Идет бычок, качается...

Суров и неласков российский гаишник. Нет в его лице снисхождения к водительским слабостям, вроде просроченной доверенности или отсутствующего техосмотра. Вообще, мало в том лице человеческого - все больше государственное, тяжеловесно-неотвратимое, как тот пресловутый бронепоезд с запасного пути. Паки суров гаишник ночной - невыспавшийся и слегка подмерзший. Есть в нем что-то историческое, средневековое такое, напоминающее о баронах-разбойниках, залихватском посвисте удальцов с кистенями и извечной непростой дилемме "кошелек или жизнь". Но паки и паки суров гаишник новогодний, коего служба государева выдернула из под елочки на мороз, обязала хранить обидную трезвость и лишила простых человеческих радостей в виде салата оливье и селедки под шубой. До глубины своей погононосной души обижен такой несправедливостью новогодний гаишник, и будьте уверены - доведет свое недовольство жизнью до каждого, кто попадется ему в глухой час перед боем курантов на большой дороге М4.

- Прапорщик Гуев, документики ваши!
- Какой-какой прапорщик?
Нет, не в добрый час ночному водителю такие шуточки. Плохо у гаишника с чувством юмора.
- Гуев. Первая буква "Г". И все шутки по этому поводу я уже слышал. И не вздумай делать вид, что ты хохол и букву "г" как "х" произносишь.
- Да бог с вами, товарищ прапорщик! С наступающим! - а сам улыбается в бороду.
Смешно ему, да. Вон, еле сдерживается, чтобы не заржать. Ничего, сейчас ему юмор-то поукоротим - закипает внутри гаишник.
- Страховочку покажите пожалуйста, и талон техосмотра.

- Будьте любезны, сей момент! - водитель лезет обратно в кабину своего тентованного "Бычка" и хлопает крышками бардачков.
Ишь ты, "будьте любезны" ему... Издевается, не иначе... Ничего, ничего - посмотрим, кто будет последним смеяться.
Да, нелегко живется в России с фамилией "Гуев". Особенно в южных областях, где мягкое фрикативное "г" превращает эту фамилию в полную неприличность. Можете даже не интересоваться, как мальчика Гришу Гуева звали в школе немилосердные одноклассники. Нет, не стоит об этом спрашивать Гришу, а то поймете ненароком, что у китайцев Гуй - злобный демон, обитатель ада. Пусть и неизвестен прапорщику этот факт, да и в Китае он отродясь не бывал, но многие водители на трассе М4 запросто бы с этим согласились. Удивительное действие иногда оказывает на человека фамилия...

- Вот, извольте убедиться, все в полном порядке!
Ах, еще и "извольте"... Из интеллигентов, или все-таки издевается? Ну-ну, посмеешься ты у меня сейчас... Документики-то вот они, у Гриши Гуева в руке. Нарушил ты, не нарушил - дело десятое, а никуда без них уже не поедешь. И попробуй еще получить их назад...
- Тааак... Что везем, товарищ водитель?
Любит Гриша обращение "товарищ". Ну не "господинами" же их называть? Тоже мне, господин нашелся, ржавого "Бычка" повелитель... А "товарищ" звучит этак по-государственному, солидно, напоминает о временах тех еще, когда уважали погоны, уважали...
- Да вот, бычка везу...
- Вижу, что не "мерседес". Я вас, товарищ водитель, про груз спрашиваю. В кузове что?
- Так это... Бычок!
Видя, как наливаются раздражением глаза гаишника, водитель быстро поясняет:
- Ну, бычок... который совсем бычок. С рожками! Самец говядины! Му-у-у... - водитель, для доходчивости приставил растопыренные буквой V пальцы ко лбу и пошевелил ими.
Эта нехитрая пантомима почему-то вызвала у прапорщика Гуева необъяснимый приступ злобы. Показалось, что чем-то этот жест обиден лично ему, Грише, и содержит какой-то непристойный намек непонятно на что.
- Та-ак - прошипел он зловеще, - му-у-у, значит? Самец, значит? А санитарный паспорт где?
- Так он это... несовершеннолетний еще, откуда у него паспорт?
- Шутки шутим, товарищ водитель? Поня-а-атненько... Пройдемте на пост.
- Ох, зачем на пост? - затосковал водитель, - слушай, командир, до Нового Года час остался, а мне еще доехать и груз сдать...
Гуев молча развернулся и пошел к кирпичному домику поста, спиной выражая непреклонное государственное пренебрежение к проблемам отдельно взятого водителя. Тот с тоской проводил взглядом папку с документами, прижатую милиционерским локтем к серому полушубку, и, вздохнув, поплелся следом.

