«Голод, пожары и мёртвые». Воспоминания детей Сталинграда о ноябре 1942

19 ноября 1942 года советская армия перешла в контрнаступление под Сталинградом. Армия вермахта была взята в кольцо. Наступательная мощь Германии была сокрушена. Воспоминаниями о том, что происходило в эти дни, поделились дети военного Сталинграда.                                    



Голод и дохлые лошади.





"Власть у нас менялась каждый день. Сегодня русские, а завтра встанем - опять немцы. Немцы нас из дома выгоняли, мы находились в погребе. Во дворе был погреб, вот мы там и обитали. Мама опять ходила на элеватор за зерном, но зерна уже не было. Немножко насобирала пополам с землёй, и всё. Пришлось мне идти побираться. Я ходила по солдатам, и наши подавали, и немцы. Правда, немцы давали всё больше заплесневелый хлеб, но мы были и этому рады. Помню, за домом была балочка, и там спрятались наши русские солдаты, они решили сдаться в плен. А командир у них был ранен. Как сейчас помню, они его вели под руки.  Зашли к нам во двор. Немецкий офицер как закричит на раненого: "Жид, иуда!". А тот, видно, и не рад уже жизни, только головой машет, что, мол, да. И они его тут же из автомата расстреляли, у него, у бедного, кишки вылезли наружу, и он упал к нам в погреб. Мама хотела его закопать, но немцы не разрешили, а утром пришли наши и схоронили его".    


"Наступили холода, морозы ударили. Из земли уже ничего нельзя было достать, и я стал постоянно ходить на элеватор за горелым зерном. Выпал снег, зима была лютой. Из траншеи мы перебрались к одним добрым людям в подвал. Я старался им всячески угодить, помочь. Немцев уже не боялся. Стал отираться около их походных кухонь, ко мне привыкли, и остатки еды, отходы перепадали мне. А потом немцев наши окружили, кухни опустели, и они сами перешли на "подножный" корм. Познакомился с румынами и вместе с ними стал добывать мясо с павших лошадей. Вскоре и немцы последовали нашему примеру. Вначале они забивали лошадей, а когда их не стало, принялись за мертвечину. От голодной смерти нас спасли дохлые лошади и собаки".    


"Нам уже было совершенно безразлично, всё было потеряно и разбито, в душе скорбь и боль, в глазах застывшие слёзы. Шли молча друг за другом, лишь бы подальше от страха, всё перепуталось в голове. Шли, покидая родные места. Что нас ждало впереди, никто не знал. Когда мы дошли до посёлка "40 домиков", народу было что на первомайской демонстрации. И где только народ прятался, ведь казалось - город вымер. Но нет, люди шли, шли, кто с узлами, кто с мешками, а кто с горем. Спроси, куда идёшь, никто не знал. Лишь бы подальше от страха. И вдруг самолёты, наши, с красными звёздочками, какое счастье, их так много, они наши. Но что это? Мы не могли поверить, они сбрасывали бомбы. Боже, зачем? Мы ведь и так настрадались. Мы совсем забыли, что они бьют по немцам, но среди нас фашистов не было. Было только мирное население, истерзанное, измученное, голодное".    



"Нет больше панов, отец!"



"Когда немцы были уже окружены, мы, вездесущие сталинградские мальчишки, помогали нашим трофейным командам собирать трофейное оружие, которое ссыпали в кучу около клуба Ворошилова. Многие наши ребята подорвались тогда на минах, щедро расставленных немцами. Я отделался лёгким ранением кисти правой руки. За оказанную помощь военным мне была выдана справка для получения медали "За оборону Сталинграда". К большому моему сожалению, я их не сохранил, да и не до этого тогда дело было".    


"Отступление немцев мы почувствовали, когда они подожгли свои склады. Склады горели всю ночь. Опять никто не спал, ждали утра. Утром маминой сестры муж, дядя Вася Горланов, видит у колодца солдата. Взял в руки вёдра - и к колодцу, говорит солдату: "Пан, пан, я за водой". А солдат поворачивается к нему и говорит: "Нет больше панов, отец!". Сколько было радости! Весь скарб - и домой. На свои места".    


"Освобождение Сталинграда от немцев мы встретили на развалинах Водоотстоя. Сколько было радости при виде наших солдат. Их обнимали и плакали от счастья. Солдаты делили свои скудные пайки с нами, опухшими от голода. Я всю свою жизнь помню и буду помнить солдата, который ещё во время уличных боёв в Тракторозаводском районе выбежал из-за угла дома, я в это время стояла у подъезда горящего нашего комбината с матерью, подошёл к нам, достал откуда-то из-за пазухи голубой кусок сахара-рафинада и сказал: "Съешь, дочка, бог даст, выживешь в этом аду, а мне он уже ни к чему. Но помни, всё равно мы победим этих гадов!". Он повернулся и побежал за дом, к своим. В то время это было дорогое угощение. Мама заплакала, а я долго не могла съесть этот кусок рафинада. Мне очень хотелось, чтобы этот солдат остался жив".    



