Дембеля

- Командир.... Командиррррр.... Прапорщик!!!!!! Он что тоже что ли пьяный? - Меня долго и сильно тормошили за плечи с двух сторон и в конце концов всё таки сумели вытащить из глубокого и здорового военного сна. Очумелый я вскочил и, сев на матраце, всё ещё мутными от сна глазами посмотрел на тормошивших меня работяг.
- Вооо..., наконец то... Ты что, прапорщик, с солдатами квасил?
- С какими солдатами? - Непонимающе уставился на работяг в сильно замасленных спецовках.
- С какими..., какими? Не с мои же.... С твоими. Вон они нахрюканные валяются, - озлился самый замасленный рабочий и мотнул головой в сторону.
Я послушно повернул голову и увидел рядом с собой ряд солдатских матрацев, на которых в разнообразных позах, в пьяном угаре, пуская в воздух тихие стоны, слюни и здоровые солдатские газы валялись мои подчинённые. Один даже лежал мордой в собственной своей блевотине.
И тут всё мгновенно вспомнил. И то что я старший команды, и то что мы уже второй день находились в командировке на Михайловском алюминиевом заводе, и то что бойцы вчера вечером наплевав на меня открыто и нагло ушли в самоход в город. Там то они наверно и нажрались.
- Неее..., это они без меня, - удручённо протянул я и обречённо вздохнул, - проспятся..., вот тогда и устрою разборки.
Это я сказал для рабочих, а сам про себя горестно подумал: - Как бы они сами со мной разборки не устроили.
- Ладно, ладно, командир, это твои проблемы. Беги скорее в цех, там твой солдат загашенный с ломиком бегает. Всю ночную смену разогнал. Как бы кого не покалечил или убил..., - заторопили меня оба работяги, стягивая с матраца.
- Погодите..., - упёршись пятками в старый и расщеплённый паркет, лихорадочно стал пересчитывать бойцов, - со мной было тринадцать человек, а здесь валялось двенадцать. Кого тогда нет????
Я никак, в течении нескольких секунд, не мог сообразить - Кто там мог бегать с ломиком? Потом махнул рукой и выскочил впереди рабочих из "Красного уголка" цеха, куда нас определили на постой. Перебежал большую, пустую и мрачную комнату, выскочил на обширную железную площадку с крутой железной лестницей, спускающейся в сам цех. Выскочил и опёрся на железные перила, вперив свой взбалмошенный взгляд в глубину цеха, пытаясь разобраться в обстановке. Со стороны моя фигура в бриджах, заправленных в хромовые сапоги, в тельняшке ВДВ смотрелась наверно колоритно и предполагала во мне либо матёрого матроса на капитанском мостике в самый разгар шторма, либо революционного, но тоже матроса, готового толкануть в массы речугу и зажечь эти массы на борьбу или с Деникиным, или с Колчаком. Только беда была в том, что эти массы в количестве двадцати человек висели на козловом кране посередине цеха. Если человек семь вполне комфортно расположились на тесной площадке крановщицы, то остальные висели, цепляясь за всё за что было возможно, уже из последних сил.
Вполне возможно, в другое время я бы и рассмеялся, наблюдая такую забавную картинку, но увидев меня висевшие возмущённо загалдели: - Чё стоишь? Чё лупаешь зенками? Иди..., крути руки..., - и замахали свободными руками вниз.
А внизу грозно рыча, легко, как берёзовой веткой, размахивал внушительным ломиком, бегал и прыгал сержант Кренделёв, азартно пытаясь ломом достать и сбить людей с крана.
Мигом покрылся холодным потом от самой мысли выйти один на один с обезумевшим сержантом, который в жизни был на голову выше, да и физически сильнее меня, двадцатисемилетнего прапорщика. Да и чего греха таить, я его ещё и боялся: даже трезвого. А тут слетевший с катушек.....
Поняв, что настал вполне возможно мой последний день жизни, я тем не менее с жизнерадостным идиотским энтузиазмом повернулся к рабочим, застывшим в священным ужасе и так небрежно кинул им: - Счас...., я его крутану..., - и ринулся вниз по металлической лестнице. Страх пропал - Так и так погибать. Овладело спокойствие и как это не удивительно, но мозг выдал готовое решение: - Кренделев сейчас пьян в стельку. Обстановку вокруг себя не контролирует. Нужно незаметно подобраться, внезапно напасть, сбить с ног и лишить его сознания....
Так и сделал. Короткими перебежками, прикрываясь станками. Как партизан. Я сумел зайти со спины сержанта, но несколько сбоку. И тут мне здорово помогла крановщица. Она начала сдвигать кран с висящими людьми в мою сторону и Кренделев, плотоядно и злобно, глядя вверх на жертвы, периодически подпрыгивая, тоже стал сдвигаться в мою сторону. Мне только и оставалось внезапно выскочить из засады и сделать красивую подсечку. Лом сразу же вылетел из рук сержанта и с оглушительным грохотом укатился под громадный станок, а громила Кренделев по инерции полетел вперёд и хорошо проехался мордой по бетонному полу. Но он ещё был опасен и его надо было вырубить. Стремительно, как коршун, накинулся на пытавшего вскочить сержанта и уже особо не целясь стал его запинывать, прекрасно понимая что могу что-нибудь ему сломать или вообще порушить здоровье. С пятого или шестого удара, тело сержанта обмякло и он провалился в глубокое забытье.