Стены поста, выкрашенные казенной зеленой краской, навевали бюрократическое уныние, а расшатанный фанерный стол, освещенный тусклой лампой, всем своим видом демонстрировал невозможность нормальной человеческой жизни. За таким столом нельзя писать стихи, или, к примеру, сказки. За ним нельзя удобно усесться, развалившись. За ним нельзя пообедать или просто попить чаю - этот кривоватый выкидыш мебельной промышленности годится исключительно для составления протоколов, уснащенных изысканными бюрократизмами типа "наличие состава нарушения в действиях". Вообще, при виде таких помещений закрадывается иногда мысль о существовании где-то глубоко засекреченной государственной группы антидизайнеров по антиинтерьерам, которые специализируются по созданию неуюта. Это страшные люди, работа которых видна в любой государственной конторе - от паспортного стола до районной поликлиники. Именно они подбирают этот удивительный зеленый цвет для стен, который раздражает глазной нерв и навевает мысли вовсе не о травке и листочках, но о болотах и плесени. Именно они рассчитали тот необходимый градус тусклости освещения, свойственный казенным конторам, когда все, вроде, видно, но глаза все равно напрягаются, не в силах охватить все грани этого убожества. Это они изобрели палитру антицвета, от угнетающе-серого до тошнотно-бурого, для создаваемых на специальных секретных заводах казенных предметов. Попробуйте найти такой оттенок в самом богатом магазине красок - и вас постигнет неудача. Там нет того "желтого", от которого начинает непроизвольно болеть печень. Там не сыскать того "кремового", при взгляде на который ноют зубы. Даже самая продвинутая контора по компьютерному подбору эмалей не осилит таких цветов - зависнут компьютеры, забьются в судорогах тренированные колористы, откажутся смешивать импортные миксеры. И правильно - такие материалы имеют не меньшее стратегическое значение, чем баллистическая ракета "Тополь". Результат налицо - даже самый стойкий человек ощущает в таком интерьере "наличие состава нарушения" в своей жизни.

