Царство горшков

Если мальчик любит мыло и стиральный порошок...
То у этого дебила будет заворот кишок.© хз откуда

-А@@@ов,-часа в три ночи прогремел голос заботливой медсестры. Я лежал под капельницой в отделении каких-то там кишечных всяких отравлений. В отделении для засранцев.
-А@@@ов,-голос был настойчив.
-Я,-отозвался я, ибо то была моя фамилия.
-Горшок номер 36.
Казалось бы....но нет.
-А унитазов у вас не водится?
-Умный такой? Грозно спросила медсестра.

Когда-то, этот вопрос ставил меня в тупик. Я чуть было не описался в детском садике, пытаясь найти верный ответ. В тот раз на просьбу разрешить сходить в туалет во время тихого часа мне ответили отказом. Но мелкий я хотел пысать, а мама говорила что терпеть нельзя. Я пытался отстоять свое право на своевременное и в полном объеме облегчение мочевого пузыря, апеллируя к главному на тот момент авторитету-маме, но воспитательница была гением педагогики и не стала вступать со мной в конструктивный диспут. С гарциозностью великого Анатолия Федоровича Кони она загнала меня в тупик риторическим вопросом:
-Умный такой?

Но прошли годы и теперь я не смущаюсь. На вопрос медсестры я ответил честно, громко и без сомнений:
-на грани гениальности. Где то между Байроном и Энштейном. Ближе к Циалковскому.
Медсестра промолчала, наверное из уважения. Номер моего горшка был тридцать шестым. Жаль, всегда хотел поставить на зеро.
Капельница влилась в меня подарив блаженное чувство отдохновения от пучин духовных метаний. Меня проводили в палату со странным запахом. Но я был слишком измучен и не обратил внимание ни на запах, ни на ушибленный об пол копчик. Кровать с сеткой. Об этом я мог бы написать поэму, будь во мне хоть капля поэтического дара. Проза здесь не катит. Только складный слог может полностью донести непередаваемое ощущения, что испытываешь ты, ебнувшись жопой об пол сквозь кровать.

Я быстро уснул. Что характерно проснулся.

Утро радовало меня желанием немедленно нахезать. Я быстро оделся, выяснил где тут клозет и устремился. Нет числа моим восторгам, когда я осваиваю неизведанную для себя больницу. Дело больничного сталкинга полно опасностей и завораживающих открытий. На этот нелегкий путь я встал в глубоком детстве. Откушав за неимением альтернативы хлеба, приправленного смесью майонеза и горчицы, я захворал животом. С помощью пресловутой скорой меня привезли в дежурную на тот момент больницу. Сводчатые потолки, желтизна клеенок на лежаках......боль в животе была сильней чувства брезгливости. Сначала был хирург с нервным тиком. Он диагностировал аппендицит. Потом была она. Крепкая старушка в застиранном белом халатике. Мне кажется что на таких старушках и держится русская медицина. Сухонькой, крепкой рукой она брила мне волосатый пупок тупым станком. Я призывал на помощь маму в частности и прогрессивную общественность в общем, я пытался взывать к чувствам медицинской бабушки:
-Бабка,-орал я,-побойся бога,- тебе уже скоро с ним лично беседовать. Бабка была неумолима. Под конец она начала читать молитву. Я понял что меня отпевают и смирился. С тех пор я не бреюсь станками. В парикмахерской и машинкой-тот максимум на который я готов.

Но не будем отвлекаться, я прибыл в сортир. Посмотрев по сторонам я зашел в кабинку, снял штаны, надел штаны и вышел. Нет, дорогой читатель, я не пропустил описание сранья. Все было именно так. Просто, уведенное мною в туалете полностью впиталось в мозг только в кабинке. Наверное, это единственный в моей практике случай, когда я перехотел срать. Вся противоположна стена была закрыта этаким стеллажом. От пола до потолка располагались квадратные ячейки. В ячейках стояли......горшки. Это зрелище потрясло меня до глубины души. Даже нет, до глубины души слишком банально и заезженно...это зрелище потрясло меня до.........оно потрясло меня целиком, со всеми глубинами и поверхностями.

На подсознательном уровне, ибо сознательный был в тот момент занят созерцанием величественного царства горшков, я нашел ячейку под номером 36......и знаете что? Она была пуста. Кто-то срал в мой горшок в это время. Я был возмущен, но идти и искать свой горшок....как это было неправильно.