Пока я его пинал, а потом стоял над телом сержанта, вытирая пот и настороженно наблюдая за лежащим и готовый немедленно мочить его дальше, если он зашевелиться, рабочие слезли с крана и обступили меня.
- Ну ты, прапор, и зверюга.... Вот на хрена его так было бить? - Посыпались осуждающие голоса рабочих со всех сторон.
- Уууу..., Сукиииии...., - возмущённо завопил я и накинулся на обступивших, - я тут шкурой рисковал, пытаясь его обезоружить, а вы.... Чего тогда сами его не утихомирили, а ко мне прибежали? А если б кто то из вас свалился с крана, ох и хорошо бы он отходил бы вас ломиком, тогда бы посмотрел, чтобы вы тут пели..... Ну, блин... раз такой базар пошёл, пошли вы на хрен. Я ухожу спать, а он очнётся вот и пожалейте его...
Подпустил матерка, махнул рукой и сделал вид, что сейчас уйду, но тут загалдели женщины из состава смены: - Ты чё...? Ты чё...? Офицер, хватай и тащи его к себе. Нам больше неприятностей не надо. Ты только завтра сильно его не ругай. Ну выпил, ну не пошло... Не убил же никого...
- Ха..., а вам обязательно чтобы убил..., - саркастически заговорил я, а потом вызверился на работяг, - Чего, морды ворочает? Хватайте его и тащите в "Красный уголок". Утром разборки с ним чинить буду.
Вырубленного и тяжеленного сержанта с превеликим трудом шестеро работяг, добросовестно пыхтя и обливаясь потом, затащило по узкой металлической лестнице в "Красный уголок" и положили на матрац. Дождавшись, когда они ушли, я бегло осмотрел разбитое лицо и сильно заскучал: выбиты два зуба, под левым глазом в пол лица наливающий угрожающей синевой синяк, правое ухо увеличилось в два раза и рассечена нижняя губа. Крови, правда, было мало. А ведь я ещё молотил и по корпусу - может там всё тоже отбито и сломано. Может всё таки врача вызвать? Но посмотрев ещё раз на ровно дышащего в отрубе дембеля - плюнул. Пьяный - оклемается.
Добрался до своего матраца и прилёг, решив утром полшестого встать, пока эти ещё дрыхнут, и уйти вообще с завода. Если не уйду бойцы меня банально отпиз....ят, да и наверно хорошо так попинают.
Сон долго не шёл и я впал в грустные размышления на тему - Ну, надо же мне так по замене попасть.....



Замена с Германии в Союз, как не только я считал, но и другие сослуживцы - была удачной. Подавляющее количество заменщиков с полка шло в ЗабВо или в ДальВо и то в распоряжение округа. А уж из округа они разъезжались по дальним гарнизонам и качественным дырам. А мне повезло - прямая замена в 34 мотострелковую дивизию. Прямо в Свердловск. С отделения кадров дивизии направился с предписанием в арт. полк - тут же в городке. Попал в 1ую батарею, в списки которой был навечно зачислен Герой Советского Союза старший лейтенант Борщик Иван Владимирович. Повезло дважды. Так как в батарее из-за Героя большинство срочников были из славян. Пару грузин, один армянин, трое казахов. И всё. Наша дивизия была сформирована в 20м году по личному указанию Ленина в Баку и азербайджанцы по праву считали, хоть дивизия и стояла на Урале, но это была их дивизия. Поэтому весной и осенью эшелоны лучших комсомольцев Азербайджана, пополняли ряды дивизии. А я, глядя на лучших комсомольцев, с ужасом думал - А какие тогда худшие комсомольцы Азербайджана? Но это потом я так думал.
В строевой части полка познакомился с прапорщиком Дигусар. Николай. Молдаванин. 27 лет, как и мне. Он тоже только сегодня прибыл в арт. полк по замене с Венгрии и тоже попал в первую батарею. Только я командиром взвода управления батареи, а Николай старшиной батареи.
Обговорив все детали представления, быстро смотались до магазина и заряженные, как положено, направились в батарею представляться комбату.
Комбат первой батареи - капитан Беденко. Здоровый, ражий мужик. Благосклонно выслушал наши представления. Отрапортовав, мы с Дигусаром переглянулись и мигом из обоих дипломатов выставили на канцелярский стол водку и закуску.
- Молодцы, - веско изрёк комбат, - чувствуется опыт. Сработаемся.
