Друг

В отличие от наших "звездных" будней, где широко освещается быт различных пидорасов и силиконовых ТП, советская печать, хоть и выглядела абсолютно не гламурной, а проще говоря, вовсе "посконной и домотканой", но там иногда проскакивали истории из жизни простых людей. Времена изменились, но хочется иной раз, как говаривал товарищ Сталин в своем широко известном спиче, выпить за людей "простых, обычных, скромных". Вот про такого человека мой рассказ. По давней традиции - чукча не писатель. Букоф много.

Началась эта история летом 1996 года. Я стоял во дворе подстанции и хмуро разглядывал стоящий "у забора" РАФик. Тот смотрел на меня с еще меньшим оптимизмом. Рядом стоял батя и наставительно вещал про то, что "с этого все начинали, тут деньги платят регулярно, твоя музыка, это все херня и все такое-прочее..." Морализаторское гудение бати прервал подошедший паренек. Иначе как "недоразумение" назвать его было трудно. Худой, кривоватый, низкого роста, с редкими рыжими волосенками. Да еще и шепелявый. Вот этой шепелявой скороговорочкой он и поведал нам о своей жизни. Зовут Вася, 19 лет, с 5-го класса был влюблен в одноклассницу и пользовался взаимностью, поженились, ждали ребенка.


Жена умерла в родах... На руках годовалая дочка. Кормить-одевать надо, а тут реально платят, хоть не очень много, но регулярно. И живет рядом... На работу бы... И протягивает заявление и права с категорией "В". Стаж один год. Напомню, на дворе был 96-й год и вопрос "кормить-одевать" стоял очень остро.

Мой батя, проработавший к тому моменту почти 30 лет на скорой, бригадир, весьма суровый мужик, которого вся подстанция с уважением звала: "Дядя Хатяй", недовольно сморщился, оглядел паренька, подумал и, ткнув в меня и РАФик пальцем, мрачно изрек: "Ладно... Вот тебе сменщик, вот вам машина, знакомьтесь. А я пойду насчет тебя с начальством говорить..." И ушел. Ну спасибо, батя... Паренек застенчиво подошел ко мне и протянул руку. Тогда я и представить себе не мог, что положено начало самой светлой дружбы, которая продлится 20 лет.

Мы починили РАФик. Дело спасло мое детство, в обнимку с великами и дырчиками, и два года автобата. Вася терпеливо, безропотно снося ссадины, ушибы и мои, порой совсем не дружеские, ебуки, подавал ключи, учился откручивать наглухо ржавые гайки, познавал устройство машины. Да и старые шофера, тогда еще работавшие на подстанции, щедро делились опытом, без понтов и пафоса они учили молодых и считали это своим долгом.

Начали работать. Потекла скоряшная жизнь. Работа на скорой, ну мягко говоря, своеобразная. После выезда на свое первое жд я блевал дальше чем видел и не мог два дня есть. Но все проходит. И все входит в привычку. Остается работа. Вот тут Вася дал о себе знать. Человек видел в этой работе смысл своей жизни. Он работал истово, пропуская через себя всю боль, которую жизнь щедро плещет на нашу службу. При нем даже самые распиздяйские врачи и фельдшера подбирались и работали как надо.

Мы реально сдружились. Незаметно из лопоухого пацана Вася вырос в настоящего мужика, невысокого, но жилистого и крепкого. Только характер не поменялся, он так и остался тем спокойным и добрым пацаном, каким я увидел его в первый раз. К тому моменту мы схоронили моего батю, я женился и сам обзавелся детьми. Васина дочка все лето тусила у нас на даче. Мои детишки считали ее своей сестрой, да и она звала, да и по сей день зовет меня и мою жену Папа-Саша и Мама-Оля.

Менялись машины, менялись бригады. Но мы так и оставались сменщиками. Дети росли. Но вот только жену Вася себе так и не нашел. Он был реальным однолюбом и так всю жизнь и любил свою черноволосую одноклассницу. Работал Вася по-прежнему преданно и с душой, на подстанции его очень любили.

В страшный и бестолковый день эвакуации Норд-Оста, когда никто и ничего не понимал, Вася выцепил за рукав проходящего мимо него милицейского начальника с большими звездами на погонах и молча указал ему на груженые носилки. Тот так же молча взял их и понес вместе с Васей к машине. Сам я это все пропустил, отлеживаясь после аварии, в которую попал за месяц до всех этих событий.

Всякое было, много чего прошло. Но мы работали и дружили. И так получалось, что без Васи многие дела, события и начинания в моей жизни казались совершенно невозможными. И это было совершенно просто и естественно. Как так и должно было быть.

Так прошло 20 лет. Был благостный летний воскресный день. Люди болеть не хотели, и к обеду на подстанции стоял плотный строй машин. В теньке, на лавках расположился персонал. Скоряшный народ курил, пил чай и травил байки. Я пошел к машине за пачкой сигарет. Каюсь, курить я в итоге так и не бросил. Смартфон в кармане радостно заиграл "Вот так он бьет рукой, наш Вася, и в нашем городе покой...", лицо мое расплылось в улыбке... Я взял трубку, ожидая услышать привычную, чуть шепелявую, скороговорку: "Хатяич, я тут супца смачного заварганил, подруливай, пообедаем..." Кухарил он знатно. Когда Вася после смены приезжал к нам на дачу к дочке, моя жена с чистой совестью передавала ему кухню и шла ковыряться в грядках. Голодным остаться было совершенно невозможно.

Но услышал я в трубке совсем другое. Через секунду мой Спринтер с визгом подлетел к сидящим на лавках докторам, а я сам в матюгальник орал: "Четвертая, в машину!!! Там Васе плохо!!! Открывай шлагбаум быстро!!!"...

Вася жил рядом. На месте мы были меньше чем через минуту. Следом за мной во двор влетела желтая машина БИТов. Но... Вася умер сразу, обширный инфаркт. Когда доктора влетели к нему в квартиру, помощь ему была уже не нужна.

Ритуальная контора, крутящаяся около скорой, сделала все быстро и недорого. Я, в общем, безразлично отношусь к приметам и разным традициям, но тут настоял. Руководство меня поддержало. В свой последний путь Вася поехал как и положено скоряшнику. В машине, на которой работал, с мигалками. Такая раньше была традиция, так в 97-м хоронили моего отца.

Тишину старого Долгопрудненского кладбища порвал тоскливый крик скоряшной сирены. Белый Спринтер с красными крестами, сверкая мигалками, увел за собой кавалькаду из четырех машин от того места, где навсегда остался его рулевой.

Через месяц я ушел с подстанции. Работать там я больше не смог.

Сегодня моему Другу исполнилось бы 40 лет. Сейчас я поставлю точку в рассказе и выпью за помин Души и светлую память человека, который прожил свою жизнь не для себя. Он жил и работал для людей, за столько лет так и не воспитав в себе цинизм, свойственный нашей профессии. С Днем Рождения тебя, Друг.

Все.