История садистских стишков

"Маленький мальчик нашел пулемет...", - думаю, что каждому из вас известна вторая строчка этого стихотворения. Однако же уверен, что практически никто не знает авторов легендарного цикла садистских стишков о похождениях маленького советского мальчика, места рождения сего народного фольклора, условий и причин зарождения цикла, а также о последствиях, оказанных стишками на культуру позднего СССР.                                    





Ну и, точно, мало кто, слушая садистские стишки, задумывался о глубокой социально-политической подоплеке, которую в них и закладывали авторы. Поэтому, ностальгируя о беззаботном детстве, мы сейчас отследим весь путь эволюции этих стишков и отметим на этом пути жирными галочками его ключевых авторов.
Первое стихотворение такого рода было сочинено петербургским поэтом Олегом Григорьевым в 1961 году. И выглядело оно так:
"Я спросил электрика Петрова:
"Для чего ты намотал на шею провод?"
Ничего Петров не отвечал,
Лишь висел и ботами качал!"
Как вы можете видеть, на тот момент стихотворный размер немного отличался от того, который впоследствии станет классическим и будет писаться трехдольным дактилем. Но сформировавшийся в 70-е вид цикла уходит своими корнями именно в творчество Григорьева. Более того - стихи Григорьева в т.ч. ходили в народе как часть знаменитого цикла садистских куплетов. Помимо вышеприведенного это были, например:
"Девочка красивая
в кустах лежит нагой.
Другой бы изнасиловал,
а я лишь пнул ногой"
"Прохоров Сазон воробьев кормил,
Бросил им батон - 10 штук убил".
"Зажав кузнечика в руке,
Сидит ребенок на горшке.
- Нельзя живое истязать! -
Я пальцы стал ему ломать."
"Мазохисту на лавке
Втыкали дети булавки,
Не от тоски, не от шалости,
А втыкали от жалости."
"Шел я между пилорам -
Дальше шел я пополам"
"Однажды Сережа и Оля
Попали в магнитное поле.
Напуганные родители
Еле их размагнитили."
"Растворил жену в кислоте...
Вот бы по кайфу зажили!
Да дети нонче пошли не те -
Взяли и заложили."
"Девица в кустах полуголая
выдала странный стриптиз:
трусы сняла через голову,
а лифчик не верхом, а вниз!"
"Друг подавился треской,
Лежит на полу доской.
Из носа выходит пена
То сразу, то постепенно."
"Не свались в колодец, Ольга,
Если прыгнешь в воду ты,
Потеряешь в весе столько,
Сколько вытеснишь воды."
В период 60-70-х годов Григорьевым был заложен огромный пласт материала с краткими детскими стишками, изобилующими черным юмором, и творческий энтузиазм поэта на этом не иссякал, подарив СССР огромное количество стишков самых разных жанров, которые вирусным способом распространились по всей стране и начали жить отдельной от автора жизнью, считаясь народными. Жанры и формат хоть и были разными, но всегда отличались иронично-абсурдным содержанием. Эти стихи в те годы пересказывали друг другу все, но как это часто бывает, автор остался в тени.
"Сказал я девушке кротко:
- Простите за нетактичность,
Но бюст ваш, и торс, и походка
Напомнили мне античность.
Она в ответ мне со вздохом:
- Простите, но ваше сложение
Напомнило мне эпоху
Упадка и разложения."
"На боку кобура болталась,
сзади шашка отцовская звякала.
впереди меня все хохотало,
а позади все плакало."
"Много нас по подобию божию,
И все-таки каждый с изъяном.
Будем считать, что изъянами
Обязаны мы обезьянам."
"Ученики по потолку
Идут без напряжения.
Не проходили, видно, тут
Закона притяжения."
Судьбе самого Григорьева не было суждено сложиться столь же удачно, как судьбе его стихов.
Увы, поэт с двумя судимостями за плечами не смог найти себя в этой жизни, а потому вел маргинальный и полубродяжнический образ жизни, виной чему стал, как это часто бывает у творческих людей, алкоголизм на фоне творческой безвестности.