Тут же скрутил пробку с горлышка и разлил водку по мутным стаканам. Выпили за представление, выпили за знакомство. А когда прикончили первую бутылку Беденко, аппетитно закусывая колбасой, так простенько сказал.
- Ну что ж. Полк сейчас в лагерях. Вы представились мне, а теперь шуруйте на вокзал и по домам. И приезжайте обратно, так...., - капитан прижмурил левый глаз, что то просчитал в уме, - Месяца через полтора.
Удивлённо вскинул глаза на комбата - ведь только что рассказали ему и я, и Дигусар, что мы отпуска отгуляли и прибыли служить дальше.
- Товарищ капитан, так у меня и у прапорщика Дигусар вчера закончились отпуска.
Комбат потянулся за бутылкой и, разливая водку, продолжил: - Вот я и говорю. Езжайте ещё на полтора месяца и потом приезжайте в батарею. Да..., перед отъездом не забудьте рапорта написать на очередь по предоставлению жил. площади.
Я решительно отодвинул стакан с водкой в сторону. Посмотрев на меня, тоже сделал и старшина.
- Товарищ капитан, что то не пойму. Мы приехали, представились. Вы сейчас должны нас представить личному составу. И всё. Приступаем к приёму должности. А вместо этого вы отсылаете нас по домам. Объяснитесь.
Беденко весело ухмыльнулся на мою запальчиваю тираду и пододвинул к нам стаканы: - Ладно, ладно. Чего в бутылку сразу полезли? Хотите чтобы вас представил личному составу - сейчас представлю. Думаю, что потом вы сами всё поймёте. А пока выпьем.
Комбат вышел из канцелярии и дал команду на построение, а через пять минут мы уже были представлены.
Мдаааа.... Перед нами стоял воинский строй, но если бы меня с завязанными глазами привезли сюда и развязали, то увидев людей в строю я подумал, что попал на Зону. И передо мной Зеки. Бритые головы, угрюмые и настороженные взгляды исподлобья, мрачные выражения лиц. Все как на подбор здоровяки и крепыши, источающие угрозу и физическую силу. Впечатление усугублялось ещё фуфайками без погон, в которые они были одеты. Не добавляло настроение и толпа азеров, любопытно столпившихся по бокам строя батареи, но несколько в стороне. И по манере, по развязным позам, по гырканью гортанными голосами, чувствовалось что здесь они настоящие хозяива.
Беденко недовольно зыркнул на азеров и те, ощущая угрозу от офицера, стали медленно и недовольно расползаться по расположению. Чувствовалось, что этого офицера они опасаются.
Распустив строй, мы за комбатом вновь зашли в канцелярию: - Ну что, нужны ещё пояснения? - Комбат засмеялся.
- Парни. Это дембеля. К сожалению в батарее только два офицера - я и старший офицер на батарее старший лейтенант Богданов и всё построено так, что они воспринимают только меня и Богданова. Они увольняются через месяц-полтора и вас они не будут слушать. И авторитета своего вы у них не завоюете. У нас хоть в батарее славяне в основном, да ещё во взводе управления командира дивизиона, а во всём остальном дивизионе азербайджанцы. Да и в полку, в основном азера. Вы их тоже видели. Так что езжайте домой, через месяц-полтора всех уволим. Азера-дембеля тоже уволятся. Наберём молодёжь - вот тогда и будете работать. А сейчас - только нервы себе мотать. Да, кстати, так как у нас зачислен в списки Герой Советского Союза, а он родом из под Киева, то ихний обл. военкомат вышел с инициативой в нашу батарею прислать весь рядовой состав с деревни откуда родом Герой, старший лейтенант Борщик. А это совхоз -миллионер, несколько тысяч жителей и солдат в батарею будут отбирать на общем собрании совхоза. Так что должны прийти хорошие парни. Нам главное только молодых сержантов с учебок хороших подобрать. Вот. - Поставил точку в своих рассуждениях Беденко.
Я мрачно хлопнул стакан и ворчливо проговорил: - Что я дембелей не видел? Они везде одинаковые. Какая разница, когда вливаться в коллектив и ставить себя в нём - сейчас или через полтора месяца? Я хочу сейчас. Зато через полтора месяца, на полном основании молодёжью буду крутить...
Примерно тоже самое сказал и Коля Дигусар, правда уверенности в его голосе на несколько порядков было меньше, после чего комбат подвёл итог всего представления: - Ну что ж. Это хорошо, что вы не испугались, но тяжеленько вам тут будет....
Полк находился на полигоне, а 1ая батарея, которая оставалась на неделю в пункте постоянной дислокации, на следующий день после представления тоже выехала на полигон.
Где и начался у меня процесс становления в новом коллективе.
Бойцы батареи восприняли меня, как командира взвода управления, с безразличием. Даже мои бойцы со взвода, без любопытства и равнодушно восприняли мое выступление перед ними и мои требования к ним. Лишь высокий и внушительного вида дальномерщик рядовой Жежера с презрением сплюнул в строю.
