Ф.М.

В общественном транспорте езжу редко. Но иногда приходится. Благо, рядом конечная, и можно ехать хоть с каким-нибудь мало-мальским комфортом.
Вот, залез, значить, в автобус. Сел. Накрывали ,в тот день, жестокие бодуны. Я, как старый адепт гомеопатии, вернее основного её принципа - "подобное лечится подобным", решил лечится по всем правилам науки.

Старик Достоевский, еще со школы, во мне вызывает стойкий рвотный рефлекс - спасибо родным учителям и товарищу Сталину.
Вот и в тот день, решил большую неприязнь к миру лечить маленькой неприязнью к одному, конкретно взятому, к тому же мертвому, индивиду.
Поэтому, достал "Преступление и наказание"  из портфеля и начал приобщаться к классике. Мучил я это произведение своим мозгом уже давно, и тихо крался к финалу, что,к позывам рвоты, прибавляло немного садо-мазохистского кайфа.
Чтобы взгляд отдыхал от возвышенного (ведь так и сблевать не долго), переводил его (взгляд) на пеструю толпу, набившую автобус.
Тут замечаю стоящего надо мной быдлозавра. Этот родственник Кинг-Конга с недельной щетиной обдавал меня таким перегаром, что мое собственное дыхание, по наивности, казавшееся адовым смрадом, тутже перешло в разряд ароматов от Шанель.
"Это" неотступно следило за моей книгой,ну и ваще за моими движениями, нарушая безмятежность мысли и попытки сфокусироваться.
Через какое-то время эта назойливость начала меня раздражать. Я потихоньку закипал, уставившись в книгу и затылком чувствуя его взгляд. Моя мизантропия получила свое плотское воплощение, и уже ничего не хотелось кроме как убивать, а лучше калечить.
Я резко поднял голову:
- Чёнадо, блядь?
Тело заменьжевалось:
- Извините. Вы же Достоевского читаете? Могли бы вы мне вкратце рассказать. У меня щас просто сочинение в школе, писать надо, а я не читал.
И посмотрел на меня таким коровьим взглядом, зардевшись, что я не выдержал и... рассказал.


(с)Dnn