Первую судимость Григорьев получил по популярной в СССР статье "Тунеядство", в ходе чего сроком на два года был отправлен на принудительные работы в Вологодскую область. Именно там он сочинил этот знаменитый стишок:
"С бритой головою,
В форме полосатой
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой"
В 1981 году Олег таки смог издать книгу своих стихов под названием "Витамин роста". Следующая книга была издана уже лишь в период гласности в 1989 году, впрочем, едва ли Григорьев это заметил, т.к. к тому времени уже окончательно опустился на социальное дно, буквально ни на миг не выбираясь из увлекательного алкогольного коматоза. Асоциальный образ жизни не мог не привести ко второй судимости, на сей раз за пьяный дебош и сопротивление милиции. Умер Григорьев в 1992 году от стандартной для алкоголиков язвы, оставив после себя отличный плацдарм для формирования жанра детских садистических стишков.
Свой окончательный вид жанр стал принимать в 1977 году, уже отдельно от Григорьева, стараниями студентов Ленинградского Государственного Университета (ЛГУ), а именно: Игоря Мальского, Феликса Виноградова, Антона Скобова и Андрея Антоненко. Пародии были и раньше (например, миллион вариаций пародийных переделок песни "А кто я есть? Простой советский парень", запущенных в обиход в 1975 году), в том числе руками студентов поднимались истинные жемчужины со дна моря:
"Я вас избил,
И синяки, быть может,
У вас еще исчезли не совсем,
Но пусть они вас больше не тревожат,
Я не ударю больше вас ничем."
Но первые именно чернушные пародии когда Игорь Мальский сотоварищи заскучали на парах. Выглядела она так:
"Медленно ракеты улетают вдаль,
Встречи с ними ты уже не жди.
И хотя Америку немного жаль,
У Европы это впереди.
Скатертью, скатертью хлорциан стелется
И забирается под противогаз.
Каждому, каждому в лучшее верится.
Падает, падает ядерный фугас.
Может мы обидели кого-то зря,
Сбросили 15 мегатонн.
А теперь горит, и плавится земля,
Там где был когда-то Вашингтон."
Стихотворение изначально состояло из 14 четверостиший, неизвестные энтузиасты увеличивали их количество аж до 26, но в народе осело лишь несколько из них, широко распространившись по стране в разных вариациях.
Вот как об этом вспоминал впоследствии один из участников тех давних и славных событий:
"Песенки такого рода пелись под гитару в узком кругу друзей и в экспедициях, а зачастую теми же компаниями и сочинялись: в ответ на гротеск придуманного мира патриотической песни образовался гротеск пародийный, и очень злой при этом.
Вероятно дальше ничего бы и не было, если бы году примерно в 1974 не появилась в продаже гибкая грампластинка с двумя песнями: "Воскресенье" с идиотскими бодряческими виршами на тему всеобщего воодушевления ("даже птицы поют в небесах...") по случаю выходного дня, и "Саласпилс" - чрезмерно душещипательная баллада о саласпилском лагере смерти, где были такие строчки:
"На гранитную плиту
Положи свою конфету..."
"Вянут цветы, сохнет трава,
Мальчик чахоточный колет дрова.
Прошлой весной - эх, всем бы так, -
В этом дворе нашел он пятак.
Снова взлетает топор в небеса,
Мальчик доволен, трясет волоса.
С присвистом лезвие в мясо вошло,
Вместе с травой детство ушло."
Незамысловатый на первый взгляд стих молниеносно разнесся по всему СССР. Да так, что впоследствии еще два десятка лет широко цитировался в отечественной рок музыке.  Например, в 1984 по мотивам стишка была сочинена песня Ленинградской группы "Пикник" "Новозеландская песня", или, скажем, свою песню по стишку сочинил некий Михалок из далекой Белоруссии, впоследствии ставший известным, как Ляпис Трубецкой:    




Чуть позже стих был сокращен до четырех строчек, так окончательно сформировался жанр:
"Поздняя осень, жухнет трава,
Маленький мальчик колет дрова.
С присвистом лезвие в мясо вошло,
Вместе с ногою детство ушло..."
И так юные укурки проиграли со своего собственного творения, что начали штамповать стишки на этот лад в промышленных масштабах. Так что неудивительно, что вскоре появился еще один стишок такого же формата:
"Маленький мальчик на дерево влез,
Сторож Архип достает свой обрез.
Выстрел раздался, послышался крик.
"Сорок второй!" - ухмыльнулся старик."