Солдатский хлеб.



"Однажды ночью по всем норам - нашим убежищам - пробегали немцы и кричали: "Пять минут бунка, пять минут бунка". Никто не понял, что это означает. Решили, что через пять минут всех расстреляют. Бабушка и мама плакали и прощались со всеми. Но прошло много времени, и никто не появлялся, никто не приходил за нами. Мама прислушалась и говорит: "Слышите, из автоматов стреляют, это наши, немецкие автоматы так не стреляют". Выглянула из-под одеяла, которым была завешена наша дыра, и хоть было темно, она заметила людей в белых маскхалатах и как закричит: "Наши, наши!". По речке Мечетка пробегали красноармейцы с автоматами в руках. К утру всё стихло. Солдаты наши ходили по нашим норам и помогали перебраться из землянки в блиндажи. Бабушку несли на руках, у неё отнялись ноги. Солдаты накормили нас белым хлебом и салом".    


"Через наш окоп прошёл танк и завалил вход в окоп, а также завалило землёй меня у стены. Мама меня разгребла, и мы передвинулись в другой край окопа. Когда всё успокоилось, все вышли из окопа и вывели меня. Был солнечный морозный день. Мы увидели жуткую картину. Вся поляна усыпана трупами в чёрных бушлатах. Они очень выделялись на снегу. Став уже взрослой, я часто вспоминала эту жуткую картину и всё думала, откуда взялись моряки, которые шли в атаку на Мамаев курган? Ведь мы живём не на море. Так я долго носила в себе неразгаданную загадку. Когда наша страна отмечала очередную дату освобождения Сталинграда, по телевизору шла передача. Выступали военные с воспоминаниями. Один офицер в военной форме сказал, что в освобождении Сталинграда принимало участие морское училище, и попросил встать тех, кто остался в живых после этой атаки. В зале встало несколько моряков. У меня по телу пошли мурашки. Так вот откуда взялись моряки, лежавшие на поляне и на склоне Мамаева кургана. Это я не забуду никогда".    


"Дом родственников сгорел, а их самих не было в Воропоново. Одну ночь мы провели около вокзала. Какая это была страшная ночь! Наш состав с боеприпасами попал к немцам и стоял на станции, и вот наши самолёты бомбили всю ночь этот состав. Летели бомбы, взрывались боеприпасы, а на станции сотни людей. Ехать ли мы собрались или немцы людей отправить куда-то хотели, я не знаю. Вокруг стоны, крики о помощи, а нас никого не ранило. У брата на голове было ведро, так оно так было изрешечено осколками, но он и остался жив, были какие-то царапины. И вот после этой ночи мы пошли опять в Сталинград, вернулись в свой дом, а во время бомбёжек и стрельбы сидели в подвале на Днестроевской. Перед приходом наших в дом попала бомба, и он сгорел. Мы перешли в другой разрушенный дом на Днестроевской. Заделали дыры в нём и жили. Пришли наши.
Какой это был праздник, мы все выбежали на улицу. Обнимались с солдатами. Помню, какой-то солдат дал мне буханку хлеба".    


"Не только мы до сих пор вспоминаем с глубокой благодарностью людей, которые помогли нам пережить то страшное время, а и своим внукам рассказываем о них. Дошли мы до хутора Воробьёвка. Прекрасный там человек был староста, и мы прожили там месяца два. Потом нас всё-таки опять выгнали, староста дал нам кривую выбракованную лошадь, и мы двинулись до станции Романовской, из которой румынские части уже отступали. В Романовской нас приютили в доме, из которого хозяйка убежала вместе с немцами, и мы в нём прожили до счастливого зимнего утра, когда проснулись и увидели своих родных солдат-освободителей. На всю жизнь запомнилось мне то утро. По улице шли наши солдаты, но уже не такие, каких мы видели при отступлении в Сталинграде. Теперь они были хорошо обмундированы, в шубах, валенках. Мама всю ночь пекла для них блины, а около дома была походная кухня с добрым борщом".    

"25 ноября вечером наступила тишина, отполз наш дедушка недалеко от блиндажа, разорвалась мина, и осколком убило его, не стало нашего дедушки Андрея. Его похоронили рядом в яме с блиндажами. 29 ноября я папу видела в последний раз, он забегал, как всегда, на минуту, даже успел нас с мамой поцеловать, сказав на прощанье: "Мы скоро погоним немца". А бои всё продолжались. Декабрь, январь, холода заставляли сидеть на месте, бои шли, но реже. Чудом уцелевшие, мы только в конце января увидели бледных, каких-то угрюмых своих всех родственников".