Уныние

Нина Никифоровна глядела в окошко. Последний год любимым занятием было смотреть, как соседский мальчуган гонял по двору на велосипеде. Ух и вытворял он чудеса. И прыгал на нем, и скакал. Женщина хорошо относилась к мальчику еще с тех времен, когда он только-только ходить научился. Всегда старалась вкусности подкинуть, и вот теперь украдкой поглядывала.
Жизнь не особо радовала Никифоровну, муж ничего не замечал, кроме газеты и хаянья политики, дети выросли и разъехались кто куда. Внуки наведывались редко. Вот и текли ее монотонные деньки, скрашиваясь бесплатным цирком за окном, вылазками в аптеку и гастроном, да визитами почтальонши, что приносила пенсию.
Иногда она вспоминала былую жизнь, когда хотелось мечтать и ждать чего-то необычайного. Но сама же ругала себя за это, понимая, что надо ждать уже смерти.
Дети, конечно, ругали ее за эти мысли, но шутка ли - восьмой десяток разменяла. Даже когда в гости на плюшки приходили соседки, Нина Никифоровна неустанно жаловалась:
- Старая я. Здоровье не то, сегодня едва до аптеки дошла.

Соседки сочувственно кивали, поддакивали, попивая ароматный чаек.
- А что вы тут, девушки, делаете? - это Олеговна вошла, залихватски подмигнула мужу Никифоровны, деду Матвею.
Бабульки не любили Олеговну, ей было семьдесят пять, но она носила джинсы, коротко стриглась, красила волосы в ярко рыжий цвет и никогда не вязала на голову платок. Разве, что когда в церковь шла. Губы ее сейчас были подмалеваны розовой помадой, а морщинистые щечки слегка подрумянены.
- Садись, Оленька, - закудахтала Никифоровна, - мы тут чаюем.
- Да, вижу я. Эх, девицы, чего это вы пригорюнились! Я, между прочим, билеты взяла! Давайте, как закончите чаи гонять - пойдем с вами на аттракционы.
- Какие еще аттракционы! - завопила Анна Дмитриевна, она была за главную у старушек, имела авторитетное мнение, - что, совсем сбрендила? У Катерины давление! У меня артрит! Насмехаешься над нами! Сколько ж можно? Тебе годков сколько? Разфуфырилась вся! Накрасилась, как будто только жить начала! Ишь, какая!
Ольга Олеговна вздрогнула от неожиданности, уронила на пол плюшку и едва не пролила чай. Она медленно, поднялась и не прощаясь вышла.
- Ну, зачем ты так? - укоризненно спросила Никифоровна.
- А что? Ей не положено молодится так! Ей бы уже в церкви прислуживать, или дома сидеть безвылазно. Так нет, все не перебесится. То взялась двор обустраивать, лавочки красить, то на машине гоняет. А ведь ей уже пора подумать о неземном...
Тут уже Никифоровна не сдержалась. Она поднялась. Забрала из тощих рук Анны Дмитриевны, чашку и тихонько, но так чтобы услышали все, сказала:
- Уходите, готовитесь к смерти дома. Не нужно мне здесь ваше уныние. Вы и раньше не жили и сейчас не умеете.
Нина Никифоровна выпроводила своих бывших подружек из дому. Достала лучшее платье, старенькую помаду "дзинтерс", надушилась запасами "Красной Москвы" и вытянула своего деда на улицу.
- Ниночка, что это на тебя нашло? - дед Матвей, поправил фетровую шляпу, даже плечи расправил, когда они проходили мимо сплетничающих старушенций, - а я тебе давно говорил - не подружки они тебе. Только умеют, что ныть и похоронах талдычить. Как будто больше ждать нечего.
- Верно, Матюша, верно. Заслепило что-то твою старуху, ха! Хотя, какая я старуха, я еще ого-го! Пойдем к Оленьке зайдем, у нее билеты на аттракционы завалялись!
Когда трое старичков шли по парку от колеса обозрения, группа молодых людей, подталкивая друг дружку зашепталась:
- Смотрите, смотрите, какой дедуган с бабуленциями гуляет.
- И главное гордый какой! А бабульки то как с картинки!
- Мы когда состаримся, такие же будем! Вот ведь старички, умеют жизни радоваться!

© Shadoi