Пришлось сделать вид, что я этого не видел, хотя ну очень чего то и сразу захотелось зарядить ему кулаком "в дыню".
- Ничего..., - прошептал про себя, - успею ещё до дембеля почесать об твою рожу кулак.
К огневикам я пока не лез, там лидером у них был сержант Кренделев. Здоровенный парень, под два метра, угрюмый и источал явную угрозу. Под стать ему были и остальные огневики. Тут рулил старший лейтенант Богданов и бойцы полностью ему подчинялись.
Надо отдать должное - бойцы были хорошо подготовленны и у меня не возникало ни каких с ними трений на занятиях и учениях. Всё что было положено делать они делали и выполняли мои требования тоже, быстро разобравшись, что я не новичок в артиллерийском деле. Но когда занятия и учения кончались, вот тогда начиналась бодяга. Тут для них я был Никто. Даже чмошный Жежера, которого сразу же сумел под себя подмять, начинал юлить. Справедливости ради, нужно добавить - за это время я сумел только его и подчинить себе. Остальные просто игнорировали меня и мои требования. Комбат не лез в мои дела и во взаимоотношения с бойцами, справедливо рассудив - если я сам не заломаю их, то и бессмысленно мне в этом вопросе помогать. А я сам не лез со своими проблемами к Беденко и Богданову, считая "не мытьём, так катаньем" всех всё равно поставлю в строй - Вода камень точит.
Коля Дигусар сломался сразу, пустив всё на самотёк, и часто "плакался мне в жилетку". С остальными солдатами дивизиона контактировал в лагерях минимально - так как в ходе занятий и учений соприкасался с ними редко. Хотя эта азербайджанская диаспора третьей и второй батареи раздражала меня, своей деланной независимостью и наглостью. Здесь рулил здоровенный азер по фамилии Ибрагимов со второй батареи. Наглая сволочь. По нему как минимум плакал дисбат годика на два. Но вся система оценки подразделений и частей, воспитательный процесс в Советской Армии был поставлен так, что таких скотов довольно сложно было засунуть в дисбат. Поэтому они держались довольно свободно и развязно. Командир второй батареи капитан Кальнев, тоже буквально перед нами принял батарею и тоже бился со своим личным составом, чтобы взять её в узды, что давалось ему с определённым трудом. Если командиры третьей батареи и моей, капитаны Князев и Беденко, были "Рексами" и авторитетными офицерами в полку, да и выглядели внушительно, то двадцатисемилетний Кальнев, с юным розовым лицом в этом плане проигрывал и ему было тяжело ломать личный состав в том числе и такую скотину как Ибрагимов.
.....Пролетели лагеря и мы вернулись в полк. Вот тут то и понял что такое "тяжеленько и с чем его едят". Разгрузились и на вечер я планировал сходить в баню. Но старшина, которого комбат назначил ответственного на вечернюю поверку, плюнул на всё и слинял в город и мне пришлось отложить свои планы. Я оставался на поверку. В дивизионе ответственных больше никого не было и личный состав занимался чем кто хотел. В основном это было бесцельное шатанье по огромному этажу, где и располагался наш дивизион. Как таковой вечерней поверки в остальных подразделениях не было, а в своей батарее хоть и с трудом, но сумел собрать личный состав и построить их в две шеренги. На мои неоднократные команды "Равняйсь", "Смирно", "Отставить", "Равняйсь" и "Смирно" бойцы не реагировали, выкатывая в изумлении глаза, как будто эти команды слышали впервые в жизни. А кругом строя батареи собралась толпа азеров со своим лидером Ибрагимовым и издевательски гоготала. С каменным лицом я не реагировал на этих ублюдков, понимая что если попытаюсь сейчас разогнать их или качнуть свои права, ничего не получится и буду только смешон в своих бесплодных попытках. Их было много и они чувствовали свою силу. Поэтому, стиснув зубы, раз за разом подавал команды и наконец то добился более менее порядка в шеренгах батареи. Сделав перекличку, доведя задачи на следующий день, я распустил строй и тут ко мне развалистой и медленной походкой двинулся Ибрагимов со своими прихвостнями.
- Вот оно..., проверка на вшивость, - насторожился я, но виду не подал.
Ибрагимов вплотную приблизился ко мне, остановился, жёстко глянув и сильно, панибратски хлопнул меня по плечу: - Ну что, прапор, как тебе у нас нравится?
Не знаю какой реакции ожидал от меня солдат, но явно не той, какая произошла. Понимая, что сейчас поступаю единственно правильным способом, резко развернулся и изо всей дури, что у меня была, врезал дерзкому нахалу в челюсть. Удар был такой силы, что я сам еле удержался на ногах и чуть не сломал себе руку. Ибрагимов совершенно не был готов к отпору и, завалив стоявших сзади него двух земляков, отлетел к ружейной комнате, сильно ударился о железную решётку и под изумлёнными взглядами сполз на каменный пол. Все опешили и замерли, не веря своим глазам и тому, что какой то там прапорщик не испугался их. К сожалению, вырубить даже таким ударом Ибрагимова не удалось. Тот медленно поднялся на ноги, с каждой секундой всё больше приходя в себя и вдруг кинулся на меня.
