«Вскрытие покажет!» Как большевики устроили проверку мощам святых

В ходе откровенно антицерковной и даже кощунственной кампании по вскрытию мощей святых обнаружилось, что значительная часть священнослужителей относилась к делу сохранности своих же святынь с вопиющей халатностью.                                    




100 лет назад, 16 февраля 1919 г., коллегия Народного комиссариата юстиции приняла первое постановление об организованном вскрытии, инспекции и конфискации святых мощей. С этой даты принято начинать отсчёт одной из самых неоднозначных (и уж точно - самой шумной) антицерковных кампаний советской власти в годы Гражданской войны.    


Конкуренцию по уровню паблисити ей может составить разве что кампания по изъятию церковных ценностей в 1922 г. Масштаб вполне соизмерим. Другое дело, что в тот раз конфискация золотых и серебряных предметов у церкви объяснялась более чем резонно. В стране был голод, особенно жестоко страдало Поволжье, и изъятие ценностей действительно было необходимо для того, чтобы хоть как-то поправить ситуацию.    


Этот шаг советской власти тогда не вызвал у церковной верхушки особенных протестов. РПЦ неоднократно обращалась к своей пастве с призывами: "Бедствие голода разрослось до крайней степени. Протяните же руки свои на помощь голодающим братьям и сестрам, не жалейте для них ничего, деля с ними и кусок хлеба, и одежду по заветам Христа!" Кому-то не нужны были и призывы. Скажем, священнослужители Симбирской губернии, сами будучи "голодающим Поволжьем", добровольно и без напоминаний отдали все (!) сосуды, оклады и ризы, в том числе те, что использовались для богослужений.    


С мощами если не всё, то очень многое обстояло ровно наоборот. Кампания была чисто идеологической. Новая власть рассматривала её как естественный шаг: продолжение того дела, что было начато Декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви. Только теперь задача была несколько иной. Во-первых, следовало "разоблачить контрреволюционную сущность православной церкви". Во-вторых, подорвать народное доверие к ней как к институту, то есть представить священнослужителей как шарлатанов, лжецов и ловкачей.    


Мишенью были выбраны мощи святых. Ход казался одновременно разумным и сокрушительным. Более того - точно рассчитанным с точки зрения понимания психологии рядового прихожанина-обывателя.    


Согласно церковному учению, мощи - это нетленные тела почивших святых, им должно воздавать такое же почтение, как и иконам. Отдельно не раз объяснялось, что сама по себе нетленность не должна и не может быть обязательным условием: точно такого же почтения заслуживают и истлевшие останки, например, кости.
Фокус, однако, в том, что народ понимал и принимал только первую часть этой формулы. Мощи - значит, нетленные. Всё остальное - так, не пойми что. Разъяснения священников слушали неохотно, да и маловато их было, этих разъяснений.    


По идее одновременное вскрытие мощей на местах должно было продемонстрировать как минимум то, к чему народ не был готов. Большинство мощей, согласно народному "знанию", оказывались "ненастоящими". Уже это чисто теоретически могло посеять сомнения в сердцах: всё село знает, что мощи - это когда тело сохранилось невредимым, а тут кости какие-то! Нет, брат, шалишь, нас не проведёшь!    


Ситуация усугублялась ещё и тем, что большевики точно знали: таким минимумом дело не ограничится. Несколько стихийных вскрытий мощей, проведённых в 1918 году, показали, что к делу сохранности своих святынь РПЦ относилась спустя рукава. На местах их могли в силу элементарной халатности, например, потерять. Или довести до непрезентабельного состояния. В случае утраты могли и подменить, надеясь на то, что как-нибудь пронесёт.    


Вот что оказалось в раке с мощами Тихона Задонского.    
Это признавалось и верхушкой РПЦ. С января 1919 г. в Синод стали поступать панические сообщения: "При осмотрах мощей представителями гражданской власти иногда бывали обнаружаемы не имеющие никакого отношения к мощам и доселе неизвестные предметы". Патриарх Тихон реагирует как полагается. Во-первых, решает возродить "давно забытое право осматривать мощи". Во-вторых, издаёт указ, согласно которому надлежало немедленно навести в деле сохранения святынь порядок: "Устранить всякие поводы к соблазну в отношении святых мощей во всех тех случаях, когда и где это признано будет". В беседе с митрополитом Арсением патриарх сказал: "Впредь за подобные явления будет отвечать каждый в отдельности преосвященный!"    


Однако никакого "впредь" уже быть не могло. Да, решение патриарха было правильным. Но оно запоздало лет на тридцать: именно тогда надо было наводить порядок и спрашивать с преосвященных по всей строгости. Сейчас было совсем поздно. Указ патриарха вышел 17 февраля 1919 г. Большевики опередили его на один день.    


И кое-где открылись некрасивые вещи. Нет, с мощами всенародно признанных святых масштаба Сергия Радонежского или Александра Невского всё было в порядке. Ни недостачи, ни каких-либо "лишних предметов" там не обнаружили. А вот в ряде других случаев доходило до анекдотических ситуаций.    


Вот, скажем, протокол вскрытия мощей Артемия Веркольского в Архангельской губернии: "По вскрытии сундука обнаружено: обыкновенный уголь, перегорелые гвозди и мелкий кирпич. Признаков костей нет".    

Вот что нашли при обследовании мощей св. Иулиании Новоторжской: "Останки с костями рук и суставами пальцев". Всё бы ничего, только, согласно житию святой, руки у неё были отрублены и она "приплыла вверх по течению без рук". А в раке Макария Калязинского кроме ожидаемых останков более-менее сносной сохранности нашли вот что: "Медных денег 115 монет, 7 серебряных монет, пуговица, фабричный гвоздь, две гайки с полудюймовой резьбой, полтора фунта лаврового листа в упаковке".