Жизненно! Читать всем!

Собачьи поминки. Из цикла "О серьёзном"


Времена не бывают
Хорошими или плохими -
Такими их делают люди...

В полной темноте, в такт редкого стука на экране появляются и гаснут титры. На последних словах изображение постепенно начинает удаляться, и становится ясно, что это - "яблочко" мишени. Тут же в это "яблочко", одна за другим с уже понятным стуком вонзаются три стрелы дартса. Раздаются редкие хлопки аплодисментов, несколько голосов удивленно и одобрительно произносят: "Орел", "Снайпер", "Глаз - алмаз", "Эх, какой киллер зазря пропадает".
Дело происходит в уютном полутемном баре. За столиком сидят около десяти человек преимущественно из современной криминальной молодежи, соответственно "упакованных".
Худощавый мужчина, лет сорока, не обращая внимания на хвалебные эпитеты в свой адрес, подходит к мишени, задумчиво выдергивает стрелы, возвращается на исходную позицию и, почти не целясь, вновь без пауз метает дротики. И в этот раз все три стрелы попадают в "яблочко". Снова раздаются нестройные аплодисменты.
-- Коньяк будешь? - к мужчине подходит крепко выпивший, но твердо стоящий на ногах коротко стриженый "бычок".
-- Не пью. Печень, - равнодушно отвечает мужчина.
-- А из пистолета также сможешь? - этот вопрос "бычка", видимо, волнует больше всего.
-- Могу, - подтверждает мужчина и, опережая следующий вопрос, добавляет, - И из автомата. Даже из пушки. Но не хочу.
-- Жаль, - искренне сожалеет "бычок", - Большие бабки греб бы.... Не то, что сейчас. На, держи, - он протягивает мужчине несколько долларов, - талант не должен голодать.
-- Спасибо, - все также равнодушно отвечает мужчина и, не считая, кладет деньги в карман.
-- Дай лапу, друг, - печально говорит "бычок" и, пожимая протянутую руку, добавляет, - если что - ищи меня. Помогу. Не пожалеешь!

Мужчина неопределенно машет рукой и направляется к выходу.
Бармен включает телевизор. На экране появляется Карабас - Барабас, играющий на трубе.
"Это просто праздник, какой - то" - произносит Карабас.
-- Что за бодяга? - спрашивает "бычок" у одного из своих корешей, усаживаясь за столик.
-- Так... Детский фильм, - отвечает тот, нетвердой рукой разливая коньяк мимо рюмок, - Про это ... поле чудес в стране дураков.
-- Про Россию? Понятно, - кивает квадратной башкой "бычок" и, высоко подняв рюмку, кричит в спину уходящему мужчине, - Эй, снайпер! Соколиный глаз! За тебя!
Мужчина оборачивается, делает прощальный жест рукой всей компании и выходит на улицу.

В большом городе канун зимы. Резкий холодный ветер бросает в лицо колючие снежинки, которые уже не успевают таять под ногами прохожих.
Мужчина, ежась от порывов ветра, подходит к дверям какого - то учреждения, останавливается, подняв глаза на часы - термометр над входом. На часах светятся недобрым красным цветом цифры "10 - 13", их сменяют другие: "- 5 С", потом снова время: "10 -14".
Потолкавшись в нерешительности, мужчина, наконец, открывает дверь и заходит внутрь. Навстречу ему вместе с теплым воздухом из - за барьера поднимается скучающий милиционер, уже давно уставший от бронежилета и автомата.
-- В отдел кадров, - опережая вопрос, произносит мужчина и добавляет, - я там вчера был. Сказали прийти сегодня.
Милиционер согласно кивает головой и снова опускается на стул за барьером. Мужчина проходит по обшарпанным лестницам и коридорам, стучится в дверь с табличкой "Отдел кадров" и, тяжело вздохнув, решительно заходит в кабинет.
В помещении уже лет 30, видимо, ничего, кроме портрета на стене, не менялось, не исключая хозяйку кабинета - пожилую женщину, одевающуюся в магазине "Богатырь".
-- Опаздываем, Морошкин Михаил Владимирович, опаздываем, - суровым голосом произносит женщина, продолжая копаться в бумагах.
-- Мирошник, - тихо поправляет ее посетитель и добавляет, - Здравствуйте.
Женщина с удивлением отрывает глаза от бумаг, подозрительно смотрит на мужчину.
-- Как?
-- Мирошник, - еще тише повторяет мужчина.
-- Но имя и отчество совпадают? - нервно переспрашивает кадровичка.
Мужчина кивает головой. Женщина тут же сменяет гнев на милость.
-- Ладно, Мирошкин так Мирошкин. Прочла я вашу автобиографию... Занимательно.
-- Правда?
-- Такое редко у кого встретишь... Украина, Дальний восток, Афганистан, Германия, Грузия, Ангола, Узбекистан, Чечня... Прямо - таки туризм какой - то за государственный счет.
-- Да уж... - мужчина неопределенно пожимает плечами.
-- Вот и я говорю: по всему миру на народные денежки раскатывать - мастер, а приличную профессию за столько лет получить некогда было?
-- Моя профессия была довольно приличной, - осторожно возражает Мирошник.
-- Это какая же? - удивляется кадровичка.
-- Я офицер, - твердо отвечает мужчина и горько добавляет после паузы: - Был...
-- Что это за профессия - офицер? - женщина искренне недоумевает, - сказал бы уж честно - дармоед! - неожиданно взрывается она, - солдатиков мучить от безделья, да туземцев невинных танками давить - хорошая профессия! - она продолжает гневно что-то выкрикивать, но Мирошник уже не слышит ее. Он медленно тонет в воспоминаниях, возгласы кадровички, затихая, сменяются другими, несущимися из шлемофона: "Дави его, Серега, дави!"...

