Краковская колбаса

Гриша Перцман очень боялся уголовного кодекса. Ложась в супружескую постель, он несколько минут смотрел в потолок, а потом обреченно говорил:
- Элла, я все решил.
- И что ты решил?- зевая спрашивала жена Гриши Элла Самуиловна.
- Я всё решил, Элла - еще более обреченно говорил Гриша и тяжело вздыхал.
- Ну, решил так решил- отвечала Элла Самуиловна.
- Ты жестокая женщина, Элла, тебе, что не интересно, что я решил?
- Мне очень интересно, что ты решил, Гриша. Мне так интересно, что я даже знаю, что именно ты решил! Ты опять увольняешься с работы, Гриша.
- Да! Да, я увольняюсь! Но как я могу работать на текстильном складе, Элла? Ты, что хочешь, чтобы однажды я украл отрез шерсти первого сорта, и меня посадили в тюрьму?! Я твой муж, Элла! Ты хочешь, чтобы я сидел?!
- Но почему ты должен обязательно украсть эту шерсть первого сорта, Гриша? Ты ведь спокойно можешь ничего не красть, тем более тебя об этом никто не просит!
- Но ведь там все крадут! Даже начальник склада Шефтелевич! Особенно начальник склада Шефтелевич! Ты понимаешь, что я не смогу долго оставаться в стороне? Ты жестокая женщина, Элла!

- Но почему ты думаешь, что тебя обязательно посадят? Вашего Шефтелевича никто не садит и не собирается, так почему кто- то должен садить тебя?
- Потому что меня посадят. Шефтелевича не посадят, а меня обязательно! Вспомни, в прошлом году в Гаграх, единственный человек, кто едва не утонул в радоновых ваннах, это был я. А электрофорез? Ты слышала, чтобы когда- нибудь кого- нибудь ударило током на электрофорезе? Ты никогда, Элла, не слышала, чтобы кого- нибудь ударило током на электрофорезе! А меня ударило! Ударило, Элла!
- Ай, делай, что хочешь, только дай мне поспать!- отвечала Элла Самуиловна и отворачивалась к стенке.
а Гриша Перцман еще долго не мог уснуть, тревожно вглядываясь в потолок над кроватью.
Наутро Гриша уволился со склада и поступил в диспетчеры трамвайного депо. Но и оттуда он уволился довольно быстро, в страхе, что украдет какую- нибудь трамвайную деталь, и его обязательно поймают на проходной.
Потом он работал в клубе фабрики имени товарища Орджоникидзе, но и там не смог укрепиться, боясь попасться на краже баяна или скипидара, которым натирали клубный паркет.
Потом он работал на картонной фабрике, в продовольственном тресте, управлении службы быта, но нигде не оставался более месяца, боясь уголовного кодекса.
И вот, когда он поступил на колбасный завод, то в первый же день не выдержал.
Домой он пришел, белый, как стена, в предобморочном состоянии. Зайдя в квартиру, Гриша Перцман закрыл дверь на два замка и накинул цепочку, потом тяжело опустился на табурет и попросил у жены пить:
- Элла, всё! Элла, это всё!
- Что случилось, Гриша! Ты опять боишься что- то украсть? Так ты вчера уже боялся! И позавчера тоже боялся! Но не переживай, ты так ничего и не украл. У всех мужья люди, как люди, а у меня шлемазл и больной на голову человек!
- Элла, ты бессердечный человек! Это всё, Элла! Я украл колбасу!- выпалил он и залпом выпил целый стакан воды.
- Что значит ты украл колбасу?- недоумевала Элла Самуиловна.
- Это то и значит! Это то и значит, Элла! Я не смог! Я украл государственную колбасу, и за мной скоро придут!- с этими словами Гриша Перцман вынул из внутреннего кармана половину кольца краковской.
- Гриша, может я ничего не понимаю в кражах, но если ты уж пошел на этот скользкий путь бандитизма, то почему только половина?- продолжала удивляться жена.
- Не говори этих слов! Я не бандит! Я просто не стерпел! Там все берут колбасу, и я не стерпел! Ты понятия не имеешь, через что я прошел! Я прошел через проходную с охраной! Охраной, Элла! Меня могли арестовать и даже расстрелять! А половину потому, что я пытался скрыть улики и съесть эту проклятую колбасу!
- Гриша, тебя никто не расстреляет- спокойно сказала Элла Самуиловна- Если ты когда- нибудь и умрешь, то от инфаркта, который получишь, думая, что ты кому- то нужен. Поц! Ты даже доесть эти улики не смог! Ты понимаешь, что если тебя и арестуют, то все милиционеры умрут от смеха, когда будут тебя допрашивать! Ты понимаешь, что таких, как ты в тюрьму никогда не садят, потому что люди специально будут убивать, чтобы сесть с тобой в одной камере и всегда иметь хорошее настроения, наблюдая за тобой и аплодируя?
- Элла, ты жестокий человек, Элла! Что мне делать? Что мне делать, Элла? Я больше не могу уничтожать эти улики, у меня полный живот этой колбасы!
- Дай сюда, шмок!- Элла Самуиловна выхватила остатки краковской из рук Гриши Перцмана и крикнула в коридор коммуналки:
- Зина! Зина, иди сюда! Тут Гриша купил краковскую, но мы больше не хотим! У нас от неё несварение желудка! Зина, так ты берешь колбасу или мне выбросить?
- Как это выбросить?- в дверь заглянула соседка Зина Хаскина - Кто же выбрасывает новую колбасу? Я не знаю, есть ли у вас в родственник Ротшильд, но вы таки зажарались!
Зина Хаскина забрала колбасу и вышла.
- Элла- после паузы прошептал Гриша Перцман.
- Что еще? Ты решил меня окончательно доконать?
- Меня теперь не посадят?
- К сожалению нет.
- Ты жестокая женщина, Элла, ты жестокая женщина...
© Александр Гутин