Каждому настоящему солдату положено два раза в год бросать боевую гранату.
Так, между делом. Рутинная, в общем-то, вещь, такая же, как караулы, наряды, учебные занятия и прочая повседневная жизнь.
В настоящей армии солдата допускают без обучения и "Рассказ-Показ-Тренировка" только к швабре и тряпке. Ну, штык-нож могут дать. Совсем без оружия ему, что ли дневальным на тумбочке стоять? Не положено.
Пришло однажды время по расписанию занятий, разработанных в штабе полка и утверждённому самим его командиром, индивидуально каждому бойцу полка, бросать эти самые гранаты на расстояние не менее двадцати пяти метров и затем идти в атаку с криком "Ура!" и нашему третьему батальону.
Руководить лично, на месте, на стрельбище этим, обычном для плана боевой подготовки событии, предписано было командиру батальона и начальнику службы различного вооружения полка.
Командир батальона, прочитав предписание, сверил его с расписанием занятий, дал команду присутствующим на совещании командирам рот, назначил вместо себя начальника штаба батальона, закурил беломорину, задумчиво посмотрел вдаль, разгладил рыжие пушистые прокуренные усы и ушёл в отпуск согласно полковому графику отпусков.
Неделю батальон бросал учебные гранаты. Каждый день после обеда. С четверга с настоящими запалами. "Подбежал к рубежу, присел, автомат в левую руку, достань гранату, выверни пробку, достань запал, вверни запал, разогни усики, выдерни кольцо, бросай! Слышишь хлопок: Ура и в атаку!!! Пять метром пробежал. Назад! Следующий!!!"
Левши были выявлены сразу и переведены на левый фланг. Они гранаты бросали не так, как все нормальные люди, под них нужно было подстраиваться. Далеко они правой рукой не бросали. Мыть полы и писать на политзанятиях другой рукой - это всем индифферентно, в лучшем случае, - просто интересно. На стрельбах их не заметили, так как с курса молодого бойца всех приучили стрелять одинаково, с правого плеча, оперируя всем правой рукой.
В субботу первая часть батальона, которая не была на службе, посмотрела в клубе фильм "Взятие Берлина" на узбекском языке. В этом случае Политуправление попало в точку, даже перестаралось. Нарушений устава в это время просто быть не могло!
В воскресенье его смотрела вторая часть батальона, включая всех свободных первой части и всех офицеров. Входит Гитлер в бункер, все вскакивают, вскидывают руки и кто-то кричит дурным голосом: "Салам Алейкум!!!", Гитлер в ответ вяло машет ручкой: "Ва, Алейкум ас Салам..." Дальше пять минут в клубе хохот до падания с кресел. При этом также веселятся и узбеки.
В понедельник батальон погрузился на машины и поехал, наконец, бросать во врага настоящие гранаты. Первая часть удачно их отбросала, всего с одной потерей. Продуло насквозь ИО командира батальона, начальника штаба батальона, Мехтила Мехтиевича. Утром, в семь утра, во вторник он, слабо шевелясь на своём стуле в кабинете, разбрасывая вокруг себя бациллы, просипел ротным, что всю власть, включая батальонный штамп, завещает мне.
Комбат со своей женой, сыновьями, собакой и рыжими прокуренными усами уже был в Анапе (это далеко, не вызовешь). Позвонили командиру полка. Тот сказал, что бы трубку взял я. Я взял. Он сказал, что я теперь комбат и добавил: "Смотри мне там!!!" Я посмотрел на ротных, младший из которых был старше меня на пять лет. В должности я был второй месяц. Если бы меня перевели не из штаба нашего полка, где я прошёл хорошую школу, а из другого, то мне пришлось бы туговато. Старший по возрасту из ротных, Митрич, дядька сорока пяти лет, пробасил: "Да не переживай, Михал Натолич, всё будет хорошо! Поехали, мужики, гранаты докидаем!"
Все встали и вышли. Я пожал руку умирающему Мехтилу Мехтиевичу и пошёл надевать ватный бушлат с карманами и портупею с кобурой.
Построились-проверились-погрузились-двинулись. Приехали-выгрузились-построились. Старший всего мероприятия, начальник группы боевой подготовки полка, статный черноусый майор с огромными ладонями, удивился, меня увидев, однако, принял мой доклад, посмотрел, что ротные все на месте и ушёл пить чай на пульт управления огнём.
С его подачи не принято было в полку на стрельбище офицерам носить перчатки. К полевой форме были положены коричневые вязанные бесформенные, имевшие нормальный вид только при первой носке (зато натуральные и тёплые!), кожаные командир полка носить разрешал только в строю. Да и жалко их на стрельбище использовать, поскольку покупались за свой счёт.