... - Дави его, Серега, дави! - истошно орал обычно спокойный Иван Иваныч - надолго
застрявший в капитанах командир танковой роты, - У него " труба" в руках. Догони
его, Серега! Этот гаденыш только что Вадима подпалил!
-- Есть, командир, - выкрикнул в ответ неизвестный Серега,- Я его сейчас на траки тонким слоем намотаю... Готов!
Мирошник лежал вместе со своим взводом за невысоким заборчиком, сложенным из камней и только по крикам в эфире мог догадаться, в какое осиное гнездо угодил их отряд спецназа, так удачно усиленный неполной танковой ротой.
Взвод попал под перекрестный огонь двух крупнокалиберных пулеметов и, потеряв сразу четверых, затаился за этим заборчиком - единственной защитой. Ситуация тупиковая: назад нельзя, вперед - невозможно, влево - вправо - тоже гибель.
-- Где этот спецназ хренов? - снова раздался в шлемофоне разъяренный рык Иван Ивановича, - Пожгут нас тут "духи" без прикрытия к чертям собачьим!... Старлей, ты живой?
-- Пока живой, - неуверенно ответил Мирошник, с удивлением обнаружив, что он и вправду даже не ранен, - Иваныч, пока ты нам не поможешь, я тебе ни чем не помогу!
Рация помолчала, потом матюгнулась в чей - то неконкретный адрес голосом Ивана Ивановича, спросила:
-- В чем проблемы, старлей? И, главное, ты, вообще, где?
-- На правой околице, где точно - не знаю. Тут у них заранее подготовленные позиции на горушке за кишлаком. Два ДШК. Головы поднять не дают, сволочи. Покрути-ка своей танковой башкой, может, разглядишь их на склоне?
-- Да на какой, к едрене фене, горушке - то? - прорычал Иван Иваныч, - Тут, куда ни глянь - горушки, пригорки, горочки.... Хоть какой - нибудь ориентир дай!
-- От центра кишлака на юго-запад... - начал было Мирошник, но Иван Иваныч тут же перебил:
-- Зюйд - вест, зюйд - вест! Ты мне рукой покажи! - он коротко хохотнул, потом снова зарычал:
-- У тебя ракеты сигнальные есть, старлей?
-- Есть! - обрадовано ответил Мирошник.
-- Так светани ими в сторону пулеметов, едрит твою за ногу!
-- А каким цветом лучше?
-- Черным, твою мать! - заорал взбешенный тупостью спецназовца танкист, - любым давай! Мне главное - квадрат засечь!...
Мирошник трясущимися руками вытащил из нагрудных карманов спецназовского "лифчика" несколько сигнальных ракет, отобрал две зеленых, снова нажал тангенту рации:
-- Готов, запускаю!
-- Пуляй, старлей, я четыре ствола в твое распоряжение выделил, включая свой собственный "хобот".
Мирошник повернулся к лежавшему сзади солдату, меланхолично потягивавшему сигарету:
-- Слышь, Малина, ты оба пулемета засек?
-- Ага, - безразлично ответил солдат, - один на склоне левее большого белого пятна, а второй прямо напротив нас.... Там пещера что - ли.
-- Передай по цепи, - сказал Мирошник, - сейчас танки квадрат накроют, пора и нам отдых заканчивать.
-- Наконец - то, - оживился солдат и повернулся к соседу.
Мирошник открутил на ракетах защитные колпачки, мысленно прикинул направления, и, подняв ракету над головой ,дернул за шнур. Через мгновение в небо взвилась вторая зеленая ракета.
И почти сразу небо раскололось, содрогнулась каменистая земля, дрожащий от жары воздух затянула пелена густой афганской пыли.
Через небольшой промежуток времени взрывы повторились.
Мирошник осторожно выглянул из- за заборчика. Пулеметы, ослепшие в пыли, молчали.
Он повернулся к солдатам, откашлялся и сказал буднично и просто:
-- Пошли...