Позже я со слов медсестры я узнал, что пациенты должны "какнуть" в горшок для доктора и только потом продолжать производить акт дефекации в обычном режиме. Я не стал уточнять подробности технической стороны вопроса ибо был намерен идти против режима и гадить исключительно в унитаз.

В целом ничего интересного не происходило. В той больнице пить было нельзя. В больницах как бы вообще не рекомендуется....но в той и вправду было нельзя, ибо воспоминания о поносе, которому я присвоил код "оранжевый кактус" были слишком свежи. Потому я развлекал себя нехитрыми радостями. Вы даже не догадываетесь сколько счастья может принести чашка крепкого черного чая и бутерброд с маслом и сыром.

Было еще одно развлечение. Свежий воздух. Дело в том, что в инфекционной больнице не было вытяжек. Не положено в инфекционных больницах иметь систему вентиляции. Злые микробы путешествуют по ним. Но было окно. Пластиковое. А что бы мерзкие пациентики не беспредельничали, нарушая режим и инструкцию(об этом позже) ручка у пластикового окна отсутствовала, ею распоряжалась санитарка. С гордым и независимым видом дряхлая мадемуазель раз в день открывала окошко на 15 минут, выгоняя при этом всех из палаты. Она была уверена, что сквозняк может убить, и ни под каким видом не хотела подружиться с миром разумных доводов. На мое предложение выдать мне ручку, что бы я мог совершать акт проветривания по мере необходимости она взволновалась чуть ли не до инфаркта. Не было для нее большей крамолы чем самовольное проветривание палаты.

Для меня же возможность разбавлять концентрацию пуков в палате до приемлемого минимума было делом принципа. Покопавшись в багажнике у проведывавшего меня товарища, я завладел крестовой отверткой. С помощью нехитрых манипуляций я разукомплектовал окно в приемном отделении и стал счастливым обладателем чудо устройства.

Это был воистину чудесный артефакт. Я открывал окно когда было душно, и закрывал когда было холодно. Соседние палаты прознав о моем могуществе униженно лебезили и просили помощи. Я нес свежий воздух в душный мир пуков. Еще я мог открывать окно на лестничной клетке, которая по традиции использовалась как курилка. Мое вольнодумство не прошло незамеченным, но прежде чем настало начало конца произошел еще один случай.

К своему удивлению, несмотря на крепкий 9ти часовой сон и полное отсутствие алкоголя, по утрам я чувствовал себя не лучшим образом. Сухость во рту, головная боль, резь в глазах и общая "ломота" в туловище. Я грешил на панцерную кровать и общую запуканность воздуха. Оставлять окно на ночь не представлялось возможном-за окном стоял январь.

Однажды ночью проснувшись по малой необходимости посетить царство горшков я отчетливо понял что на нас напали! "Проклятые гуки, они нашли меня и здесь, мало им сержанта Смитта",-вертелась у меня в голове дебильная фраза из какого-то фильма про вьетнамскую войну. "Я бежал по выжженной земле" и захлопывал "гермошлем на ходу". Гермошлем в данной конкретной ситуации был необходим. Каждый вдох в палате причинял сильнейший дискомфорт и отдалял от меня реальность.

В трусах и ботинках я вывалился из палаты и жадно глотнул чистого незагазованного воздуха. Придя в себя, выяснив что война таки закончилась, я засунул кусок морды в палату и занюхал атмосферу. Пахло хлоркой, вернее "пахло" в преддверии палаты. Внутри концентрация была такова, что резало глаза. Причины моего псевдо похмелья были очевидны: тихая баловница, труженица швабры и ведра, томными зимними ночами развлекала себя легкой формой геноцида с помощью отравляющих веществ. Мужественно набрав полные легкие "чистого воздуха" я ломанулся к окну. Проветрив палату и облачившись в штаны я пошел на разборки. "Сейчас я устрою тут второй Нюрнберг",-думал я идя по следам мокрого пола. Техничку я нашел в вышеупомянутом царстве горшков, она сидела на "кортах" и мусолила примку ртом без передних зубов.