Поскольку стишки распространялись среди народа по принципу сломанного телефона - кто-то что-то забыл, кто-то не так записал, кто-то от себя добавил, - то  за время распространения по территории СССР у каждого стишка появлялось по десятку вариаций. Например, один из вариантов:
"Маленький мальчик по речке плывет
Дед Афанасий достал пулемет
Краткая очередь сдавленный крик
"Ох ты, Чапаев!" - смеется старик."
Или один из множества вариантов самого первого стиха:
"Темною ночью в пижаме в полоску.
Мальчик на кухне распиливал доску.
Мягко железо в ногу вошло.
Вместе с ногою детство ушло."
К слову, стандартный стихотворный размер не всегда сохранялся - например, одно из сочинений данного цикла выглядело так:
"Мальчик на снегу лежал,
Весь от крови розовый:
Это папа с ним играл
В Павлика Морозова."
Поскольку жанр вышел из черной политической пародии, то дальнейшая направленность "Маленького мальчика" была предопределена: сквозь призму этого героя началось циничное осмеивание суровой советской действительности. Например, следующем два текста сочиненные Мальским в коммуне звучали так:
"Звездочки, ленточки, косточки в ряд...
Трамвай переехал отряд октябрят.
Сиська налево, сиська направо -
С ними погибла вожатая Клава".
"Красные галстуки реют над сквером -
Бомба попала в дворец пионеров.
Выше лишь сиська большая летела -
Это погибла вожатая Стелла"
В обоих случаях оригинальны были лишь первые две строчки, в то время как дополнение с сиськами было добавлено позже для вхождения стишков в детскую среду.
Другой пример:
"Маленький мальчик рыбу ловил,
Сзади к нему подплывал крокодил.
Долго кряхтел крокодил-старичок (в народ ушло со строкой "Ох и кряхтел же зеленый сморчок") -
В жопе застрял пионерский значок".
Впрочем, были стихи, ориентированные не только на детей, например:
"Дети играли в Сашу Ульянова -
Бросили бомбу в машину Романова".
Смысл этих строк дети едва ли поймут, впрочем, как и многие взрослые не являющиеся петербуржцами, ибо восходят они к популярным среди ленинградцев все тех же 1970-х анекдотам, обыгрывающим совпадение фамилии тогдашнего Ленинградского градоначальника Григория Романова и последней царской династии. В других регионах стишок распространился с фамилией Лукьянова - начальника секретариата верховного президиума ЦК КПСС в 1977-1983 годах. Как вы понимаете, от такой замены стишок растерял всю свою изящность, ибо утратил отсылку к династии Романовых.
Другой пример агрессивной антисоветской риторики:
"Дедушка в поле лимонку нашел,
Сунул в карман и к райкому пошел,
Дернул колечко, бросил в окно -
Дедушка старый, ему все равно."
Садистские стишки буквально изобиловали пропагандистскими штампами 70-х, которые сегодняшнему человеку ни о чем не скажут, в то время как человек, живший в 70-е, слышал эти заученные фразы из радиоприемников по десять раз на дню. Например, в те годы советское руководство все свои неудачи объясняло последствиями войны и кознями Запада, которые не дают от этих последствий оправиться. Для этого советскими дикторами было придумано красивое выражение "Эхо войны". Конечно же, это выражение, как и прочие, намертво прописалось в стишках:
"Дед Афанасий присел на пенек
"Ох, и тяжелый случился денек!"
Долго над лесом летали штаны -
Вот оно, подлое эхо войны."
Вечный поиск внутреннего врага:
"Детям страны подавая пример,
Интеллигента топтал пионер:
Детский сандалик ударил в пенсне
- Смерть диссидентам в Советской стране!"
"Маленький мальчик сидел у дороги,
Танком ему переехало ноги.
Добренький дядя в армейской фуражке
Пулей в живот успокоил бедняжку".
Также в равных частях страшилки были посвящены дефициту (в особенности мяса) и жлобству:
"Маленький мальчик на лифте катался,
Вдруг неожиданно трос оборвался.
Папа склонился над грудой костей:
"Где же ботинки за 200 рублей?"
"Маленький мальчик варил холодец,
По полу ползал безногий отец."
"Маленький мальчик с поломанной ножкой
Кушает суп деревянною ложкой.
Мать с умилением смотрит на сына:
"Когда же ты сдохнешь, хромая скотина?"
"Тяжесть не выдержал старенький трос - мальчик ушами к сандалям прирос".