...- Куда пошли? - глупо переспрашивает кадровичка.
Мирошник еще несколько секунд соображает, почему у замкомвзвода по кличке "малина" такое неприятное бабье лицо, потом, с усилием вспомнив, где он в настоящее время находится, невнятно произносит:
-- Извините.... Померещилось что - то.
-- Болеешь?- участливо интересуется кадровичка.
-- Да нет.... Давно уже нет.
-- Пьешь, небось?- продолжает допытываться женщина.
-- Бросил.
-- Значит, болеешь, - подытоживает она и без всякого перехода объявляет:
-- Людьми руководить тебе нельзя! А больше ты в своей армии ни чему не научился.
-- Ну почему? - пожимает плечами Мирошник.
-- Ладно, - соглашается кадровичка, - говори сам, что умеешь.
-- Во - первых, могу... - Мирошник на секунду задумывается, - ... могу копать.
-- А во - вторых?
-- А во - вторых ... могу не копать.
-- Ага, - глубокомысленно кивает головой кадровичка, медленно вникая в смысл сказанного.
Мирошник встает со стула, берет из рук оторопевшей женщины свою трудовую книжку, листает страницы, на которых нет ни одной записи о приеме на работу, прячет ее в карман и направляется к двери.
-- Ах ты, клоун несчастный!, - взрывается полная благородного негодования кадровичка, -
Алкаш долбанный! Тоже мне Михаил Задорнов нашелся! Давай, давай, проваливай
отсюда! Иди вон, в цирк на работу устраивайся, дерьмо за своими земляками -
верблюдами выгребать.... А по совместительству будешь клоуном работать, вояка!
Панахапают льгот, и лезут везде без очереди, нормальным людям жить мешают...
-- Так ведь нормальным же, а не вам, - мягко парирует Мирошник и осторожно закрывает за собой дверь с табличкой "отдел кадров", отсекая ей конец визгливой фразы про то, что "мы вас туда не посылали!"...

Он выходит на улицу, махнув рукой на прощание даже не пошевелившемуся милиционеру, чисто автоматически поднимает глаза на электронное табло и замирает, пораженный. Там красным цветом указана температура воздуха "+ 75 С". Через мгновение температуру сменяет, видимо, время: "10 - 91".
-- Да, в России непредсказуемо абсолютно все, даже температура и время, - на бегу говорит Мирошнику какой - то бородатый мужчина.
-- Ну почему? - откликается Мирошник, - Чиновники в России вполне предсказуемы.
-- А это - исключение, которое лишь подтверждает правило, - мужчина, оглянувшись, назидательно поднимает указательный палец, сталкивается со встречным пешеходом и тут же начинает шумно извиняться.
Мирошник поднимает воротник куртки, засовывает руки в карманы и, не торопясь, подгоняемый холодным ветром, идет по улице просто так, без цели.
"Мы вас туда не посылали, мы вас туда не посылали" - в такт шагам повторяет он про себя набившую оскалину фразу, ставшую уже крылатой. Неожиданно он усмехается:
-- Ясное дело, что вы нас туда не посылали... Вы ж, если и посылаете, то намного дальше!
Ноги неожиданно для Мирошника сами останавливаются у обшарпанного кирпичного здания. На здании вывеска с орлом: "Районный военный комиссариат".
-- Во, блин, как старая лошадь, - сам себе говорит Мирошник, - только у той маршрут: сарай, сельпо, пивная; а у меня - отдел кадров, военкомат, далее - где придется...
Он неохотно заходит в помещение, проходит мимо дежурного, направляясь в отделение учета офицеров запаса.
-- Привет, - бодро здоровается он с женщинами, сидящими в кабинете, - у вас найдется пара минут для почти героя эсэс?
Одна из женщин охотно откликается:
-- Заходи почти герой. А почему эсэс ? Для ветерана второй мировой войны ты неплохо сохранился
-- Эсэс - значит "Советского Союза", - поясняет Мирошник.
-- Вот и я думаю, с каких это пор мы фашистов стали на учет ставить? - подыгрывает женщина, - Работу нашел?
-- Не - а. Никому заслуженные - контуженные теперь не нужны. Вот если бы не из армии уволился, а из тюрьмы освободился...
-- Небось, харчами перебираешь, майор, а? Меньше чем на замдиректора не соглашаешься, вот и не находишь ничего.
-- Да нет, - пожимает плечами Мирошник, - сегодня даже на землекопа соглашался - не взяли.
-- Это почему же?, - все женщины хором спрашивают его, ожидая очередной прикол.
-- Спросила меня кадровичка, что я умею. Ну я и сказал, что умею копать. А еще умею не копать... Ой, как она кричала, как кричала!
-- Даже такой бородатый анекдот вызывает у женщин смех.
-- Куда ж ты теперь?, - все еще смеясь, спрашивает женщина, сидящая за пишущей машинкой.
-- Пойду в водолазы устраиваться. Правда, плавать я не умею, зато ныряю отлично, а главное - долго... Пока не вытащат, - это заявление вызывает новый приступ веселья у работниц военкомата, а Мирошник на прощанье "сделав ручкой", выходит из кабинета. У "аквариума" с дежурным его догоняет одна из служащих:
-- Миша, подождите!
Мирошник останавливается больше из вежливости, чем из ожидания чего - то хорошего.
-- Миша, муж сказал мне, что весной у него в конторе будут увеличивать штаты... Я ему о вас постоянно напоминаю, честное слово! До апреля продержитесь, Миша?
-- Продержусь, - преувеличенно бодро отвечает Мирошник, - только у них там все электрики, да компьютерщики, а я...
-- Это ничего, - сама себя успокаивает женщина, - и для вас что - ни будь найдется.
-- Ладно, подождем до весны, - улыбается Мирошник, - Спасибо вам за заботу. До свидания!
Он почти бегом выходит из военкомата и пару кварталов не идет, а словно убегает. В голове у него крутится одна и та же фраза "До апреля продержитесь?". И снова воспоминания обваливаются на него снежной лавиной, а безобидная фраза, сменив одно только слово, звучит совсем по - другому:
"До вечера продержитесь?"...