Распределились по трём учебным точкам, учимся бросать - бросаем - просто бегаем на изготовку. Пошли бросать.
У пункта боепитания уже ждал целый начальник службы вооружения полка Саня Мотузко, мой ровесник, тоже целый старший лейтенант. В окошко с интересом выглянуло красное лицо его старшего техника, старшего же прапорщика, Петровича. Лицо было как раз в размер окошка.
Начали бросать. Отбросала первая рота, включая её левшей. Потом вторая. Настала очередь третьей.
Мы с Саней уже изрядно продрогли на лихом весеннем стрельбищенском ветру. К тому же мы, согласно полкой моде, оба были в фуражках (вне строя офицер имел право носить фуражку, хоть зимой, в минус сорок пять) и без перчаток. Руки засунули в карманы бушлатов.
Рутина. Конвейер. "Получил гранату. Убрал в подсумок. Подбежал к рубежу, присел, автомат в левую руку, достань гранату, выверни пробку, достань запал, вверни запал, разогни усики, выдерни кольцо, бросай! Слышишь хлопок: Ура и в атаку!!! Пять метром пробежал. Назад! Следующий!!!"
Так и было до первого из братьев-близнецов Бобомуратовых. Эту фамилию я буду помнить до конца жизни. Отличные бойцы до этого случая и вообще образцовые после него. Кроме того они были рыжие. Видели вы рыжего узбека? А я видел. Двух. Мама на фото чёрная, отец в тюбетейке и халате - светлый, хоть и видно, что узбек.
Бежит с пригорка, на котором стоит в две шеренги рота, путаясь в полах шинели, первый Бобомуратов. Получил гранату и запал, уложил в подсумок. Далее всё по процедуре: "Подбежал к рубежу, присел, автомат в левую руку, достань гранату, выверни пробку, достань запал, вверни запал, разогни усики, выдерни кольцо, бросай!"
После команды "Бросай!" боец перекладывает гранату из правой руки в левую, отлетает рычаг запала и мы дружно втроём смотрим как дымится этот самый запал.
Никогда до этого не думал, что четыре секунды это так много. Я успел вспомнить дедушку с бабушкой, папу с мамой, молодую жену, а также почему-то, то как мало в этой жизни у меня было женщин. Пару раз потом чуть не убивали, но эта мысль пришла только тогда.
Руки в карманах, пальцы растопырились, достать не могу. Первым включился Саня, тоже руки в карманах. Сапогом выбил гранату. Я, наконец, достал свои руки, схватил дурака за воротник шинели и мы все трое упали в грязь. Последняя мысль: "Только бы не в задницу!!! А то потом будут говорить: "Замполит в жопу раненный!"
Бумкнуло. Полежали чуток. Я пощупал свой зад. Встали. Пощупал бойца. Целый и мой зад и боец, слава, Богу! Саня встал тоже целый. В ушах я тогда первый раз услышал только комариный писк, других звуков не было минут пять.
Саня надел набекрень слетевшую полевую фуражку, достал пачку "Примы" трясущимися руками достал сигарету, протянул пачку мне. Мы долго пытались закурить. Первый и последний раз в жизни, когда я с удовольствием выкурил сигарету до конца, пока пальцы не обожгло.
Успокоились. Отправили бойца в строй. Ушёл пошатываясь. Надо процесс заканчивать. Старший на рубеже Саня.
Я:
- ну?!!
- хрена "Ну?!!" давай добрасывать, что я командиру полка докладывать должен буду?!!
За всем этим заворожённо с пригорка наблюдает рота.
Одёрнул я амуницию, отряхнулся, поправил фуражку, поправил портупею, сумку полевую сдвинул туда, куда осколки не попали и скомандовал: "Следующий!"
Побежал, путаясь в полах шинели второй рыжий Бобомуратов...
Мультик про украинского удивлённого в лесу волка вышел гораздо позже. Тут два варианта. Либо Саня Мотузко это кому-то на родине своей рассказал, либо это просто совпадение. Но Саня именно с этим выражением лица и с той же интонацией выдал именно эту фразу.
Дальше Саша сорвался. Куда, каким способом и со всеми подробностями в пути я должен идти от него и его беременной жены... Как он меня любит и уважает меня, командиров рот и каждого бойца индивидуально...
Развернул я бойца. Пошли мы на пункт боепитания, где уже было нарезано сало на чёрном хлебушке и налито по пол кружке спирта.
Оставшиеся гранаты мы вдвоём и перекидали.
Командование полка об этом случае так и не узнало. Не было же ЧП...