Прапорщик уселся на жесткий казенный табурет, и, сурово глядя в поверхность стола, стал нарочито медленно перекладывать бумажки, игнорируя мнущегося перед ним водителя. Нервная пауза длилась и длилась - шуршали бумажки, скрипел табурет, неприятно зудела тусклая газоразрядная лампа. Водитель сопел, вздыхал, переминался с ноги на ногу и, конечно, не выдержал первым:
- Слушай, командир, ну чего тебе надо-то? Будь человеком, Новый Год на носу!
Молчит прапорщик, шуршит бумажками, держит паузу. Пусть клиент дозреет. Не понял он еще до конца, не прочувствовал до селезенки, что он тут никто, и звать его никак, и что хочет прапорщик Гуев, то и сделает с ним сейчас.
- Ну, блин, товарищ прапорщик! Мне ж до полуночи кровь из носу доехать надо! Чего ты привязался к трудовому человеку?
Прапорщик поднял глаза, подпустив в них казенной оловянности. Посмотрел этак нарочно сквозь, будто не видя стоящего перед ним. Покосился взглядом в бумажку:
- Перевозка всех видов животных в пределах Российской Федерации осуществляется
при наличии ветеринарного свидетельства формы номер один, выдаваемого ветеринарным врачом государственной ветеринарной службы района. Перевозка животных без указанного ветеринарного свидетельства не допускается.
- И что теперь? - обалдело спросил водитель
- Загоняй машину на площадку, ищи ветеринара, получай справку. Как получишь - поедешь дальше.
Демонстративно положил папку с документами в выдвижной ящик стола и снова уткнулся носом в бумажки, задвинув рассохшийся ящик с противным скрипом.
- Эй, эй, командир, ты чего? - в ужасе забормотал водитель, - Какой, нафиг, ветеринар в новогоднюю ночь? Где я его тебе возьму?
Прапорщик поднял на него пустые глаза, выдержал правильную паузу - секунд десять, и, пожав плечами, вернулся к своим бумагам. Мол, твои проблемы, мужик.
Водитель сопел, вздыхал, грыз бороду и всем своим видом выражал внутреннюю борьбу. В глазах его отчетливо читались две мысли: "Ну ты и скотина, гаевый!" и "Вот я попал, а?".
- Слышь, командир, а может того... Этого... Договоримся? - тон его был полон извечной русской тоски, с которой еще крепостной крестьянин мял в руках шапку, стоя перед барином.
- О чем договоримся? - тон гаишника был холоден, как воздух Оймякона.
- Ну, как бы штраф как бы заплачу... На месте, а? - робкая надежда в голосе.
- Я не имею права брать штраф на месте, - отрезал Гуев, - а предложение взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей...
- Какая взятка, вы что? - правдоподобно удивился водитель, - Исключительно добровольный взнос на нужды российского ГАИ!
- Нужды российского ГАИ обеспечивает государство! - сказал, как припечатал, прапорщик, разом хороня всякую надежду на традиционное разрешение юридических споров на дороге.

Нет, между нами говоря, Григорий Гуев не был принципиальным противником материальной помощи водителей государственным служащим. Не водятся такие принципиальные в этой службе. Не будешь брать - свои же съедят. А нечего из себя чистенького строить, когда все тут одной веревочкой! Нет, дело было в другом... Водитель прапорщику просто не нравился. Не нравился настолько, что дать ему отделаться пустяковой суммой (А где ему взять непустяковую-то?) было бы слишком просто. Нет уж, пусть поунижается, поуговаривает, почувствует себя букашкой. Да и вообще, пусть встретит Новый Год тут, на трассе М4 - почему это Гриша должен один страдать в новогоднюю ночь без шампанского, мандаринов и елочки? Гадость маленькая, а все приятно! Прапорщик покосился на круглые стрелочные часы, висящие на стене - было без четверти двенадцать. Решено - помурыжит этого шутника еще минут двадцать, и отпустит, в честь праздничка. Пусть помнит его доброту!

Водитель между тем явно паниковал - метался взад и вперед по посту, снимал шапку и нахлобучивал ее снова, открывал было рот, чтобы что-то сказать, но не решался, смотрел на часы и хватался за голову... Гаишник хранил суровое молчание, но внутренне удивлялся - чего так переживать-то? Подумаешь, Новый Год... Можно подумать, Грише Гуеву неохота дома водку пить? А вон, приходится тут сидеть. И ты посидишь, ничего страшного...
Водитель, между тем, наконец на что-то решился:
- Слушай, прапорщик! Я тебе все как есть скажу - нельзя меня задерживать!
- Это еще почему?
- Эх, не хотел говорить, но... Это не просто бычок. Это ТОТ САМЫЙ бычок!
- Какой-такой "тот самый"?
- Ну, год сейчас какой наступает?
- Две тысячи девятый, само собой...
- Да я не о том! Какого зверя год?
- Год быка. Ты хочешь сказать, что...
- Да-да! Это тот самый бык! И если я его не привезу - то все! Трындец всему!
Прапорщик несколько секунд смотрел на водителя непонимающе, а потом, неожиданно, уперся руками в стол и громогласно расхохотался.
- Ну, ты даешь, водила! Всякое мне тут рассказывали, чтобы отмазаться, но такого еще никто не отмочил! Ой, не могу, насмешил! Бык у него тот самый! Ты мне еще про Деда Мороза расскажи!
- А что про него рассказывать, - удивленно спросил водитель, - У него своя работа, у меня своя...
- Ой, не могу! - загибался от смеха гаишник, - Вот фантазия у тебя!
- Не веришь? -взвился водитель, - Пойдем! А, плевать на все! Пойдем, я покажу!
- Да брось ты, - сказал гаишник, - Ты пошутил, я посмеялся и хватит.
- Нет уж, пойдем! Ты же груз не проверял? Вдруг у меня там не бычок, а гигантский хищный утконос с коровьим бешенством? Где твоя бдительность?
- Ну... Ладно, пойдем, покажешь... - неуверенно сказал прапорщик, - Но, вообще, шутка подзатянулась.