Я мгновенно встал в стойку, чтобы встретить атаку не только Ибрагимова, но и его земляков, которые внезапно оглушительно заорали и, мешая друг другу тоже полезли ко мне. Но тут неожиданно вмешалась батарея, дружно бросившихся в свалку. Мне даже не позволили махнуть хотя бы ещё раз кулаком. Азеров оттеснили вглубь помещения, а Ибрагимова схватили за руки, но тот уже бесновался, дёргаясь в мою сторону. На шум со спального помещения прибежал остальной личный состав и в течении пяти минут стоял оглушительный гам. Меня оттеснили в сторону и бойцы батареи кого то из азеров в этой свалке успели тихонько попинать, а я продолжал стоять, прижавшись спиной к стене, всё ещё не зная чем для меня всё это закончится. Хотелось верить, что сейчас, как в кино, откроется дверь, ввалится дежурный по полку и выстрелами в воздух утихомирит эту толпу. Но шум и гвалт как то само собой быстро сошёл на нет. Ибрагимов тоже перестал орать и теперь злобно смотрел в мою сторону. Наступил тот роковой момент - равновесие когда чаша весов могла качнуться в любую сторону. Либо в мою, либо в его. Оба мы понимали, что должны, без порухи для своего авторитета, выходить из создавшегося щекотливого положения. Ибрагимов уже понял, что запугать или сломать прапора не получилось, а вступать в драку - значит его тогда надо мочить и мочить серьёзно. Но тогда последствия для него будут очень непредсказуемы. Я тоже понимал, что если полезу с кулаками к Ибрагимову - то тогда и солдаты батареи не смогут меня защитить. Слишком много азеров набежало. Но надо было ставить точку и ставить красиво. А для этого моего опыта хватало. Решительно раздвинув солдат батареи, разделявших нас, я двинулся к Ибрагимову. Тот напрягся, настороженно глядя на меня, а вокруг нас все замолкли, ожидая продолжение конфликта.
Остановился напротив быковато напруженного солдата, выдержал необходимую паузу и нравоучительно произнёс: - Во-первых: не прапор - а товарищ прапорщик. Во-вторых: не "ТЫ" - а "ВЫ". А в-третьих: ты ещё сынок, чтобы ко мне так обращаться. Мой ДМБ 73-75, ты тогда в школе сопливые пузыри пускал и дрочил письку в тёмном сарае. В-четвёртых: Дедовщину в армию никто не отменял. Я тут ДЕД, а ты салага. Я отслужил уже девять лет, а ты только полтора. Так что в следующий раз думай башкой, когда хочешь что то мне сказать.
Всё это я говорил громко, медленно, обидно-менторским тоном и в глазах Ибрагимова, пока говорил, злость пропала, вдруг поняв что он проиграл. Поэтому он решил тоже красиво выйти из щекотливого положения.
- Я пошутил... Шуток не понимаете что ли? - С вызовом и непримиримо выкрикнул он.
- И я пошутил. Пошутковали и разошлись. - Под смех бойцов батареи отпарировал, тем самым оставив поле сражения за собой.
Оказавшись в канцелярии, я вдруг ощутил как противно дрожат колени и руки и рухнул на стул.
- Фууууу..., ну не фига себе вот это пронесло.....
Больше азера, да и другие не лезли ко мне и не хотели больше устраивать проверки. Но и авторитета, как это не странно среди своих дембелей я не завоевал. Они банально защищали свой дембель, мигом сообразив, что если командира взвода на их глазах отлупят, а они не защитят, то дембель для них окажется в туманной дали. Избитого прапорщика батареи командование полка им не простит. Поэтому они так активно влезли в ситуацию. Они также активно продолжали саботировать все мои распоряжения, указания и приказы и дальше. Комбат ударился в свои личные дела. Богданов тоже. Поэтому нам со старшиной приходилось тяжело. На этом фоне Коля Дигусар проверку на вшивость не прошёл. Ибрагимов учтя печальный опыт, подослал к Дигусару плюгавенького земляка и тот тоже задал, но уже на ломанном русском языке тот же вопрос.
- Эээээ..., - долго и нерешительно, стоя на приличном расстоянии от прапорщика, тянул азер, прежде чем задать вопрос, а задав тут же отскочил ещё дальше.
Несмотря на мой инструктаж, Коля пасанул, не смог продемонстрировать решительный настрой, а выкатив глаза стал увещевать: - Ты как, солдат, обращаешься к прапорщику? Ты, что боец белены объелся?
Азербайджанский абориген и слыхом не слыхал что такое "Белена", поэтому осмелел и снова нагло задал этот же вопрос. На этом всё и кончилось для прапорщика Дигусар, его потом только "на ху..." не посылали. Спустя неделю, описанных событии, вернувшись с полкового совещания, Беденко ухмыляясь сообщил мне не совсем приятную новость.
