Школа

Я закончил обычную школу. Самую классическую. Без этих вот спецнагрузок по английскому и тем более математике.
Поэтому я твердо знал, что "Москоу из кэпитал оф ЮЭсЭсА", а "Ландан из кэпитал оф Грейт Бритн". Больше я ничего не знал.
Школа была, повторю, обычная. Для детей простых людей, без спецпайка. Да, да, ту самую, где пьяный трудовик спит под токарным станком, и математичка с утыканным шпильками шиньоном на голове называет вас бестолочью и идиотом за то, что вам насрать на таблицу Брадиса и прочие котангенсы.
Скажите, кому в жизни понадобился этот гребаный котангенс? А косеканс кому? Может быть кто-то не может жить без интеграла? Покажите мне этих людей, я хотя бы буду знать ради кого наша училка по кличке Короста вдалбливала всю эту телегу в наши тупенькие головы.Нет, наверняка они есть. Откуда-то же берутся инженеры и прочие самоделкины.

Я учился в школе еще до того, как они стали разделяться по социалочке. Эта гимназия для толстеньких детишек местной знати, а та для детей генетических алкоголиков из рабоче-крестьянских районов.
Это колледж для креативной молодежи в колготках и лонгсливах, а это ПТУ для дебилов в шапках-петушках и трениках спедалями и вытянутыми коленками.
У нас была просто школа. Имени Серго Орджоникидзе. Уже тогда я знал о нем только то, что он грузин.
Военрук из отчисленных за бухло из армии офицеров по кличке Чичмам. Хотя это и не кличка вовсе, а его фамилия Мамчич, только написанная наоборот.
Физрук Игорь Палыч по кличке Колобок, который мог втянуть прыгалкой как по жопе сына фрезеровщика завода поршневых колец, так и по драгоценной жопе сына председателя горкома.
Советский Союз это не только классовое равенство бедноты и тех, кто еще победнее, но еще и равенство жоп. Запомните это. Потому что это лучшее, что было в Советском Союзе. Все жопы были равны перед карающей прыгалкой физрука. Больше там ни хуяшеньки хорошего почти и не было.
Сегодня не так. Втяни под сракатан сыну какого-нибудь генерального директора сети автозаправок. Думаю, что Игоря Палыча потом на этой прыгалке повесили бы прямо в спортзале, а дети водили бы вокруг него хоровод с заженными свечами.
Наша классная- Серафима Михайловна, учитель английского, говорящая на нём вперемешку с идишем. Маленькая, хрупкая, но когда она начинала совершенно спокойно, не повышая голоса гнобить вас за какой-нибудь косяк, то даже Саня Самодаев, огромный человек, ростом под два метра, весом в полтора центнера, в десятом классе больше похожий на родителя третьеклассника, со щетиной на щеках, казался малышом -дошколёнком, вот-вот захлюпающим носом и канючащим "ябольшенебуду". Зато перед другими учителями Серафима Михайловна нас всегда крышевала и в обиду не давала.
Земля ей пухом.
Потом, через много лет, я приеду в наш городок, где всё изменилось, но ничего не меняется. Я постучу в окошко маленького домика возле вокзала, и мне откроет моя классная. Да, она жила возле вокзала. И по ночам слышала гудки товарняков.
- Саша, здравствуй, - скажет она, глядя сквозь старенькие очки, - А цветы ты зря принёс, ты же знаешь, что я не люблю срезанные цветы.
- Простите, Серафима Михайловна, забыл, - сконфужусь я.
- А голову свою ты не забыл? - спросит она в ответ, и мы весело засмеёмся.
Мой класс, как отражение времени. Люди, закончившие школу в год взрыва Чернобыля, когда радиоактивный дождик накрапывал за день до нашего выпускного.
Витя, наш лыжник и гордость школы ещё успеет попасть на последнюю подножку призыва в Афганистан и остаться живым, в отличии от Коляна, самого рыжего в школе. Правда на одной ноге Вите на лыжах кататься не удобно.
Половина класса разъедутся в Изарили, Германии и даже в Австралии. Наше бывшее полуеврейское местечко обезлюдит наполовину. Это девяностые, которые унесут за собой Андрюху Колосея, Петю Шилохвоста, Рому Храмцова...
Кстати о Серафиме Михайловне. Так часто бывает, что человек болел за всех так, что на своего сына как-то и не хватило. Сын ее вмазывался винтом, воровал, а потом и вовсе умер после побоев. Кто его побил? Да кто его знает, мало ли было кому в девяностые-то?
Знаете, сегодняшнее поколение лучше нас. Правда лучше, не вру.
Они не растеряны и понимают, что им делать. Мы, повзрослевшие на стыке, между смертью СССР и рождением непонятно чего, хотели быть бандитами, коммерсами без страха, упрёка и совести, свалить за бугор, бухать, трахать баб и бесцельно кататься на шестисотом мерине. Только для того, чтобы все смотрели на нас, понимая, что внешняя оболочка нашей жизни блестит и переливается. Ведь тот страх, та неизвестность будущего не видна случайным прохожим.
Нынешнее поколение. Им очень повезло. Они крутые. Они обязательно всего добьются. Нет, среди них наверняка будут изгои и алкоголики, лентяи и преступники, но выбор стать такими они сделают сами. Не время сделает за них, а сами. Делать выбор самому это большое счастье, скажу я вам.
Мне попался в Ютьюбе выпускной позапрошлого года школы, в которой я учился.
Хотя, она уже и не школа вовсе, а Гимназия номер один. В ней учатся красивые дети красивых людей. Всё очень гармонично. Там девочки в Гуччи и мальчики в Пако Рабанах. Это же офигенно! Но как бухать в Гучче самогон в туалете во время выпускного бала? Никак. Они не занимаются такой херней. Это единственно почему мне их немного жалко.
Там нет давно ни Коросты, ни Чичмама, ни Игоря Палыча. Не говоря уж о Серафиме Михайловне.
Нам нет нас. И чернобыльский дождик давно откапал.
На наш выпускной я пошёл в сером костюме, в котором ходил весь год, новыми были только рубашка и туфли с острыми носами. Знаете, чего я хотел больше всего? Скорее убежать оттуда. От надоевших учителей, от скучных речей завуча и директора Перлина, от прыгалки физрука и вообще от всей этой бесконечной мудянки с котангенсами и косинусами. Я хотел туда, за забор школы, где ждала взрослая жизнь, самостоятельность, свобода выбора между портвейном и лимонадом, между свиданием с девочкой и поездкой на турбазу с друзьями. Я считал, что праздник только начинается. Откуда мне было знать про многочисленные подвохи, которые мне готовила эта самая взрослая жизнь без тригонометрических функций?
Я был не прав. Нет, нет, праздник не кончился. Он просто продолжается. Просто салют на нём запускаю я, а не для меня. И это, я вам скажу, большая разница.
Я закончил обычную школу. Самую классическую. Да, да, ту самую, где пьяный трудовик спит под токарным станком, и математичка с утыканным шпильками шиньоном на голове называет вас бестолочью, сволочью и идиотом за то, что вам насрать на таблицу Брадиса и прочие котангенсы. Скажите, кому в жизни понадобился этот гребаный котангенс? И знаете что? Я бы очень хотел хотя бы на денек туда. И пусть даже мне поставят двойку, и пусть мне за это попадёт пиздюлей от отца. Но я был бы очень счастлив.
Кстати, кому все-таки пригодился в жизни этот гребаный котангенс? А Ландан по прежнему кэпитал оф Грейт Бритн.
© Александр Гутин