Водитель, тихо ругаясь, распускал обвязку тента, продергивал задубевшие веревки сквозь кольца креплений, а Гриша Гуев нервно переминался с ноги на ногу - на улице изрядно подморозило. Когда грязный матерчатый полог был наконец откинут, вокруг кузова разлилось слабое, но отчетливое желтое сияние, и на прапорщика уставились большие добрые глаза.
Молодой бычок был удивительного цвета - желтый, как новорожденный цыпленок. От его шерсти исходило приятное теплое свечение, а на морде было написано доброжелательное любопытство. Казалось, на улице стало теплее, а в душе прапорщика зашевелилось какое-то смутное неудобство: то ли выпить хочется, то ли, страшно сказать, совесть проснулась...
- Ты, это... Извини, мужик. Забирай документы свои, - гаишник протяну папку, - Сам понимаешь, работа такая...
- Да ла... - начал примирительно водитель, но его прервал гулкий, разносящийся как бы отовсюду колокольный звон.
"Бамммм! Бамммм! Бамммм!"
- Все, - обреченно сказал водитель, - Не успел!
- И что? - спросил осторожно Гуев
- И все... Ой, что сейчас будет...

Несколько секунд ничего не происходило, только раскатывалась над трассой гулкая после колокольного удара тишина. Потом в воздухе замерцал, наливаясь светящейся синевой большой прямоугольник. Остолбеневший гаишник неожиданно понял, что перед ним соткался из воздуха тонкий, как кисея, телеэкран, за которым маячила Большая Кремлевская Елка и стоящий рядом с ней Президент - традиционно, несмотря на мороз, с непокрытой головой. К своему ужасу, Гуев понял, что Гарант смотрит сквозь открытое окно экрана прямо на него.
- Та-ак... - сказал Президент тоном, не обещающим ничего хорошего, - Это вы, прапорщик Гуев, срываете проведение всенародного Нового Года?
Гуев открыл рот, но сказать ничего не сумел - дыхание перехватило.
- У меня, можно сказать, первое новогоднее обращение к народу, а вы что делаете? Миллионы людей сидят, налив шампанское, смотрят на экран, я речь сказал, а где куранты? Нет курантов! Прапорщик Гуев помешал! Да вы у меня будете движение оленьих упряжек на Чукотке регулировать! С ездовых собак штрафы брать вяленой рыбой!
Тут, к ужасу Григория, потеснив Президента, в экран втиснулся горячо любимый народом Премьер. Посмотрев на гаишника холодными голубыми глазами, он сказал тихо, но внятно:
- Добрый ты, Дима... Да я его своими руками в сортире замочу! Есть у тебя там сортир, прапор?
- Е...Есть... - затрясся гаишник, обмирая от ужаса, - Нн... нна ууулице...
- Вот и иди туда, готовься, - твердо сказал Премьер
Григорий внезапно почувствовал, что в сортир ему действительно надо. Прямо сейчас. Ой, нет - кажется, уже не надо...