В общем, писал-писал Мальский сотоварищи, да дописался до психушки. Мальский, как тогда было модно, отправлен на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу, где его стандартным образом закалывали нейролептиками с целью превратить в овоща (как позже было с Егором Летовым), ввиду чего серьезно повредили память.
Дальнейшая судьба Мальского сложилась не так печально, как у Григорьева, хотя и была далека от идеала. После психушки Мальский стал видным литературоведом и успешным переводчиком (ему принадлежит, например, перевод "Мудреца из страны ОЗ"). В 1990 году стал председателем "Академкниги". С 1993 года был участником игр "Что? Где? Когда?" в команде Алексея Блинова, а позже - Якова Песина. Основал нескольких клубов "Что? Где? Когда?" в Выборге, Пушкине, Колпино, Ломоносове, Череповце, Новгороде и Хельсинки. Невзирая на масштабную интеллектуальную и литературную деятельность, жил в нищете, которая с ним прошла рука об руку до самой смерти в 2004 году.
Четыре первых стишка из цикла садистских сочинил именно Мальский, всего за 1977-1978 год им был сочинено около 30-40 стишков.
"Волосы седые на головке детской.
Хорошо живется нам в стране Советской!"
Волна фантастической популярности стишков уже в 1979 году в Ленинграде году породила подражателей. Так в книге "Судьбы петербургской топономики в городском фольклоре" отмечено, что в тот период в питерском районе Купчино появился первый стишок-подражатель:
"Девочка с солнечным именем Рита
Где-то нашла кусок динамита
Взрыв прогремел на улице Салова
Руки в Обухово, ноги в Шувалово."
В Москве этот стишок несколько видоизменился, став более грубым и, конечно, поменяв названия улиц на московские:
"Милая девочка с именем Рита (употребление в подобном контексте слова "Солнечный" было присуще именно питерцам, извечно страдающим от острой нехватки солнца, поэтому наделение какого-либо объекта солнечностью в некотором роде для питерца сакрализировало его, так что при переходе в Москву эпитет "Солнечная" отсеялся)
Жопу чесала куском динамита (ну вот, от питерской интеллигентности не осталось из следа)
Взрыв прогремел на улице Жданова:
Жопа в Медведково, ноги в Четраново!"
Поскольку Москва оказывала сильное влияние на регионы, то по всей остальной России разошлась именно эта версия.    


Ну и, точно, мало кто, слушая садистские стишки, задумывался о глубокой социально-политической подоплеке, которую в них и закладывали авторы. Поэтому, ностальгируя о беззаботном детстве, мы сейчас отследим весь путь эволюции этих стишков и отметим на этом пути жирными галочками его ключевых авторов.
Первое стихотворение такого рода было сочинено петербургским поэтом Олегом Григорьевым в 1961 году. И выглядело оно так:
"Я спросил электрика Петрова:
"Для чего ты намотал на шею провод?"
Ничего Петров не отвечал,
Лишь висел и ботами качал!"
Как вы можете видеть, на тот момент стихотворный размер немного отличался от того, который впоследствии станет классическим и будет писаться трехдольным дактилем. Но сформировавшийся в 70-е вид цикла уходит своими корнями именно в творчество Григорьева. Более того - стихи Григорьева в т.ч. ходили в народе как часть знаменитого цикла садистских куплетов. Помимо вышеприведенного это были, например:
"Девочка красивая
в кустах лежит нагой.
Другой бы изнасиловал,
а я лишь пнул ногой"
"Прохоров Сазон воробьев кормил,
Бросил им батон - 10 штук убил".
"Зажав кузнечика в руке,
Сидит ребенок на горшке.
- Нельзя живое истязать! -
Я пальцы стал ему ломать."
"Мазохисту на лавке
Втыкали дети булавки,
Не от тоски, не от шалости,
А втыкали от жалости."
"Шел я между пилорам -
Дальше шел я пополам"
"Однажды Сережа и Оля
Попали в магнитное поле.
Напуганные родители
Еле их размагнитили."
"Растворил жену в кислоте...
Вот бы по кайфу зажили!
Да дети нонче пошли не те -
Взяли и заложили."
"Девица в кустах полуголая
выдала странный стриптиз:
трусы сняла через голову,
а лифчик не верхом, а вниз!"
"Друг подавился треской,
Лежит на полу доской.