Обдав меня перегаром она в два счета разъяснила мне ситуацию. По её словам выходило что выебываться мне надо исключительно дома перед мамой. Она, специалист широкого профиля без сопливых разберется сколько хлорки и куда ей сыпать. И вообще МНЕ НЕ ПОЛОЖЕНО ПО НОЧАМ ПО КОРИДОРАМ ШАРОЕБИТЬСЯ И МЕШАТЬ ЕЙ РАБОТАТЬ!!!!!

Уот так уот. Я стоял и разгонял свой заспанный отравленный мозг. Весь мой накопленный опыт подсказывал, что слова тут более бессильны. Что только физическое насилие способно принести результат. Но как то это было не правильно. Есть что-то греховное в избиении полупьяной санитарки под сенью величественного вида шкафа с горшками. Я аккуратненько стравил воздух сквозь сжатые зубы, и бочком покинул туалет с быдловатой санитаркой. Пообещав себе завтрашний день посвятить общению со всем доступным начальством, я успокоился и уснул, головой в другую сторону. Мало ли, что ждать от ночного гномика, придет и шваброй меня перекрестит.

На утро я был свеж и бодр. В моей голове зарождался блестящий монолог на тему "я не палочка Коха, так на кой хрен меня травить". Сунув кипятильник в банку с водой, я отправился чистить зубы. Вернулся, вооружился чашкой черного сладкого чая, взял сигарету, приспособления для открывания окон и отправился на лестничную клетку курить. Я был так занят грядущей беседой с зав отделением что пренебрег элементарными правилами техники безопасности в преступном деле самовольного открывания окна.

То есть окно можно было открыть, но так, что бы никто не видел самого процесса. Прибегает кто-нибудь наделенный властными полномочиями: "кто открыл окно?" "А я откуда знаю?" И никаких проблем. Но в этот раз проходившая мимо медсестра увидела в моих руках орудие преступления. В оперативности прохождения информации от источника в центр больнице могли позавидовать цру и моссад вместе взятые. Не успел я прийти к зав отделением. Зав отделением пришел ко мне.

Благообразный мужичок лет шестидесяти. Лысенькая головка, уютненький второй подбородок. Он грозно хмурил кустистые брови и смотрел на меня.
-Ты,- гневно начал он,- ты зачем окно ломаешь?

Ну а чего было ожидать. Перестал ли я пить коньяк по утрам? Ситуация входила в пике и надо было из него выходить. Сигарету я предусмотрительно выбросил заранее а вот чашка с чаем мешала. Аккуратно поставив ее на подоконник, я искусственно замедляя свои движения развернулся к заведующему. Сначала можно немного агрессии, надо сбить его настрой и втянуть в конструктивный диалог.
-Здравствуйте,-улыбнулся я,- моя фамилия А@@@ов. Лежу в 7ой палате. Номер моего горшка 36. Разрешите поинтересоваться с кем имею честь?

Дохтур явно не ожидал такого от мерзкого ломателя окон. Я вообще замечал что с годами врачи становятся надменными. Я объясняю это так: разумные, обеспеченные что ли люди лечатся исключительно у знакомых или по знакомству. А если ты лежишь в общей палате, и о тебе ничего неизвестно-скорее всего ты маргинальная масса, суть которой мешать врачу и мед персоналу заниматься его работой: вовремя заполнять бумаги и проветривать палаты в установленное время. В областной больнице, где основная масса пациентов из окрестных деревень "важность" мед персонала сгущается до уровня "белого господина", который вышел на свою плантацию. Я, помню, орал благим матом на некую Ларису Петровну, которая, брезгливо сморщив носик, заявила что мне мыться нужно.
-Как мне, блядь, мыться в вашем ебучем гадюшнике, если мое инвалидное кресло не пролезает в дверной проем душа,-орал я так, что начался собираться народ. Лораааа,- не унимался я, женщине нужно быть тактииииичней. Вы же, еб вашу мать, ВРААААЧ. Где сострадание к пациенту. Откуда в вас столько надменности, Вас мальчики любить не будут.
Кстати в тот раз справедливость восторжествовала: заведующий оказался мужиком разумным. Грубо оборвав меня и пообещав выписать, отмахнулся от моих слюнявых возмущений и отправил в палату заедать обиду йогуртом. Каково же было мое удивление, когда ко мне пришла Лариса Петровна с тазиком воды, губкой и приказом обмыть и подмыть меня полностью. Я сомневаюсь в эффективности подневольного труда и от гигиенических действий отказался, но было приятно. Однако, вернемся к нашим событиям.