И тут над пустынной ночной трассой разнесся звон колокольчиков, деревья осветились новогодними гирляндами и вокруг сильно запахало хвоей, мандаринами и, почему-то, слегка перегаром... Обернувшись, Гуев увидел, что рядом с кузовом грузовика стоит огромного роста бородатый дед в синей долгополой шубе и гладит желтого бычка по лобастой кучерявой голове. Возле него, подбоченившись, играла длинной косой сногсшибательная румяная блондинка в расшитом снежинками голубом коротком полушубке. Блондинка игриво подмигнула прапорщику.
Водитель, до того тихонько стоявший в сторонке, и делавший вид, что происходящее его не касается, сноровисто поклонился деду в пояс.
- Здравствуй, Дедушка Мороз!
- И тебе поздорову, внучек! Что, не оправдал? Не довез?
Водитель потупился виновато и ковырнул ботинком слежавшийся снег. Дед вздохнул и повернулся к висящему в воздухе экрану.
- Что же вы, детишки, ссоритесь? Это ж Новый Год, понимать надо - праздник добра и хороших чудес! Вот ты, мальчик Дима, что сердишься? Кризис у тебя? Загляни-ка под елочку - видишь, хвоя шевелится? Это цены на нефть растут. Скоро вымахают, как прежде, - здоровые да ядреные! А ты, мальчик Вова, что злобствуешь? Коррупция спать не дает? А вот мы ее! - дед несильно пристукнул посохом, - Слышишь вокруг елочки топоток? Это взяточники бегут, неправедные доходы сдавать государству!
Дед Мороз шагнул вперед и оказался перед гаишником. Добрые его глаза, казалось, высветили всю милицейскую душу до самых глубин.
- А ты, мальчик Гриша, чего такой хмурый? Фамилия твоя тебе жить не дает? Не плачь, будет тебе другая фамилия! Живи, да радуйся!
Величественный старик взмахнул посохом, и Григорий понял, что все в его жизни отныне изменилось. Не будет больше ехидных усмешек, хихиканья в спину от сослуживцев... Да что там - с новой фамилией, от самого Деда Мороза, он заживет! Оставит эту постылую работу, найдет честное дело по душе... Может быть, даже женится!
Дед Мороз между тем потрепал по шерсти бычка:
- Ну, милай, заждался, поди? Пошли, пошли - давно пора. А вы, детишки - кивнул он в сторону экрана, - хватит куролесить, идите праздновать.
Дунул - и пропал экран. Вслед за ним тихо растворилась в воздухе еще раз подмигнувшая на прощание Снегурочка, а потом и сам Дед вместе с бычком исчезли. Несколько секунд еще держалась на деревьях праздничная иллюминация, но вскоре погасла и она, лишь запах хвои и мандаринов стойко держался в морозном воздухе - ну, и чуть-чуть перегара, не без этого.

Водитель ловко зашнуровывал полог опустевшего кузова и облегченно балагурил:
- Бычок - это нормально. Погрузил да повез. Проще всего, конечно, крыса - хоть в кармане таскай. Насыпал ей семечек жмень - она и шуршит потихоньку. Кабан - тоже дело житейское, или, там собака - вообще без проблем. С обезьяной, конечно, хлопот не оберешься - шкодливая тварь, спасу нет! Но хуже всего, сам понимаешь, дракон - этого только с мигалками и пожарной машиной... А так - работа как работа, ничего особенного! Ну, бывай прапор! С Новым Годом тебя!
Водитель вытащил из под мышки обалдевшего прапорщика папку с документами, и вскоре габаритные огни грузовика скрылись вдали.

Гаишник медленно прошел на пост, уселся на расшатанный табурет, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Потом, плюнув на Устав, достал из сейфа бутылку и грязноватый стакан, плеснул от души и, в задумчивости, выпил. Спохватившись, вытащил из кармана служебное удостоверение и, с предвкушением чуда, раскрыл. В красной книжке с гербами и печатями, возле его мрачноватой физиономии было четкими печатными буквами написано:
Прапорщик Григорий Зопа.