Из носа выходит пена
То сразу, то постепенно."
"Не свались в колодец, Ольга,
Если прыгнешь в воду ты,
Потеряешь в весе столько,
Сколько вытеснишь воды."
В период 60-70-х годов Григорьевым был заложен огромный пласт материала с краткими детскими стишками, изобилующими черным юмором, и творческий энтузиазм поэта на этом не иссякал, подарив СССР огромное количество стишков самых разных жанров, которые вирусным способом распространились по всей стране и начали жить отдельной от автора жизнью, считаясь народными. Жанры и формат хоть и были разными, но всегда отличались иронично-абсурдным содержанием. Эти стихи в те годы пересказывали друг другу все, но как это часто бывает, автор остался в тени.
"Сказал я девушке кротко:
- Простите за нетактичность,
Но бюст ваш, и торс, и походка
Напомнили мне античность.
Она в ответ мне со вздохом:
- Простите, но ваше сложение
Напомнило мне эпоху
Упадка и разложения."
"На боку кобура болталась,
сзади шашка отцовская звякала.
впереди меня все хохотало,
а позади все плакало."
"Много нас по подобию божию,
И все-таки каждый с изъяном.
Будем считать, что изъянами
Обязаны мы обезьянам."
"Ученики по потолку
Идут без напряжения.
Не проходили, видно, тут
Закона притяжения."
Судьбе самого Григорьева не было суждено сложиться столь же удачно, как судьбе его стихов.
Увы, поэт с двумя судимостями за плечами не смог найти себя в этой жизни, а потому вел маргинальный и полубродяжнический образ жизни, виной чему стал, как это часто бывает у творческих людей, алкоголизм на фоне творческой безвестности.
Первую судимость Григорьев получил по популярной в СССР статье "Тунеядство", в ходе чего сроком на два года был отправлен на принудительные работы в Вологодскую область. Именно там он сочинил этот знаменитый стишок:
"С бритой головою,
В форме полосатой
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой"
В 1981 году Олег таки смог издать книгу своих стихов под названием "Витамин роста". Следующая книга была издана уже лишь в период гласности в 1989 году, впрочем, едва ли Григорьев это заметил, т.к. к тому времени уже окончательно опустился на социальное дно, буквально ни на миг не выбираясь из увлекательного алкогольного коматоза. Асоциальный образ жизни не мог не привести ко второй судимости, на сей раз за пьяный дебош и сопротивление милиции. Умер Григорьев в 1992 году от стандартной для алкоголиков язвы, оставив после себя отличный плацдарм для формирования жанра детских садистических стишков.
Свой окончательный вид жанр стал принимать в 1977 году, уже отдельно от Григорьева, стараниями студентов Ленинградского Государственного Университета (ЛГУ), а именно: Игоря Мальского, Феликса Виноградова, Антона Скобова и Андрея Антоненко. Пародии были и раньше (например, миллион вариаций пародийных переделок песни "А кто я есть? Простой советский парень", запущенных в обиход в 1975 году), в том числе руками студентов поднимались истинные жемчужины со дна моря:
"Я вас избил,
И синяки, быть может,
У вас еще исчезли не совсем,
Но пусть они вас больше не тревожат,
Я не ударю больше вас ничем."
Но первые именно чернушные пародии когда Игорь Мальский сотоварищи заскучали на парах. Выглядела она так:
"Медленно ракеты улетают вдаль,
Встречи с ними ты уже не жди.
И хотя Америку немного жаль,
У Европы это впереди.
Скатертью, скатертью хлорциан стелется
И забирается под противогаз.
Каждому, каждому в лучшее верится.
Падает, падает ядерный фугас.
Может мы обидели кого-то зря,
Сбросили 15 мегатонн.
А теперь горит, и плавится земля,
Там где был когда-то Вашингтон."
Стихотворение изначально состояло из 14 четверостиший, неизвестные энтузиасты увеличивали их количество аж до 26, но в народе осело лишь несколько из них, широко распространившись по стране в разных вариациях.
Вот как об этом вспоминал впоследствии один из участников тех давних и славных событий:
"Песенки такого рода пелись под гитару в узком кругу друзей и в экспедициях, а зачастую теми же компаниями и сочинялись: в ответ на гротеск придуманного мира патриотической песни образовался гротеск пародийный, и очень злой при этом.