- Боря, через два дня я тебя и ещё двенадцать солдат везу на Михайловский алюминиевый завод. Ты старший, а бойцы там будут работать и зарабатывать посуду на дивизию. Кастрюли там, ложки, вилки, тарелки разные, кружки. Ну и ещё будем там вывозить алюминиевые листы, которые солдаты будут таскать с производства. Но это больше меня будет касаться. Едешь недели на три-четыре. Всё понимаю. Знаю. Но едешь ты, а не Дигусар, который там за водкой для бойцов будет бегать. Так что настраивайся. Бойцы будут предупреждены - это их дембельский аккорд. Проведут без замечания - уволятся на следующий день, как вернутся. Так что думаю особых моментов там не будет. Все хотят уехать на дембель пораньше.
Так и получилось. Через два дня - комбат старший машины. Я с ним рядом в кабине "Урала". Бойцы в кузове. Приехали в провинциальный тихий городишко, где из людей в форме были только менты, а солдат тут не видели никогда.
Нас уже ждали. Определили на постой в "Красный уголок" цеха. Меня хотели поселить в заводскую гостиницу, но я наотрез отказался. Буду жить с бойцами, чтобы контролировать их. Определились с питанием в заводской столовой, с работой, но все в дневную смену.
Уже поздно вечером, перед тем как уехать, комбат построил бойцов в "Красном уголке" и, молча, в течении пяти минут, нагоняя жути на подчинённых, разглядывал строй. Потом выступил с краткой речью.
- Мы всё уже обговорили. Но ещё раз повторюсь. Приезжаем из командировки без замечания - на следующий день дембель. Хотя бы одно малейшее замечание со стороны прапорщика - дембелю, а потом вам - Звиздец. Вы меня знаете. Это же касается и выполнения плана. Выполнили план как по посуде так и по листам - Дембель. Не выполнили - Дембель в опасности. Боря, - комбат повернулся ко мне, - а ты не стесняйся. Раз в три-четыре дня я буду приезжать за посудой и листами и мне подробнейший доклад. Как? Кто? Сколько? Почему и Где? А, ещё КОГО и сколько раз? Кто не вписывается в рамки - тот автоматом уезжает со мной в полк, с последующими последствиями.
Капитан снова сделал паузу и рявкнул: - Вопросы есть?
И тут же получил дружный ответ: - Никак нет.
Комбат удовлетворился таким энтузиазмом, а я понял, что бойцы не только сейчас преданно и чётко рявкать будут, но если надо встанут впритирку друг за другом и прямо здесь, синхронно, станцуют "Леньку-Еньку", только бы комбат быстрее умотал с завода.
Капитан Беденко уехал, идти куда либо было уже поздно и мы легли спать. Утром, после завтрака все вышли на работу, после чего я был предоставлен сам себе и с большим интересом отправился в экскурсию по цехам. Посмотрел, как из алюминиевых кругов разных диаметров выдавливают все виды кастрюль и мисок. В дальнем пристрое цеха несколько станков из этих же кругов выдавливали и формировали солдатские фляги. Тут же их красили, вязали цепочки, штамповали на горлышко крупную резьбу с крышкой. Рядом всё это красили в защитный цвет. В соседнем помещении стояли полировальные станки, где это всё можно было отполировать до зеркального блеска. Шёл дальше по цехам удивляясь, как и что делается из алюминия. В одном из цехов наткнулся на производство свинцовых листов. Как мне сказали рабочие для обшивки ядерных реакторов. Листы размером 40 сантиметров на 60 и толщиной один сантиметр аккуратно накручивали на круглый деревянный стержень и всё это бережно укладывали в небольшие деревянные ящички. Если смотреть и не знать что это свинец, накрученный на палки то визуально вес всего этого казался - ну..., максимум килограмма полтора-два, а на самом деле тянул на все 20 килограмм.
После сытного и вкусного обеда, в приятном одиночестве вздремнул в "Красном уголке" и был разбужен вернувшимися со смены бойцами с грохотом притащившие большие листы алюминия. Каждый из них сунул листы под свои матрацы.
Вот тут то и закончилась моя идиллия и спокойствие. Солдаты, не обращая никакого внимания на меня, стали бурно обсуждать, как они сейчас приведут себя в порядок и пойдут на блядки в город с последующим активным возлиянием.
Я только рот разинул в удивление, но быстро пришёл в себя и ринулся в атаку.
- Запрещаю..., Не разрешаю..., Стоять...., Прекратить..., Ко мне, - но подчинённые как будто не слышали и не замечали моих воплей и бессильных потуг прекратить намечающее мероприятие. От меня они отмахивались как от надоедливой мухи, продолжая начищать сапоги, подшивать подворотнички, бриться, мыться.... Но никто из них не посылал меня на три буквы и не отталкивал от себя. Просто обходили и продолжали готовиться. Поняв, бесполезность усилий, я пулей выскочил из помещения и помчался на проходную предупредить охрану, чтобы те не выпускали солдат без моего разрешения за пределы завода.
