За рюмкой у них зашел пристойный спор, что самое привлекательное в женщине.
- Глаза. - отрезал один. - Глаза у них совсем-совсем другие, - не чета нашим пуговицам. В них агромадная силища. На улице иная лишь скользнет по тебе, а как плеткой ожгёт, - до мурашек. За что, любезная? - даже не знакомы.
А другая взглянет ласково, и: "Ой. - чирикнет. - Кажется, я вам дверку слегка царапнула, хи-хи", а ты: "Ерунда, я все одно машину менять подумывал, а теперь её как раз выкинуть. Телефончиком не угостите?". Хи-хи, ха-ха и уехала. А телефон молчит. Во какие глаза! - гипноз высокий класс. У кореша баба одноглазая, кореш от взгляда в обморок падает. А когда она ревнует, на нем одёжа вспыхивает. Гиперболоид, а не глаз...
- Что глаза. Глаза не потрогать. - это другой говорит. - Вот грудь! Доечки, перси и округлости. Всякие: большие, малые, вверх глядят, вниз, в стороны, колесом, наоборот, упругие, мягкие, соски пуговкой, холмиком, бугорком, в период лактации, после, - все хороши. Руки положишь, - о, небесная радость! Поцелуешь, пульпит утихает. Нянькаешь их, - улыбаешься от счастья, что дурачок.
Я вниз по лестнице, а она вверх - цок, цок, цок, а в кофточке у ней дын, дын, дын, я фарами щёлк-щёлк, оступился, покатился. Больница. Сестричка склонилась, третий номер в вырезе халатика: "Как вы?".
Зашибись, говорю, не отходите, у меня от вас рука срастается и трещина в черепе затягивается. Аж больничной манки захотелось захавать, иль стихи сочинить? Не отходите.
- Эх, материалисты. Голос! Фигуру, лицо можно забыть, голос не забудешь. "Где так долго был?" - спросит ласково. А я нигде и не был, чтоб так ласково ко мне, но сердце все одно отрывается, и глаза сами опускаются долу. Что ты, етит твою!
А то соскучится и рычит прям от порога "Где так долго был, р-р?". А я вовсе и недолго, но от счастья сердце отрывается, и глаза блаженно закатываются.
А то, так спросит: "Где бабки?", что готов сознаться, что это я опустошил резервный, он же стабилизационный фонд и вообще мот и транжира в дырявых носках. Ей следаком по экономическим работать. Голос, о!
- Ноги! Ноженьки, ножки, ножульки, ножонки, лапки, топочки. Ничего красивей нет. Бедняжка со сломанной ногой, вызывает у меня больше сочувствия, чем женщина без мозгов и даже вкуса.
Говорят, наложил руки, - помер. Вот когда я соберусь конкретно наложить в руки, пусть в последний миг женщины наложат на меня ножки, я буду рад, я уйду красиво. Ноги! - они играючи попирают сердца, отбивают краковяк в душе, а еще на них пальчики, мм...
А как они раздвигаются!... - зрелища более завораживающего и многообещающего нет в целом мире. А если не раздвигаются, то и печали большей в мире нет. Ноги, говорю я. Ставлю на ноги. Не в смысле врач, а в смысле примите ставку на шикарную вещь.
- Ноги произрастают из попы. Такая шелковая и мягкая, что кажется располагает ко сну. Я пробовал спать на попе, - не до сна, куда там, - хочется ласкать и тискать! Ты сядешь - стул заскрипит, она сядет - запоет веселенькую аллилуйю, как черный пастор госпел. Я страх боюсь покойников, но я бы закончил медицинский, чтобы ставить в их попки самые нежные и полезные уколы и учтиво прикладывать ваточку.
- Волосы. Аромат. Это сущее колдовство.
- Улыбка! Ну же!
- Господа, а Чебурашка?...
- Манеры.
- Доброта. От природы. Всепоглощающая. Большей силы представить нельзя. Когда все плохо, и кажись просвета уж нет, хоть плачь, а она притянет, обнимет, по голове погладит, глядь - полегчало и все вполне и еще впереди. А куда все делось? Она родная вобрала, как заземление. Вот что самое-самое...
© Алексей Болдырев