-Я заведующий отделением,-гордо ответил он, раскрыл рот и начал набирать воздух для следующего "броска"
-Как я могу к Вам обращаться,-я не обирался упускать инициативу.
-Леонид Карпович
-Леонид Карпович, ну Вы же интеллигентный человек, по слухам отличный врач, и вообще большая умница. Ну подумайте, зачем мне ломать окна? Люди делятся на два типа: на тех кого можно взять грубой лестью и тех, кого не проймешь. Но нельзя забывать: "доброе слово и дебилу приятно".
-У него ручка,-это было сказано старшим мастером по проветриванию палат таким тоном, будто в руках у меня находился дымящийся пистолет, а под ногами валялось тело с простреленной головой.
-Да, у меня есть ручка, не стал отпираться я. Я открыл окно, что бы выветрить сигаретный дым. Ее мне привез товарищ из своего дома. Я не хотел лишний раз отвлекать медсестер от работы.
Я на секунду отвлекся от Леонида Карповича, переключив свое внимание на санитарку.
-В больнице курить нельзя!!! Багровый от гнева Леонид Карпович обрушил на меня все накопленное негодование. У нас есть инструкция. СТРОООООГО запрещено курить в больнице, бесновался умничка и отличный врач.

Конструктив был безвозвратно потерян, терять мне было нечего, в груди вибрировала не выплеснутая с ночью ярость.
-Покажите мне инструкцию,-я расслабил диафрагму, голос стал низким и грубоватым. Я в праве ознакомиться с перечнем правил и запретов, соблюдения которых вы от меня ожидаете, иначе каким образом мне их придерживаться.
-Курить в больнице нельзя,-не унимался зав.
Я развернулся к окну, взял литровую банку, примерно на три четверти наполненную бычками, показал ее врачу и группе поддержки.
-Как вы думаете, это я один накурил? Нет, разумеется тут курят два этажа. Таковы жизненные реалии. Если норма права не регулирует существующую реальность, а исключительно запрещает её-такая норма права работать не будет. Заставить работать такую норму может только государственный террор, а мы живем в демократическом обществе.
-И еще,- я обнаглел в конец, взял под локоток заведующего и отвел его на метр в сторону от группы поддержки,-Вы в курсе что Ваша уборшица бухает по ночам и травит вверенных вам пациентов хлором?
Леонид Карпыч смотрел на меня большими круглыми глазами совенка и часто моргал.
- Дада, сегодня ночью, она всыпала столько хлорки в воду для мытья полов, что я чуть было не ушел в мир вечной охоты. А в ответ на мои претензии она начала угрожать физической расправой.

Я Занимался откровенным софизмом, то есть опирался на вымышленные факты пытаясь доказать истинность главного(так это вроде называется).
- Я больной человек,-накручивал я сам себя. Вы думаете мне доставляет удовольствие лежать в Вашем отделении? Нет, я Вас уверяю. У меня от вашей кровати жопа болит. Я вам что мальчик окна ломать. Может быть проведете разъяснительные работы среди младшего медперсонала. "Тактичность в общении и недопустимость клеветы"- отличная тема для первого семинара.

Я вошел в раж.

Пройдемте со мной, я резво направился в отделение и охреневшему Леониду Карповичу ничего не оставалось кроме как проследовать за мной. Я привел их туалет. Заведующий со своей свитой уставился на меня с явным непониманием. Но меня было уже не остановить. Тыкнув в пустую ячейку с номером 36 я громко и страдальчески взопил: "ГДЕ МОЙ ГОРШОК?"
Я никогда не видел постановок гоголевского Ревизора, но уверен, что моя немая сцена запросто может конкурировать с "немой сценой" в исполнении какого-нибудь провинциального театра.
После было много криков, но нет худа без добра. Заведующий лично выдал мне горшок, заставил туда "какнуть" сходил в лабораторию, удостоверился в отсутствии сальмонеллеза в моем говне. Выписал меня тем же вечером. На прощание он просил больше не кушать всякую гадость и не попадать к нему в отделение.
(с)Abadonna