На проходной сидела бабуля - божий одуванчик и никак не могла въехать - Как это она не должна солдатиков не выпускать с завода. Ринулся обратно, но солдаты уже вышли на улицу и, плавно обтекя меня со всех сторон, ушли в сторону проходной, благополучно исчезнув в недрах убого городишка.
Последующие два часа прошли в одиночном и тоскливом сиденьи в "Красном уголке", где предавался унынию и самобичеванию. Потом вдруг встрепенулся - Если это нельзя было прекратить - это нужно возглавить.
От этой простой и гениальной мысли я пришёл в возбуждение и ринулся в город с безумным желанием - Найти и Возглавить...., а потом не Допустить....
Городишко вроде бы небольшой и на мои вопросы - Видели ли солдат и Где? Горожане охотно говорили - Да, видели... - и махали рукой куда то в сторону или на соседнюю улицу, сочувственно добавляя - Что бойцы поддатые и тебе командир не стоило бы к ним соваться.
С каждым встреченным горожанином я мрачнел всё больше и больше от всё увеличивающегося сочувствия. И чем больше его было - тем пьянее были мои солдаты - Вот..., вот. Только что бегущие или бредущие по этой или соседней улице....
Не найдя самовольщиков, я вернулся на завод. Пришёл в "Красный уголок", прилёг и незаметно для себя крепко заснул, даже не услышав, как вернулись пьянущие в дымину бойцы.....


... Проснулся с жутким чувством и таким же убийственным пониманием - ПРОСПАЛЛЛЛЛЛ.... Мне Звиздец... Пока лежу с закрытыми глазами они меня бить не будут. Но как только их открою - тут мне сразу же два Звиздеца прилетят. - Всё бы ничего и так с закрытыми глазами можно было бы пролежать до начала смены, а потом смотаться в город. Беда была в другом - я хотел кнкретно ссать. Не просто ссать, а ссать насмерть. В жизни так не хотел - как сейчас.
Слышал вокруг себя невнятный гул проснувшихся и находившихся в сильнейшем будуне бойцов, бессильное шарканье сапог и тапочек по убитому ещё двадцать лет тому назад паркету. Оханье и аханье, громкое глынькае и бульканье холодной воды. Слышал и понимал, что сейчас совершенно бесполезно даже пытаться пробиться к затуманенным мозгам подчинённых, поэтому - лежать, лежать и ещё раз лежать.
Чуть, чуть приоткрыл веки и тут же увидел склонившегося надо мной мрачного и угрюмого сержанта Кренделева. За те несколько часов как я его отлупил лицо у него сильно опухло и перекосило, сияя почти всеми цветами радуги, не прибавляя от этого его роже милосердия и гуманизма. Рядом с ним, но по бокам сидело ещё два раненых алкоголем и будуном бойца, сторожа меня.
- Нет. Вставать не буду. Пусть лопнет мой мочевой пузырь... Пусть я позорно уссусь, но глаза не открою. Я сплю...., сплю очень крепко и глубоко...., - я смежил обратно ресницы и постарался изобразить глубоко спящего человека, причём спящего с чистой совестью. Спящего всю ночь, никуда не выходившего и никого не лупившего. Но проклятый мочевой пузырь не давал мне создать даже мираж этой идеалистической картинки.
- Блядь..., - тоскливо закрутились мысли в голове, - ещё пять минут и я дам такую струю.... Надо вставать и брать инициативу на себя. Может бить не так сильно будут, а может и выкручусь....
С такой надеждой и больше не думая о вполне возможных печальных последствиях, я открыл глаза и резко сел на матраце. Кренделев и оба сидящих рядом бойца испуганно отшатнулись от меня, что вселило дикую уверенность - Я их сейчас переиграю.
- Чтооооо? - Заорал я наверно на весь завод и вскочил на ноги.
- Чтооооо? - И тут же зловещим, многообещающим шёпотом закончил, - сейчас я поссать схожу - тогда с вами всеми и разберусь.... Всех поубиваю и всех оттрахаю. Я, блядь, с вами сейчас со всеми разберусь..... И покажу, как Советскую власть любить.....
Мигом вскочил на ноги и бурей вылетел из "Красного уголка". Давно так не бегал, но быстро, с шипеньем и стонами домчался до цехового туалета и еле успел достать член. Наверно я побил все рекорды и ссал минут пять, наслаждено стеная и ощущая приятное облегчение. Даже успел вспомнить на эту тему старый бородатый анекдот.
