Я тихонько дремала в углу вагона метро, когда на очередной станции вошла эта женщина... Лет 50-60 на вид, одета бедно, но опрятно. Вошла и замерла в нерешительности... В руках у нее были какие-то бумажки в мятом файле.
- Люди добрые, простите меня, Христа ради, что обращаюсь к вам... - проговорила она дрожащим голосом.
"Ага, очередная попрошайка!" - подумала я с пренебрежением. Тот год был каким-то особенно урожайным на всевозможных поберушек, цыган, калек и прочих просителей милостыни в метро и около. В переходе, через который я ездила на работу, и вовсе стояла глубоко беременная с протянутой рукой... За те полгода, что я ежедневно ее наблюдала, ее глубоко беременный живот не изменился ни на сантиметр. Иногда хотелось подойти к ней и порекомендовать сменить переход, ибо здесь даже если и подавали вначале, то сейчас уже точно никто не будет... по крайней мере из числа тех, кто ежедневно ездит на работу.
- Моя дочь... она... она... - продолжила женщина запинаясь. - Она... она умирает! У нее этот... как его...
Она заглянула в одну из бумажек и произнесла какой-то сложный медицинский термин. Я окончательно проснулась...
"Прекрасно играет!" - подумала я и с интересом стала наблюдать за этой сценкой... Двери вагона закрылись, поезд тронулся, шоу продолжилось: женщина как по заказу зарыдала! Настоящими слезами!
- Дети... дети маленькие. Я одна. Дочь уже не спасти... но дети... дети же... - бормотала она невнятно сквозь слезы... Поезд заглушал местами и без того нестройный рассказ и понять в чем дело было ну совершенно невозможно...
"А ведь неплохой ход, - рассуждала я про себя с восхищением посматривая за происходящим, - а то все эти линейные ?дайте денег на лечение' уже никого не трогают, и тут на тебе... вроде кто-то болен, но кто, чем... толком не понять!"
Женщина меж тем уже перестала бессвязно бормотать, прислонилась к дверям и просто беззвучно рыдала... Сердобольная тетушка, сидевшая напротив меня и с таким же неподдельным интересом наблюдавшая шоу, не выдержала. Она встала и подошла к рыдающей, взяла ее за плечи и стала успокаивать... Потом усадила на лавку и села рядом...
- Понимаете, - оправдывалась та, - я никогда... никогда в жизни милостыню не просила! Я вообще никогда ничего не просила! Не умею... Не могу... Даже подумать не могла для себя такого! Но ведь как, как иначе-то?
- Всякое в жизни бывает... - вторила ей сердобольная тетушка, - с божьей помощью все образуется... с божьей помощью...
Приговаривая это как мантру, она достала из сумочки кошелек, вынула оттуда купюру в 500 рублей и буквально вложила в руки плачущей женщине. Та ошалело уставилась на деньги. И сейчас сумма в 500 рублей кажется слишком большой, чтобы подавать ее в качестве милостыни, а тогда на эти деньги можно было купить в два раза больше, чем сейчас.
- Нет, нет... Я не могу взять. Никак не могу. Пожалуйста, заберите назад, - произнесла женщина, утирая слезы.
- Можете, берите. Я настаиваю. Я без них обойдусь, - уговаривала ее благотворителньица...
- Ну как же... это много... Нет, я могу... Прошу не настаивайте...
- Берите же. Вам они нужны... Нужны ведь?
- Нужны, - грустно отозвалась она, и осталась сидеть, ссутулившись и озадаченно гладя на фиолетовую бумажку, которую держала в руках...
Я была готова аплодировать стоя! Это было без сомнения лучшее выступление из всех, что я видела в метро, на привокзальных площадях и в других местах скопления всевозможных попрошаек! Однозначно эта женщина была великолепнейшей актрисой и за 3 минуты пока поезд ехал от одной станции к другой заработала больше, чем любой нищий на это ветке за полдня! И выступление было без сомнения достойно подобной оплаты... Так думала я, глядя на эту сцену.
Поезд тем временем подъехал к следующей станции... Двери открылись, одни пассажиры вышли, другие вошли... В воздухе повисла тишина... А женщина так и сидела уставившись на полученную купюру.
Внезапно она вскочила...
- Простите меня... Но я все-таки не могу... Простите за всё...
С этими словами она сунула купюру обратно удивленной тетушке и пулей выскочила из вагона. Та успела лишь рот открыть от изумления. Двери тот час же закрылись, и поезд тронулся дальше...
А мне стало бесконечно стыдно за свои мысли, за свое черствое сердце, за неумение отличить истину от фальши... За многое...
Стыдно, грустно, больно, страшно...
©Enia Kulish