Хороший мальчик, или Карты, деньги, два ствола

А что я все об импортных медоедах рассказываю? Наши не хуже. Например, граф Фёдор Толстой. Не столь знаменит, как Лев и два Алексея, зато сказочный распиздяй, обаятельный долбоёб, и в литературе отметился. Правда, главным образом, тем, что не убил Пушкина. Но по порядку.
Родился Фёдор Толстой в 1782 году, в семье графьёв, понятно. Окончил кадетский морской корпус. В основном учился стрелять и фехтовать, очень уж любил это дело.
С детства Феденька был нереально сильным, ловким, выносливым. Ему прочили блестящую военную карьеру. Но помешала замечательная ебанутость. Этот граф был редкостным отморозком - вспыльчивый до бешенства, злопамятный и непредсказуемый.
Вырос Фёдор Толстой охуительным красавцем, и тут же его полюбили бабы. Фёдор же всей душой полюбил трахаться, бухать и играть в карты.
За рост и силу его взяли в элитный Преображенский полк, портупей-прапорщиком. Что такое военная дисциплина, Федор в упор не понимал, поэтому его постоянно наказывали. А он офицеров вызывал на дуэль. В конце концов, его все это заебало.
- Скучно тут. Надо сваливать, пока офицеры не закончились, - сказал граф.
Встретил он на вечеринке своего кузена, полного тезку, Федора Толстого.
- Как дела, братец? - спрашивает.

- Да вот, собираюсь в кругосветное плавание, на фрегате "Надежда", под командованием знаменитого Крузенштерна. С дипломатическими целями.
- Вот это заебись! - обзавидовался наш Федор.
- Да не очень и заебись, - грустно отвечает кузен. - У меня морская болезнь. Только на воду посмотрю, уже блевать охота, как собаке бешеной. А тут, видно, вообще сдохну.
- Не ссы, щас я тебя вылечу, - говорит наш Федор. - Лучшее лекарство от морской болезни это водка.
И давай поить кузена. Напоил до зеленых соплей, спрашивает:
- Ну чо, теперь нет морской болезни?
- Так точно, никак нет, - рапортует кузен. - Синхрофазатрон, алярм, прибор пятнадцать.
Падает, и мертвецки засыпает. Наш Фёдор пиздит у него из кармана документы, и несется в порт. А там Крузенштерн бегает, заебанный в ноль, к походу готовится. Увидел документы, и говорит:
- Фёдор Толстой?
- Так точно, Фёдор Толстой, - и метрику сует.
- Вроде вы, Фёдор, как-то по-другому выглядели.
- Да у косметолога был, вот, похорошел, - докладывает Толстой. - Пилинг, диспорт, ботокс-шмотокс. Вы еще мой отбеленный анус не видели. Показать?
- А, ну ладно, не надо, - испугался Крузенштерн. - Приступай к своим обязанностям.
И отправился Фёдор в кругосветку. Он-то думал, сразу будут пиздатые приключения. Но они случались только на стоянках, и то просто на предмет поебаться с туземками. А в основном - море, вокруг одни и те же ёбла команды, да дипломатов. Граф заскучал, стал развлекаться, как мог.
Первым делом купил на одном из островов Тихого океана ручного орангутана, притащил его на корабль.
- Это что за ебанина? - испугалась команда.
- Да ладно, он посимпатичнее вас будет, - обиделся граф.
Моряки поверили, и обезьяну полюбили. А орангутан полюбил Толстого, как родную маму. Сам же Фёдор невзлюбил корабельного священника, потому что безобидный батюшка пытался внушить ему, что дуэли и беспорядочные половые связи с неправославными туземками - грех.
- Религия опиум для народа, - возмутился Толстой. - А я, блядь, не народ, я аристократ. Давай лучше выпьем.
Священник, видимо, бухло за грех не почитал, с удовольствием согласился. Но Фёдора перепить было невозможно, батюшка уебался на палубу личностью вниз. Граф спиздил у Крузенштерна гербовую печать, залил бороду священника сургучом, и припечатал к палубе.
Проснулся поп, пытается личность от палубы оторвать, а не получается. Он с похмелья уже вообразил, что в аду очутился, и стал вопить дурниной.
- Хули ты орешь, служитель культа? - говорит Толстой. - На корабле ты, успокойся. Правда, тут такая херня вышла: тебя опечатали по ошибке.
- Так распечатай ты меня, - Христом-богом молит батюшка.
- Не положено. Взлом печати есть государственное преступление. На каторгу тебя отправят.
- И что же мне делать? - рыдает поп.
- Ну не знаю даже. Раз твоя борода под печатью, значит, она теперь - собственность государства.
- Так отрежь ее! - сообразил поп.
Фёдор принес ножницы, с удовольствием отхерачил батюшке бороду. Это увидел Крузенштерн, и взревел:
- Какого хуя? У нас тут важная дипломатическая миссия, а по палубе бегает вместо попа то ли расстрига, то ли козел драный! Какой вы после этого граф и офицер? Вы мудак просто!
"Ах, так, - думает Толстой. - Ну щас я и тебе сделаю".