Вероятно дальше ничего бы и не было, если бы году примерно в 1974 не появилась в продаже гибкая грампластинка с двумя песнями: "Воскресенье" с идиотскими бодряческими виршами на тему всеобщего воодушевления ("даже птицы поют в небесах...") по случаю выходного дня, и "Саласпилс" - чрезмерно душещипательная баллада о саласпилском лагере смерти, где были такие строчки:
"На гранитную плиту
Положи свою конфету..."
"Вянут цветы, сохнет трава,
Мальчик чахоточный колет дрова.
Прошлой весной - эх, всем бы так, -
В этом дворе нашел он пятак.
Снова взлетает топор в небеса,
Мальчик доволен, трясет волоса.
С присвистом лезвие в мясо вошло,
Вместе с травой детство ушло."
Незамысловатый на первый взгляд стих молниеносно разнесся по всему СССР. Да так, что впоследствии еще два десятка лет широко цитировался в отечественной рок музыке.  Например, в 1984 по мотивам стишка была сочинена песня Ленинградской группы "Пикник" "Новозеландская песня", или, скажем, свою песню по стишку сочинил некий Михалок из далекой Белоруссии, впоследствии ставший известным, как Ляпис Трубецкой:    
Чуть позже стих был сокращен до четырех строчек, так окончательно сформировался жанр:
"Поздняя осень, жухнет трава,
Маленький мальчик колет дрова.
С присвистом лезвие в мясо вошло,
Вместе с ногою детство ушло..."
И так юные укурки проиграли со своего собственного творения, что начали штамповать стишки на этот лад в промышленных масштабах. Так что неудивительно, что вскоре появился еще один стишок такого же формата:
"Маленький мальчик на дерево влез,
Сторож Архип достает свой обрез.
Выстрел раздался, послышался крик.
"Сорок второй!" - ухмыльнулся старик."
Поскольку стишки распространялись среди народа по принципу сломанного телефона - кто-то что-то забыл, кто-то не так записал, кто-то от себя добавил, - то  за время распространения по территории СССР у каждого стишка появлялось по десятку вариаций. Например, один из вариантов:
"Маленький мальчик по речке плывет
Дед Афанасий достал пулемет
Краткая очередь сдавленный крик
"Ох ты, Чапаев!" - смеется старик."
Или один из множества вариантов самого первого стиха:
"Темною ночью в пижаме в полоску.
Мальчик на кухне распиливал доску.
Мягко железо в ногу вошло.
Вместе с ногою детство ушло."
К слову, стандартный стихотворный размер не всегда сохранялся - например, одно из сочинений данного цикла выглядело так:
"Мальчик на снегу лежал,
Весь от крови розовый:
Это папа с ним играл
В Павлика Морозова."
Поскольку жанр вышел из черной политической пародии, то дальнейшая направленность "Маленького мальчика" была предопределена: сквозь призму этого героя началось циничное осмеивание суровой советской действительности. Например, следующем два текста сочиненные Мальским в коммуне звучали так:
"Звездочки, ленточки, косточки в ряд...
Трамвай переехал отряд октябрят.
Сиська налево, сиська направо -
С ними погибла вожатая Клава".
"Красные галстуки реют над сквером -
Бомба попала в дворец пионеров.
Выше лишь сиська большая летела -
Это погибла вожатая Стелла"
В обоих случаях оригинальны были лишь первые две строчки, в то время как дополнение с сиськами было добавлено позже для вхождения стишков в детскую среду.
Другой пример:
"Маленький мальчик рыбу ловил,
Сзади к нему подплывал крокодил.
Долго кряхтел крокодил-старичок (в народ ушло со строкой "Ох и кряхтел же зеленый сморчок") -
В жопе застрял пионерский значок".
Впрочем, были стихи, ориентированные не только на детей, например:
"Дети играли в Сашу Ульянова -
Бросили бомбу в машину Романова".
Смысл этих строк дети едва ли поймут, впрочем, как и многие взрослые не являющиеся петербуржцами, ибо восходят они к популярным среди ленинградцев все тех же 1970-х анекдотам, обыгрывающим совпадение фамилии тогдашнего Ленинградского градоначальника Григория Романова и последней царской династии. В других регионах стишок распространился с фамилией Лукьянова - начальника секретариата верховного президиума ЦК КПСС в 1977-1983 годах. Как вы понимаете, от такой замены стишок растерял всю свою изящность, ибо утратил отсылку к династии Романовых.
