Отморозили себе половые органы

"Вот передо мной стоит совсем юный солдат с обмороженными, оплывшими руками. Пареньку едва ли исполнилось 17 лет. Он тихонько хнычет, по щекам текут слезы.                                    
- Что с тобой?
- Я отморозил себе руки.
Мы удалили повязку и отпрянули в ужасе. То, что мы видим, напоминает опухшие обезьяньи лапы, с которых клочьями свисает кожа.
- И как же это получилось?
- Господин капитан, я отморозил себе руки, в основном пальцы, во время сражения. Лейтенант отправил меня к санитару, тот сделал перевязку, а потом я снова вернулся на свою позицию.
- Да, но зачем же ты полез обратно в окоп? Почему санитар не отправил тебя в тыл?
Какое-то мгновение он медлит с ответом.
- Лейтенант сказал: возвращайся назад, люди здесь на исходе. Тогда я еще раз отморозил себе руки, вот они и стали такими, господин капитан.    




То, что мы здесь видим и слышим, просто ошеломляет. Теперь к нам подходит человек с перевязанной головой. Очевидно, он отморозил себе уши, они стали бесформенными и оттопыриваются, как у слона, настолько отекли.    Кроме того, он отморозил себе губы, даже кончик языка, но это не сильно бросается в глаза. Над ушами видны обморожения в височной области.
- Давайте рассказывайте, что произошло? Откуда такие повреждения?
- Это от стального шлема, господин капитан. Шлем у меня сидит слишком низко, металл соприкасается с кожей головы, как раз эти места и замерзли!
Во время работы ко мне обращается один коллега: - Господин профессор, подойдите, пожалуйста, сюда. Тут нечто серьезное.
В соседней комнате на носилках лежат несколько человек. У всех новые гипсовые повязки, которые были разрезаны.
- Что здесь стряслось? - спрашиваю я молодого обер-лейтенанта, который привел меня сюда.
- В общем-то ничего особенного. Вот у этого был простой перелом лодыжки, в главном перевязочном пункте его загипсовали. У другого - стреляное ранение икры, рана довольно безобидная. Всех загипсовали позавчера и той же ночью на санях перевезли сюда. В пути у них возникли невыносимые боли. Поэтому я тут же приказал снять гипс.
С этими словами коллега наклоняется и снимает разрезанный гипс, чтобы можно было видеть ноги. Страшное зрелище. Конечности полностью окрасились серо-синим цветом, покрылись пузырями, они абсолютно ледяные, кровь не циркулирует. Несомненно, они в состоянии отмирания.
С наилучшими намерениями доктор на передовой, загипсовав конечности, обеспечил им полный покой, но отправил людей в дорогу по морозу с влажными гипсовыми повязками. Гипс заледенел, и в этом ледяном панцире ногам пришел конец. Ни у кого не хватает мужества, чтобы сказать солдатам правду. Ампутировать, конечно, только ампутировать, что еще тут можно сделать?    


Несколько часов мы продолжаем работать. Среди огромного количества обморожений нам встречается довольно неординарный случай: сняв покрывало и оглядев лежащего на боку человека, мы лишаемся дара речи. И снова, как всегда, я спрашиваю:
- Ну, молодой человек, как такое стало возможно?
- Мы очень долго сидели на танках, как сопровождающая пехота, - произнес он в ответ.
В результате обморожения у него возникли глубокие некрозы не только в ягодичной области по обеим сторонам над седалищными костями, от холода отморозилась вся промежность и половой член.
За две последние ночи в результате обморожений в некоторых полках на линии фронта выбыло из строя от 60 до 70 процентов солдат. По счастливой случайности многие случаи обморожения конечностей относительно легкие, так что мы можем сразу же отпустить этих пациентов.    


Тихвин снова проигран. Русские резко продвигаются вперед, бросив в бой свою хорошо вооруженную зимнюю армию. Видимо, они захватили всю Тихвинскую гряду. Теперь возникает вопрос, долго ли еще продержится северная линия фронта вдоль Волхова.
В Чудове находится самый важный на северном фронте пункт приема раненых. Там работают люди из одной медицинской роты во главе с младшими лейтенантами. Я не могу себе представить, каким образом этот приемный пункт справляется с огромным потоком пациентов. Поэтому на следующее утро отправляюсь туда лично и попадаю в страшное столпотворение. Отвожу в сторону одного из молодых докторов и спрашиваю, что здесь происходит. В его словах звучит жалоба:
- Мы уж не знаем, что и делать, господин профессор. Не можете ли вы нам помочь? Вдвоем за 12 дней мы оказали помощь 6271 солдату, в основном с обморожениями. Людей с гнойными повязками, которые не меняют по семь дней, нам приходится просто отправлять дальше, потому что мы не можем оставлять их здесь, у нас нет времени, чтобы перевязать их.    


Раненых с переломами берцовых костей иногда привозят прямо с линии фронта без оказания первой медицинской помощи. Мы успеваем лишь накладывать шины, а затем вынуждены сразу же бросить их, так как беспрерывно подвозят новых раненых.
Какое свинство! Я тотчас же бегу к начальнику полка, описываю ситуацию и требую подкрепления для пункта приема раненых в Чудове. Он осознает, что положение критическое, и отправляет телефонограмму главному врачу армии.
И что же происходит после этого? Обоих выбившихся из сил врачей наказывают за уклонение от служебных обязанностей из-за того, что они сообщили мне о сложившемся критическом положении! Несомненно, для окончательной победы фюрера это крайне необходимо..."    
Из воспоминаний хирурга-консультанта вермахта гауптмана Х.Киллиана.