-- До вечера продержитесь? - настойчиво спрашивал из наушников начальник штаба, а Мирошник лежал на спине, смотрел, не мигая, на выцветшее небо, и не знал, что ответить. Сказать "да" и умереть героем? Сказать "нет" и умереть трусом? Или реалистом, один хрен.
Он уже минут 20, как понял, что "духи" оказались хитрее, чем весь спецназ вместе взятый. Они не стали ввязываться в бой с танками, а ловким маневром заманили его взвод в одно из бесчисленных ущелий, куда танкам ход заказан из- за очень уж пересеченной местности. Лезть вперед - глупо, идти назад - страшно.
Взвод рассредоточился по естественным укрытиям и не вел бой, а просто огрызался огнем на огонь. Каждый солдат был сам за себя, но все они ждали от своего взводного какую - ни будь команду, пусть даже и глупую.
-Чего молчишь? - настойчиво требовал ответа начальник штаба ,- Ты вообще там живой еще?
" Странно ,- подумал вдруг Мирошник ,- вокруг горы, а связь работает так, будто энша лежит за соседним камнем".
-- Эй. Череп !- позвал он видневшегося невдалеке солдата ,- тут энша спрашивает - продержимся мы до вечера или нет?
Солдат пожал плечами:
-- До вечера что - ни будь обязательно закончится: или мы, или "духи", или патроны.
-- Философ ,- задумчиво резюмировал Мирошник ,- или я, или падишах, или осел...
А дела- то, видать, хреновые, раз строгий начальник штаба сам в эфир не кодом, а открытым текстом выходит.
Он нажал тангенту радиостанции и тихо сказал:
-- Во- первых, я еще жив. Во- вторых, до вечера еще далеко. В- третьих, держаться будем столько, сколько сможем.
-- Форсишь, подлец !- то ли разгневался, то ли обрадовался начальник штаба ,- Давай держись, а то кому я буду взыскания вешать? Бронегруппа уже рядом с кишлаком, "вертушки" на подходе... Короче, не кисни, выдернем, понял?
-- Чего это ты про бронегруппу в эфире раскукарекался ?- вслух подумал Мирошник, и вдруг его осенило ,- Это ж энша не мне, а "духам" сообщает, подрывает дезинформацией их боевой дух, так сказать! Никакой бронегруппы, стало быть, в природе не существует. Н-да-а...
-- Череп, а Череп!- снова позвал он соседнего солдата.
-- Чего?- повернул тот к командиру осунувшееся, серое от пыли лицо, укрытое по самые глаза такой же серой каской.
-- Малина от тебя далеко?
-- Не видать... Позвать, что ли?
-- Зови. Посовещаться надо.
Череп на мгновение скрылся за валуном, крикнул куда-то вбок:
-- Пацаны, Малину кто видал?
-- Здесь он, - тут же отозвался один из сослуживцев, по голосу вроде бы Беда, - Позвать?
-- Его Папа кличет на совещанку.
-- Наконец-то ,- радостно сказал Беда ,- Он тут уже все мои сигареты скурил... Сейчас я ему пинка для скорости дам.
-- Нога отвалится!- прорычал на все ущелье обиженный Малина, - Вы лучше прикройте меня, а то Папе не с кем совещаться будет... Я ж тут среди вас один умный!
Грянул залп двух десятков автоматов, через мгновение Малина плюхнулся на живот рядом с командиром. Мирошник помолчал немного, потом вздохнул:
-- Каюсь, брат, недооценил я "духов". Водят они нас как бычков на веревочке.
-- Так ведь у них командиром кривой Керим, что у нас в Союзе в академии учился ,- угрюмо сказал Малина ,- ему наши маневры как учебник по тактике... Небось, отличником был, гад.
-- Значит, пора учебник закрыть, - ответил Мирошник, - надо как-нибудь Керима очень сильно удивить...
-- И как?
-- Оставляем здесь человек пять для шума, а остальные по склонам тараканами... Потом лупим банду сверху и снизу, как будто пришла подмога. Ничего план?
-- Ничего, - задумчиво ответил Малина ,- бывает, конечно, план и получше...
-- Какой же?
-- Тот, который курят. Из конопли, - засмеялся солдат, - Ладно, принимается. Собирайте пацанов, я остаюсь.
-- Нет, брат, ты как раз народ и поведешь, - твердо сказал Мирошник, - А я с Черепом и Бедой отвлекать "духов" буду.
-- Да не могу я идти! - поморщился Малина, - Я, это... ногу натер.
-- А в глаз? - грозно спросил Мирошник, помолчал и добавил, - Приказы не обсуждаются.
-- Эх! - горестно воскликнул солдат, - Ну никак не выходит стать героем Советского Союза!
-- Дурак ты, Малина, - удивленно сказал командир взвода, - тебе еще жить да жить, а ты, что, на кладбище торопишься?...