Другой пример агрессивной антисоветской риторики:
"Дедушка в поле лимонку нашел,
Сунул в карман и к райкому пошел,
Дернул колечко, бросил в окно -
Дедушка старый, ему все равно."
Садистские стишки буквально изобиловали пропагандистскими штампами 70-х, которые сегодняшнему человеку ни о чем не скажут, в то время как человек, живший в 70-е, слышал эти заученные фразы из радиоприемников по десять раз на дню. Например, в те годы советское руководство все свои неудачи объясняло последствиями войны и кознями Запада, которые не дают от этих последствий оправиться. Для этого советскими дикторами было придумано красивое выражение "Эхо войны". Конечно же, это выражение, как и прочие, намертво прописалось в стишках:
"Дед Афанасий присел на пенек
"Ох, и тяжелый случился денек!"
Долго над лесом летали штаны -
Вот оно, подлое эхо войны."
Вечный поиск внутреннего врага:
"Детям страны подавая пример,
Интеллигента топтал пионер:
Детский сандалик ударил в пенсне
- Смерть диссидентам в Советской стране!"
"Маленький мальчик сидел у дороги,
Танком ему переехало ноги.
Добренький дядя в армейской фуражке
Пулей в живот успокоил бедняжку".
Также в равных частях страшилки были посвящены дефициту (в особенности мяса) и жлобству:
"Маленький мальчик на лифте катался,
Вдруг неожиданно трос оборвался.
Папа склонился над грудой костей:
"Где же ботинки за 200 рублей?"
"Маленький мальчик варил холодец,
По полу ползал безногий отец."
"Маленький мальчик с поломанной ножкой
Кушает суп деревянною ложкой.
Мать с умилением смотрит на сына:
"Когда же ты сдохнешь, хромая скотина?"
"Тяжесть не выдержал старенький трос - мальчик ушами к сандалям прирос".
В общем, писал-писал Мальский сотоварищи, да дописался до психушки. Мальский, как тогда было модно, отправлен на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу, где его стандартным образом закалывали нейролептиками с целью превратить в овоща (как позже было с Егором Летовым), ввиду чего серьезно повредили память.
Дальнейшая судьба Мальского сложилась не так печально, как у Григорьева, хотя и была далека от идеала. После психушки Мальский стал видным литературоведом и успешным переводчиком (ему принадлежит, например, перевод "Мудреца из страны ОЗ"). В 1990 году стал председателем "Академкниги". С 1993 года был участником игр "Что? Где? Когда?" в команде Алексея Блинова, а позже - Якова Песина. Основал нескольких клубов "Что? Где? Когда?" в Выборге, Пушкине, Колпино, Ломоносове, Череповце, Новгороде и Хельсинки. Невзирая на масштабную интеллектуальную и литературную деятельность, жил в нищете, которая с ним прошла рука об руку до самой смерти в 2004 году.
Четыре первых стишка из цикла садистских сочинил именно Мальский, всего за 1977-1978 год им был сочинено около 30-40 стишков.
"Волосы седые на головке детской.
Хорошо живется нам в стране Советской!"
Волна фантастической популярности стишков уже в 1979 году в Ленинграде году породила подражателей. Так в книге "Судьбы петербургской топономики в городском фольклоре" отмечено, что в тот период в питерском районе Купчино появился первый стишок-подражатель:
"Девочка с солнечным именем Рита
Где-то нашла кусок динамита
Взрыв прогремел на улице Салова
Руки в Обухово, ноги в Шувалово."
В Москве этот стишок несколько видоизменился, став более грубым и, конечно, поменяв названия улиц на московские:
"Милая девочка с именем Рита (употребление в подобном контексте слова "Солнечный" было присуще именно питерцам, извечно страдающим от острой нехватки солнца, поэтому наделение какого-либо объекта солнечностью в некотором роде для питерца сакрализировало его, так что при переходе в Москву эпитет "Солнечная" отсеялся)
Жопу чесала куском динамита (ну вот, от питерской интеллигентности не осталось из следа)
Взрыв прогремел на улице Жданова:
Жопа в Медведково, ноги в Четраново!"
Поскольку Москва оказывала сильное влияние на регионы, то по всей остальной России разошлась именно эта версия.