул с пути Незнайку, как котенка и кинулся в комнату.
- Вы хули тут?! - заорал он на братьев на диване и двинул ужасным ботинком по тумбочке сервированной коньяком и лимоном. - Пошли в колхоз, чернозем!
Кукарямба не мотал, но конечно мог опознать по вторичным признакам, что Пончик мотал за мокрое, да тот был в рубашке. А первичные признаки - взгляд: спокойный и бешеный и еще улыбку: узкую, ржавую щель тонкогубого рта, он - далекий от духовного, - проморгал.
Пончик схватил с пола бутылку и обезумев от ярости кинулся на Кукарямбу. Врезал по шишковатой, обритой голове.
Коренастый, оцепеневший на диване, подскочил от звона стекла. В нем не было духа Пончика и злобы Кукарямбы, насмерть сцепившихся на полу.
Кукарямба бил каменным кулаком в лицо подмятого Пончика, превращая его в отбивную. Как под обухом топора, жутко хрустели кости и брызгало. Скованный ужасом, коренастый диким взором наблюдал смерть товарища и никак не мог вытянуть непослушную руку из кармана.
Кинуться бежать мимо громилы с окровавленной башкой он даже и не думал, он бы скорее прыгнул в окно.
Пончик хлюпнул и затих. Кукарямба без промедления кинулся на завизжавшего коренастого и нарвался на нож. Он видимо и не почуял, что проткнут и распорот. Вцепился в горло коренастого и с хрустом сломал.
Ни жив, ни мертв, притаившийся Незнайка услышал, как грузно упало чье-то тело и все затихло. С безобразно прыгающей челюстью, белый как мел он в пол глаза заглянул в комнату. Три трупа троюродных братьев-абитуриентов застыли, живописно и жутко в бедной раме убого жилья. Они были на переднем плане.
Незнайка закрестился, закрестился, прерывисто и облегченно-слезливо вздохнул, и кинулся к соседке, - вызвать милицию.
- Срочно! - кричал он в трубку - Три трупа! Хотели квартиру у меня оттяпать! Да нет, не я! С ума сошли?! Сами! Жадные вот и перерезались! Кого? Меня? Незнай...Тьфу! Валентин!


© Алексей Болдырев