Взял своего орангутана, и потихоньку проник в каюту Крузенштерна. Достал судовой журнал, чернила, слегка на странице помалевал.
- Понял, что делать надо? - спрашивает обезьяну.
- Да уж не дурак, - кивает орангутан, - Подумаешь, бином Ньютона.
Толстой из каюты свалил, а примат угробил чернилами половину журнала.
Тогда уж Крузенштерн окончательно взбесился, и высадил Толстого на Камчатке со словами:
- Вы всех заебали, граф.
- Чо же мне теперь делать?
- А не колышет. Сиди тут, Робинзон хуев.
- Оставьте мне хоть Пятницу какого! - просит Фёдор.
- Да не вопрос! - и выкинули орангутана.
Корабль ушел.
- Ну все, пиздец теперь, - сказал орангутан, и издох от холода.
А Толстой добрался до Алеутских островов, несколько месяцев жил с аборигенами. Переебав всех туземок, обогатившись знатными татухами, заскучал, добрался до материка и попиздил в Петербург. Пешком.
Через два года добрался, такой был упоротый. Его тут же прозвали Американцем, арестовали, и запретили въезд в столицу. Но еще через три года началась война со шведами, Толстой попросился туда. На войне он совершил кучу подвигов, дрался абсолютно отмороженно, за это после победы его простили, снова приняли в Преображенский полк.
Там граф опять развернулся, и стал мочить народ во все стороны. Сначала наговорил хуйни про сестру одного сослуживца, был вызван на дуэль, мужественно офицера застрелил. Второго обжулил в карты, и тоже застрелил. Однажды друг Толстого поссорился с каким-то чуваком, вызвал его на поединок.
- Ишь ты, блядь, - закручинился Фёдор. - А вдруг товарища моего убьют?
Сам быстренько вызвал того чувака на дуэль, и грохнул.
- Вы, граф, нам так всех офицеров перегандошите, - сказали ему, и выгнали.
Но неугомонный Толстой в 1812 году отправился на Отечественную войну. Снова насовершал подвигов, был прощен, награжден, отправлен в отставку.
Потом уехал жить в Москву. Там он тоже кучу людей перекрошил, и добрался до Пушкина. Играли они однажды в карты, Фёдор передернул. Пушкин заметил, говорит:
- Да вы, сударь, жульничаете, как последний пидорас.
- Да, - отвечает Толстой. - Жульничаю, но замечать это не комильфо. Так что сами вы, сударь, пидорас нетактичный.
Назначили дуэль, но Пушкина сослали на Кавказ, потом дальше. Он, бедняга, всю ссылку тренировался, а еще писал на Толстого эпиграммы, обзывая его бабником и трехпиздоблядским мудопроёбом. Но Фёдор задумался:
- Это ж если я поэта убью, то меня все литераторы бояться будут. А потом, неудобно Дантеса славы лишать.
И с Пушкиным помирился. Даже посредничал при сватовстве к Гончаровой, и выебать ее не пытался. Вот как благородно себя повел.
Жил он весело: гулял, бухал, трахал баб, играл в карты, дрался на дуэлях. Перепортил всех аристократок Москвы, кроме Гончаровой. Но потом встретил цыганскую плясунью Авдотью Тугаеву, влюбился, стал с ней жить. Но жениться не хотел. Однажды он крупно проигрался в карты, попал в должники.
- Довыебывался, придется самого себя на дуэль вызвать, - сказал Толстой, и приготовил пистолет, чтоб застрелиться.
- Сколько бабла тебе надо? - спросила Авдотья.
- Да твое какое бабское дело? Найди себе лучше нового мужика, пока молодая.
- Так сколько? - настаивала цыганка.
- Блядь, помереть спокойно не дашь! Иди на хуй, сказал!
В итоге Авдотья все же вытащила из него цифру, попросила пять минут подождать, не стреляться, потом принесла бабло.
- Ты почку продала, что ли? - изумился Фёдор. - Или в "Азино три топора" выиграла?
- Да говно вопрос, - ответила Авдотья. - Ты ж как прибухнешь, так мне бабло даришь. Вот я сохранила.
Толстой прослезился, отменил дуэль с самим собой, заплатил долг и женился на цыганке. Она родила кучу детей.
Но дальше было невесело. Из двенадцати детей умерли одиннадцать. Странным образом это совпало с количеством убитых на дуэлях. Толстой сделал список своих жертв, после смерти очередного ребенка вычеркивал фамилию одного убитого, ставя рядом слово "квит". Так он вел расчеты с богом, веря, что тот наказывает его за дуэли. И действительно, двенадцатая дочь выжила.
Толстой сделался богобоязненным, молился, больше не играл и не гулял. Умер в 64 года, похоронен на Ваганьковском кладбище.
Сам он ничего не написал, зато о нем писали Пушкин, Грибоедов, Лев Толстой, Пикуль. А теперь еще и Удовиченко. )))
Такой вот русский отморозок.
© Диана Удовиченко
На картине неизвестного художника - Фёдор Толстой в юности. Кто бы мог подумать, такая невинная мордашка.