...- Ты что, на кладбище торопишься?!
Мирошник вздрагивает и недоуменно озирается. Оказывается, он стоит посреди улицы, опершись левой рукой на бампер грузовика.
-- Мужик, тебе что, жизнь не дорога? - это кричит скорее удивленный, чем раздраженный водитель грузовика.
-- Извини, брат, задумался, - с трудом проговаривает слова Мирошник, - который час, не подскажешь?
-- Половина первого... Самое время под колеса бросаться! - добродушно смеется водитель.
Мирошник возвращается на тротуар, ловя настороженные взгляды пешеходов.
-- В Америке для ветеранов Вьетнама специальные центры реабилитации есть, - сам с собой разговаривает Мирошник, - а у нас все по - старинке, как деды плавать учили - из лодки за шиворот...

Он подходит к остановке, садится в первый попавшийся троллейбус и едет, глядя невидящими глазами на грязное полу замерзшее окно.
-- Что у вас на проезд?, - это контролер.
Мирошник показывает льготное удостоверение.
-- А-а, "афганец", - разочарованно говорит контролер и, потеряв к нему всякий интерес, идет к следующим пассажирам.
Мирошник снова отворачивается к окну. Он чувствует себя очень неуютно.
Троллейбус останавливается на конечной, все пассажиры торопливо выходят. Слегка помедлив, в подмороженную слякоть выходит и Мирошник.

В подвальном помещении типовой многоэтажки располагается штаб - квартира "Союза ветеранов боевых действий России". Туда и бредет отставной военный, полный горьких раздумий.
В помещении только один человек - лысый однорукий старик в военной форме без погон. Он дежурит у телефона, обложенный со всех сторон старыми газетами, из которых и черпает свои удивительные знания обо всем на свете.
-- Здравия желаю, Иван Сергеевич, - здоровается Мирошник, - А где все руководители?
-- Кто где, - громко отвечает старик, - кто поглавнее - в мэрию уехал, кто пониже рангом - так смылся.
-- Появятся?
-- А ты посиди со мной, может кто и пожалует. Тебе же все равно делать нечего, - проницательно говорит Иван Сергеевич, - в шахматы сыграем, а?
-- Ладно, - соглашается Мирошник, - пару часов у меня есть. Доставайте свои черно - белые дрова, потренируем мозги.
Старик вынимает из стола шахматную доску, небрежно смахивает на пол мешающие газеты и одной рукой ловко расставляет фигуры.
Мирошник тем временем снимает куртку, достает из кармана сигареты, зажигалку и прикуривает.
-- Все дымишь?, - неодобрительно замечает Иван Сергеевич.
-- Должен же у меня быть хоть один недостаток, - отвечает Мирошник и добавляет:
-- Прошу форы, Иван Сергеевич.
-- Да? И какой?
-- У меня два ферзя, а у вас только король и пешки.
-- Ты что, издеваешься!?, - деланно негодует чрезвычайно польщенный старик, - может, мне вообще одного короля оставить?
-- Ах, Иван Сергеевич, тогда бы я у вас точно выиграл!
Они садятся за стол, быстро делают несколько ходов, разменяв кое - какие фигуры, после чего начинают играть осторожнее.
-- Ну, Михаил, докладывай, как твои успехи на трудовом фронте, - спрашивает старик, не отрывая взгляда от шахматной доски. Мирошник, не торопясь, гасит окурок в банке из - под кофе, отвечает:
-- А никак.
-- То есть?
-- Не берут меня на трудовой фронт. Даже добровольцем. Где стар, где рылом не вышел, а где образование отсутствует.
-- В органы ходил?
-- Там до 35 лет, а мне уже пятый десяток пошел.
-- В охрану - то возьмут, - уверенно говорит старик.
-- Это мосты с наганом сторожить? Как - то унизительно боевому офицеру...
-- Деньги зарабатывать будешь, какое в том унижение?, - не соглашается Иван Сергеевич.
-- Да нет, я бы куда - ни будь подальше от оружия, - обдумывая ход, бормочет Мирошник, - в какие - ни будь крысы канцелярские, чтоб целый день - одни бумажки, и никакой материальной ответственности.
-- Шоферить иди, - предлагает Иван Сергеевич.
-- Тоже проблема... Я же после контузии до сих пор солнечных зайчиков ловлю. Потому и свою машину продал... Шах!
-- Где?!, - взвивается старик, - точно ... Ах ты, пехота, заболтал дедушку русской авиации! Ничего, сейчас укроемся... А "новые русские"? Они вроде военных любят - за исполнительность, дисциплину...
-- Им специалисты нужны. Я же ничего не умею, только стрелять, да "ура" кричать... Вон бандиты к себе зовут по специальности работать.
-- По какой специальности?, - не понимает Иван Сергеевич.
-- По основной, - усмехается Мирошник, - увидел, прищурился, нажал и убежал...
-- Не дури, Миша, - сурово отвечает старик, - ты им нужен, как шприц одноразовый - используют - и на свалку. Кстати, положи ферзя - тебе мат. Еще партейку?
-- Давайте, - обреченно машет рукой Мирошник, - только теперь я белыми играю.
-- Ради бога! Буду заходить на солнце...