Русский, американец и француз попали в плен к племени людоедов. Приводят к вождю и тот ласково говорит: - Кто доставит мне наслаждение того помилую. Нет - сожрём. Первым шёл американец. Достали из запасов виски, всю ночь пили, зверски трахали женщин племени, а на утром вождь проснулся - Голова болит, во рту как будто насрали бегемоты, член опух.... Короче сожрали американца. Второй был француз. Опять пили всю ночь коньяк, весело с французской лёгкостью трахали женщин соседнего племени, но результат был тот же - Голова и член бо-бо...
Наступила ночь русского. Свита вождя на ночь приготовила ящик водки, пригнали пленных баб, чтобы ночью оторваться на них. Но русский посмотрел на всё это блядство и сказал: - Нет, мы это делать не будем. Мы будем пить пиво и общаться. Прикатили бочку "Жигулёвского" сели и начали пить и общаться. Через полчаса вождь говорит: - Погоди рассказывать, сейчас в кусты схожу, отолью и продолжишь.
Русский отвечает: - Нет, Терпи...
Через час вождь опять: - Да я ссать хочу. Дай отлить...
- Терпи, вождь.... Терпи....
Ещё через час: - Всё, не могу.
- А ты член завяжи, - Завязали.
Под утро вождь взмолился: - Всё...., отпусти...
Русский: - Ну..., теперь пошли.
Встали у кустов, член развязали и пустили струю, а вождь в восторге заорал на все джунгли: - Какой кайффффф.....
Кайф закончился и вопреки здравому рассудку, который вкрадчиво шептал: - Беги, Боря, беги отсюда. Используй свой шанс на всю катушку... Беги в дивизию, в Свердловск, к Беденко, который всё тут разрулит...., - но я, вместо бега через проходную, ринулся обратно в "Красный уголок", решив всё таки попытаться оседлать ситуацию в свою пользу. Ворвавшись в помещение и готовый драться за свой командирский авторитет, за честь нормального прапорщика. Драться насмерть. Ворвался и замер - никто не хотел драться со мной. Бойцы смирненько сидели каждый на своём матраце, покорно склонив голову. Лишь Кренделев поднялся на ноги и, сильно шепелявя разбитыми губами, тихим голосом попросил.
- Товарищ прапорщик, больше этого не повторится. Будем выполнять все ваши приказы, - Кренделев замолчал и невольно дотронулся до разбитой губы.
- Ааааа, - торжествующе возопил я, - Ааааа, осознали. Да я вас.....
И замолк не зная "Что я их.....", а Кренделев воспользовавшись паузой закончил: - Всё будем делать и выполнять, только не говорите капитану Беденко.
Я мигом и огорчённо сдулся. Только что торжествовал победу над дембелями, а они оказываются ничего не поняли и боялись не меня, а комбата. Боялись его разборок и тяжёлых кулаков, а также за свой дембель.
С досадой и злостью плюнул на пол, буркнув: - Я ещё подумаю - Докладывать или не докладывать. А сейчас марш на завтрак и на смену.
Бойцы вскочили на ноги и, суетясь, теснясь в дверях, гурьбой ринулись из помещения, а я остался один. Через час пришёл к начальнику цеха и договорился разбить мои двенадцать человек на все три рабочие смены по четыре человека. Пусть, сволочи, немного врозь поработают.
Следующие два дня до приезда комбата прошли нормально. Бойцы никуда с завода не ходили и не просились. Работали, воровали и таскали листы, отчего матрацы уже поднялись от пола на высоту в тридцать сантиметров, отчего стало удобно сидеть. С просьбой ничего не говорить командиру батареи больше не обращались, лишь кидали вопросительные взгляды в мою сторону. А когда на заводской двор заехал военный "Урал", понурые, как военнопленные построились перед "Красным уголком".
Оживлённый комбат остановился перед строем и с удовольствием осмотрел подчинённых.
- Огоооо..., - изумлённо протянул он, увидев живописно раскрашенную рожу сержанта, - Кренделев, где это ты так на грабли наступил?
Сержант виновато опустил голову, а комбат повернувшись ко мне построжевшим голосом спросил: - Чего это у тебя тут произошло?
Выдержав, как учил знаменитый Станиславский, многозначительную паузу, многообещающе прокашлившись, прокомментировал: - Ну, вы ж видели, товарищ капитан, какая крутая лестница у нас. Вот оттуда он и навернулся. Зато теперь всё понимает и стал более осторожным.
Комбат понимающе усмехнулся и делано-удивлённым голосом протянул: - Такое впечатление, что он оттуда раз пять падал. Всё нормально у вас, товарищ прапорщик?
- Так точно. Всё нормально, план выполняем, так что посуду и листы можно грузить.
- Ну и хорошо, - комбат отправил бойцов грузить то что мы заработали и то что своровали, а сами направились к начальнику цеха.
О ночном происшествии знал весь завод и я думал, что уж начальник цеха, ну уж точно, но пожалуется. Но тот весело посмотрев на меня, ничего не сказал. А как только автомобиль комбата скрылся за воротами, ко мне подошёл сержант Кренделев и сказал одно единственное слово - "Спасибо". Оставшиеся три недели прошли на "Ура". Бойцы работали н