-- Буду заходить на солнце! Прячься, пехота, кидаю бомбы вслепую! Если что - не судите строго! - неожиданно донеслось из наушников, и в ту же минуту небо над головой Мирошника разорвалось старым брезентом.
Два самолета, два "Грача" влетели в узкое ущелье и , синхронно задрав носы, потянулись к палящему солнцу. А на земле, среди камней, на склонах неожиданно выросли огромные черные грибы разрывов.
-- Малина, вот он - наш шанс! - обрадовано крикнул Мирошник, - орлы, бегом из ущелья за Малиной! Череп, Беда и Татарин - прикрываем отход группы!
-- Татарин убит, - крикнул пробегавший мимо солдат со странной кличкой Фидер.
-- Тогда ты остаешься вместо него!, - на ходу сориентировался взводный, и солдат тут же послушно шлепнулся за соседний валун.
Мирошник оглянулся на убегающих, подсчитал - четырнадцать человек. Значит за сегодняшний день его взвод потерял уже больше десятка.
-- Ни хрена себе - братская помощь дружественному народу, - зло сплюнул взводный, - так нас еще ни разу не колошматили! Это притом, что настоящего боя до сих пор нет.

-- Эй, на земле, как там у вас? - поинтересовался летчик, - никого не задело?
-- Спасибо, ребята! - ответил Мирошник, - все в лучшем виде! Еще бы разок, а?
-- Извини, пехота, не можем, - огорченно сказала рация, - на выходе, блин, под свои же осколки попали... Во скандал нам устроят на базе, если, конечно, доберемся!
-- Ладно, на нет и суда нет, - великодушно ответил Мирошник, - и за это спасибо большое...
Рация еще немного потрещала и утихла. Взводный посмотрел на нее, соображая, когда же сядут батареи питания. Пока по всему выходило, что не раньше, чем к ночи.

-- Фидер, у тебя с патронами как? - крикнул из - за соседнего валуна Череп.
-- С патронами хорошо, без патронов - плохо, - ответил солдат.
-- Слышь, юморист, я тебя дело спрашиваю, - обозлился Череп, - мне пацаны шесть магазинов оставили, могу поделиться.
-- Раз ты такой добрый, давай парочку, не откажусь, - сказал Фидер, помолчал немного и позвал взводного, - Папа! Тут у меня снайперская винтовка Татарина завалялась. Нужна?
-- Еще как! - обрадовался Мирошник, - давай ее сюда!
-- Только у нее прицел разбит. Пулей... Она Татарину через прицел прямо в глаз угодила, - помедлив, добавил Фидер, - но магазин полный, и второй в запасе имеется. Кидать?
-- Кидай. Я и без прицела маленьких душманят сиротами оставлю.
-- Эй, Папа! - это позвал юркий, черный как цыган, Беда, - Ты как думаешь, нас здесь не бросят?
-- В каком смысле? - не понял Мирошник.
-- Ну, я имею в виду трупы, - спокойно объяснил Беда, шаря по карманам и вытаскивая из них рассыпанные патроны.
Мирошник на какое - то время онемел. Беда деловито сдул с пригоршни патронов табачные крошки, принялся набивать магазин.
-- Охота, чтобы дома похоронили, - все так же спокойно объяснил он взводному смысл своего вопроса.
-- Какая разница, где лежать? - встрял в разговор Фидер, - если Бог есть, у него все и встретимся.
-- Да я не о себе, - отмахнулся Беда, - матери чтоб ходить куда было. Она же в это ущелье никогда не выберется, старая больно.
-- Эй, пацаны, смените пластинку, - раздался голос Черепа, - умереть мы еще успеем... Смотри , Папа, братцы - кролики, кажись, выбивать нас собрались! Во блин, стихами заговорил!...
-- Фидер, давай винтовку, - сказал пришедший в себя Мирошник и еле увернулся от лязгнувшей о камень железяки, - блин, не "духи", так свои норовят прикончить! Череп, аккуратно наблюдай за противником. Беда, прижмись правым плечом к склону и следи, чтобы ни одна падла нам за спину не прошмыгнула. Фидер, будешь до последнего в резерве, вроде сюрприза. Сам сообразишь, когда стрелять, а пока - затаись!
Он отцепил от винтовки бесполезный прицел, внимательно осмотрел ее со всех сторон, не обращая внимания на высохшие коричневые пятна крови. Винтовка была в рабочем состоянии, запасной магазин "вверх ногами" примотан зеленой изолентой к основному. И там, и там по десять патронов. Порядок.

-- Человек двадцать, расстояние - метров двести, - негромко сказал Череп
-- Ты другие - то цифры кроме двойки и ноля знаешь?, - подколол его Фидер.
-- Пошел ты... Следом еще волна - человек тридцать, расстояние - метров триста, - добавил Череп.
И тут Фидер захохотал во все ущелье. Чуть позже к нему присоединился Череп, потом Мирошник.
-- Эй, вы чего, обалдели?, - испуганно спросил их Беда, но поддавшись общему настроению, тоже начал хохотать.
В промежутке между валунами взводный увидел, что "духи", услышавшие смех, в смятении остановились, потом залегли.
-- Хорош ржать!, - вытирая слезы с полного лица, сказал он солдатам, - вон, "духов" перепугали! С кем воевать будем?
-- Все в норме, Папа, - скаля зубы ответил Фидер, - чем больше пауза, тем лучше для Малины... и для нас тоже.
-- Не знаю, но мне кажется, что все будет хорошо, - поддержал его Череп, - все будет даже очень хорошо!..

... - Все будет даже очень хорошо! - приговаривает Иван Сергеевич, размахивая перед
лицом Мирошника сложенной веером газетой, - сейчас ты встанешь, попьешь водички,
покуришь - и орел!
Мирошник непонимающе смотрит на перепуганного старика, постепенно приходит в себя, слабо улыбается:
-- Что, напугал?
-- Ничего себе, - "напугал"!, - облегченно вздыхает Иван Сергеевич ,- у меня внутри весь ливер оборвался и в пятки сполз... Будешь меня теперь лечить. Спиртом...
-- А вы говорили - шоферить...
-- Да - а, парень, два пути перед тобой: или госпиталь имени Бурденко, или койка в местной психиатричке. А я тебя в сторожа податься уговаривал, старый дуралей!
-- Вот так и живу, - вздыхает Мирошник, - пока служил, не до воспоминаний было, а как сократился - расслабился...
-- Афганский синдром!, - глубокомысленно изрекает старик, - сколько же вас таких, с виду здоровых, по стране шатается... А тут еще и Чечня!
-- А я в Чечне тоже был, - задумчиво говорит Мирошник, - и крови, вроде бы, побольше было, а ведь совсем Чечня эта долбанная не вспоминается! Как будто на поезде мимо проехал...
-- Одно и тоже видишь?, - проницательно спрашивает Иван Сергеевич.
-- Ага. Тот день, когда я контузию свою повстречал.
-- Занятно, - понимающе кивает старик, - мне в последнее время часто тоже один и тот же сон снится - как меня в Египте прямо на взлете два иудея расстреляли... Что и говорить, все, кто войной обоженный, немного чокнутые. Только каждый по - своему.
-- Рука - то в Египте осталась? - осторожно интересуется Мирошник.
-- Рука? Нет, это я уже на пенсии дачу себе строил. И не слишком умело воспользовался бетономешалкой...
Оба надолго замолчали. Наконец Мирошник задает давно волнующий его вопрос:
-- Иван Сергеич, я того ... долго в отключке был?
-- С минуту, не больше.
-- Увеличивается время, оказывается... Раньше секунд на десять - пятнадцать в прошлое уходил, а теперь... Надо лечиться! - он с хрустом потягивается, неожиданно предлагает, - Ну, что? Еще партейку?
-- Ну уж нет, - кривится старик, - Еще Богу душу за ферзя отдашь... Как ни будь в следующий раз.
-- А будет этот следующий раз-то?- сам себя спрашивает Мирошник.
-- Обязательно должен быть, - серьезно отвечает Иван Сергеевич.

Мирошник встает, на ходу натягивает куртку, одновременно пытаясь прикурить, и выходит, не прощаясь, на улицу.
-- Который час, не подскажете? - спрашивает он у проходящего мимо парня в лыжной шапочке.
-- Почти три, - отвечает тот , не останавливаясь.
-- Было то самое время, когда обед уже давно закончился, а ужин еще и не думал начинаться, - слегка перефразировав Винни - Пуха, говорит себе Мирошник и добавляет, - А поесть все равно не мешало бы. Где? Конечно же, там, где все меня знают и ни капельки не боятся. Может, еще пару баксов удастся заработать...
Он, не торопясь, садится в полупустой троллейбус, издалека показывает контроллеру льготное удостоверение и снова устраивается на задней площадке. Троллейбус едет по мокрым улицам.

В уже знакомом баре все так же безлюдно.
Бармен приветственно кивает Мирошнику, не дожидаясь заказа, выставляет тарелки с салатом и картошкой с большой котлетой, наливает кофе.
Мирошник расплачивается полученными утром долларами, которые исчезают не в кассе, а в кармане бармена, забирает еду, садится в темном уголке, ест.
Покончив с едой, он закуривает и начинает пить кофе.
-- Эй, снайпер! - он поворачивает голову на голос. Перед ним стоит незнакомый хорошо одетый мужчина. Не дождавшись приглашения, мужчина по - хозяйски садится за столик:
-- Народ тебя хвалит. Некоторые даже гордятся. Ты в этом баре вроде фишки.
-- Вроде чего? - не понимает Мирошник.
-- Ну, типа местной достопримечательности. Как мавзолей на Красной Площади.
-- Автограф дать? - интересуется Мирошник.
Мужчина весело смеется:
-- Оказывается, ты с юмором! Могу предложить интересную работу.
-- Криминалом не интересуюсь...
-- Так уж сразу и "криминал"! Приходи после одиннадцати на дискотеку "Каземат". Знаешь?
-- Знаю.
-- Спросишь на входе Олега Сергеевича.
-- А в чем интерес работы заключается? - спрашивает Мирошник.
-- Вот Олег Сергеевич все и объяснит, - мужчина встает из - за столика, - что хозяину сказать?
-- В полночь буду, - подумав, отвечает Мирошник, - люблю сюрпризы.
-- O` кей, снайпер, тогда не прощаюсь, - мужчина уходит, а Мирошник сидит и гадает, какая это работа ожидает его на самой крутой дискотеке города.
Он сидит в баре до шести часов вечера, пока не начинают собираться шумные студенческие компании. Тогда он выходит на улицу и долго идет в сумерках.
Погода изменилась, ветер стих, идет первый пушистый снег, поднимая прохожим настроение.
Мирошник заходит в темный грязный подъезд пятиэтажной "хрущевки", поднимается по лестнице на четвертый этаж, звонит. Дверь открывает пожилая маленькая женщина, одетая так, как будто она собирается уходить.
-- Это я, мама, - с проигранной бодростью говорит Мирошник, - ты сегодня в ночной смене?
-- Да, - отвечает женщина, - мне уже пора. Ты голоден?
-- Еще нет.
-- Ночевать дома будешь, или опять пропадешь на ночь глядя?
-- Не знаю, мама... Скорее всего, буду.
Женщина ловит рукой рукав пальто. Мирошник после паузы помогает ей.
-- Поменьше бы бродил, Миша, - тихо просит его она, - сам ведь знаешь, что болеешь...
-- Мне уже лучше, мама, - неловко лжет Мирошник, - и потом, мне сегодня вечером встречу назначили - возможно, предложат работу.
Женщина светлеет лицом:
-- Слава тебе, Господи! - тут же спохватывается, - нетяжелая работа - то?
-- Нормальная, - пожимает плечами Мирошник, - деталей пока еще не знаю, но думаю - все будет хорошо.
Женщина пытливо смотрит ему в глаза, успокаивается, открывает дверь, говорит на прощание:
-- На плите макароны, в холодильнике колбаса. Хлеб...
-- Знаю, мама, все знаю, - мягко перебивает ее Мирошник.
-- И не кури, пожалуйста, в комнате, - строго говорит мать, - если не можешь бросить - кури на кухне, в форточку.
-- Есть, командир, - шутливо отдает честь Мирошник, целует мать и закрывает за ней дверь.

Он не спеша раздевается, снимает куртку, достает из кармана сигареты, идет на кухню, прикуривая на ходу. Там он бесцельно снимает крышку с кастрюли, долго смотрит на макароны, потом кладет крышку обратно, тушит сигарету в раковине под струйкой воды, бегущей из закрытого крана, выбрасывает окурок в ведро и идет в зал.
Старенький телевизор долго греется, потом на экране появляется Карабас - Барабас, играющий на трубе. "Это просто праздник какой - то", - произносит Карабас. Мирошник выключает телевизор.
-- Действительно, это просто праздник какой - то ,- думает он в слух и идет в спальню, прихватив толстую книгу из шкафа.
Он с шумом валится на застеленную кровать, открывает книгу и некоторое время читает.
Потом кладет открытую книгу на грудь и долго лежит, глядя в потолок.
Электронные часы на тумбочке показывают половину восьмого.
Мирошник достает сигарету, собираясь прикурить ее, вспоминает просьбу матери, встает и выходит на кухню.
Он открывает форточку, слышит возбужденный мужской говор, перемешанный с громким смехом. Это веселится группа подвыпивших мужчин у гаража местного мастера на все руки, а потому изрядного выпивохи Сан Саныча.
Мирошник надевает куртку, ботинки и быстрым шагом выходит на улицу к веселящимся соседям по дому.

Подходя к гаражу, он слышит очередной взрыв смеха и голос Сан Саныча:
-- ... Это еще Шерлок Холмс заметил, что если человеку дать только вопрос и ответ, он будет сильно удивляться вашей гениальности. Чего вы ржете? Подумаешь, цыганка нагадала! Да я бесплатно почти любому из вас могу вашу будущность обрисовать!
-- Как это "почти бесплатно"?, - спросил Сан Саныча один из слушателей.
-- В смысле - за стакан. Вот, Петька, возьмем, к примеру тебя: сколько у тебя вариантов сыграть в ящик? Не так уж и много : во - первых, "он жил долго и счастливо"; во - вторых, "после тяжелой и продолжительной"; в - третьих, - скоропостижно; в - четвертых - авария; в пятых - в драке. Землетрясения, оползни и наводнения у нас не отмечаются - стало быть, их в расчет не берем. Так?
-- Ну, так, - согласился "Петька" лет шестидесяти.
-- Теперь начинаем логически мыслить. Первый и пятый вариант отменяем - дерешься ты только с женой, стало быть не до смерти. Ну, а раз ты с ней дерешься - какая уж тут долгая и счастливая жизнь!
Дружный смех подбодряет Сан Саныча на дальнейшие размышления:
-- Ты сколько лет пьешь? Скоро уж юбилей, небось? Полтинник! А из болячек у тебя один ячмень...
-- Это у него "фонарь", а не ячмень! - влезает в разговор один из слушателей.
-- А ты, Егоров, помолчи, до тебя тоже доберемся, - сурово говорит Сан Саныч и продолжает:
-- Какой отсюда вывод? Не будет у тебя ни тяжелой, ни продолжительной... Вот и осталось два варианта: либо тебя по пьяни машина собьет, либо "мотор" твой среди ночи клина даст... Ну, заработал я стакан?
Мужики одобрительно зашумели.
Мирошник подходит к пьяному мастеру и негромко просит:
-- Сан Саныч, а мне так же смогли бы?
Мастер искоса смотрит в напряженное лицо Мирошника, также тихо отвечает:
-- С тобой, парень, так нельзя. Эти - то дураки все на моих глазах и выросли, и состарились. Тут не надо быть гадалкой... А ты - человек незнакомый.
Мирошник молчит, выжидательно глядя на мастера. Тот вздыха