Когда «мсье» был страшен как смерть! Брутальная подноготная французов

Что такое типичный француз? Наверное, это "умение жить красиво", утренний кофе, круассаны, вино на завтрак, обед и ужин, всякие "муленружи", безделье, прожигание жизни, и бесконечная охота на женщин с нашептыванием чего-то чрезвычайно куртуазного. Одним словом, сплошной "тужюр, лямур, мюр-мюр".                                    





Боже мой, сейчас даже спортом за французов занимаются негры! Но это сейчас французы стали такими разгильдяями. А ведь было время!
Время действительно было порой такое, что французы могли считаться одной из самых брутальных наций Европы. Перечислять все эти периоды бессмысленно, и остановлюсь на одном, который начался где-то в конце XVIII века.
В эту пору французские города изрядно наполнились хлынувшими туда выходцами из глубинки, что, как обычно, привело к избытку люмпенов, энергии у которых было много, работы - мало, а ума - и того меньше.
Сочетание этих трех факторов имеет свойство прямо посреди темных, как "шедевр Малевича", улочек рождать дивные формы пролетарского бытия.
Именно это и случилось: пролетарии вместо того, чтобы выплеснуть праведный гнев на эксплуататоров, решили излить его друг на друга. Стали организовываться поединки на кулаках, кастетах, ножах... и ботинках.    


Именно так: на ботинках! Последние были больше похожими по "консистенции" на кирзачи или берцы и по сравнению с ними кулаки не шли ни в какое сравнение.
Так постепенно акцент в противостоянии стал смещаться в сторону ударов ногами в тяжелой и жесткой обуви. Причем, поскольку задачей было как можно сильнее изувечить другого пролетария, бойцы старались подбирать наиболее жесткую обувку, которая мало того, что была вся плотно подбита гвоздями, так ещё и имела подошву, которая ощутимо выступала за край. Проще говоря, неимущие гопники стали заказывать обувь, которая была настоящим оружием убийства.
Униженные и оскорбленные настолько вошли во вкус, что слухи о новой моде стали шириться, и о новомодной форме выяснения отношений вскоре знали уже практически все.
Названо же сие непотребство было очень просто - "старый башмак", что на языке Дидро, Монтескье, Мопассана и некоторых других мастеров народных единоборств звучит как "сават".
В скором времени саватом занялись даже относительно благополучные, хотя и не слишком "вумные" слои общества, например, моряки.
Калечить друг друга они все же не хотели, поэтому сменили оригинальную обувную жуть на диаметрально противоположную - очень мягкую. И били они не в полную силу. Такая версия савата была названа "мягкий тапок", что на картаво-куртуазном звучит как "шоссон".
Впрочем, не стоит думать, что морячки были гуманистами. На самом деле они берегли только друг друга и отдавали себе отчет в том, что одновременно совершенствовать мастерство и калечить друг друга не получится.
Когда же корабль, полный мастеров шоссона, причаливал к очередному порту, французские коллеги морячка Папайя демонстрировали, что тоже не лыком шиты.
Мягкие тапочки летели к чертовой матери, а в скором времени в аналогичном направлении летели зубы посетителей злачных мест, в которые мореходы предпочитали являться исключительно в "железных башмаках".
Наряду с "приличными" моряками, саватом заинтересовалась и неприличная городская гопота, которая сразу же нашла савату практическое и прибыльное применение, заодно обогатив это искусство упоительными затаптываниями и вдохновенными забиваниями дубинками и ножами.
К месту подоспела и Французская революция, в горниле Свободы по-Братски Уравнявшая всё и всех. Дворяне были опущены до статуса шпаны, а шпана стала косить под дворян устраивая дуэли на ботинках.    


При этом заранее оговаривалось, будут драться до первой крови, первой смерти или же до какого-то промежуточного варианта. Другие правила фактически отсутствовали и разрешалось делать все, в т. ч. использовать все, что под руку попадется.
Когда же революционные громы поутихли, и те дворяне, которые смылись из этой дивной страны, не дожидаясь знакомства с гильотиной, вернулись домой.
Вероятно, выйдя однажды погулять при Луне, кто-то из высокородных возвращенцев тут же получил ботинком в зубы, был лишен кошелька, коронок и достоинства, и с мыслью "Как упоительны в Париже вечера", рухнул в трепетные объятия лежащего на обочине мусора.
Подобные случаи единичными не были, и вскоре уже зажиточные господа сами стали упражняться в этом искусстве, ибо родина в лице люмпен-пролетариата показала им оскал не матери, но мачехи.
В начале XIX века уже начались попытки придать мордобою облик спорта. Стали вводить правила, запрещающие всякие неприличности, типа выдавливать глазки, откусывать ушки, ну и прочее в таком же людоедском духе.
А спустя некоторое время почти окончательно "ушедший в ноги" сават был обогащен боксерской техникой, ибо без упомянутых выше зверств и использования подручных средств, стала заметна нехватка боксерской техники.
Уже во второй половине XIX столетия французские власти решили, что населению и савата с головой хватит, и запретили носить на улице оружие, отняв у местных д'Артаньянов их шпаги.
Савату это пошло только на пользу, ибо как раз в ту пору почти каждый двуногий, включая юных дев, предпочитал перемещаться в пространстве словно дряхлый дед - с тростью. Вот трость-то и заменила шпагу.
Технику фехтования лишь немного подкорректировали, трости несколько укрепили, и бандитам, которые плевать хотели на запреты, пришлось не слишком сладко. Вскоре фехтование тростью тоже вольется в сават под названием "каном", что примерно так и переводится "бой на тростях".
К слову, соревнования по оному проводятся и сегодня. Оно и неудивительно, ибо насколько ботинок перевешивал кулак, настолько же дубинка была страшнее ботинок и кулаков вместе взятых.
Так продолжалось до ХХ века. Но в его начале в преступной среде стало все больше шириться короткоствольное оружие, против которого сават был малоэффективен. К тому же трости почти полностью ушли в прошлое, а там случились и две Мировые войны, выкосившие большую часть маститых саватье.
Сават был возрожден только во второй половине столетия, причем теперь это уже объяснялось не массовым интересом, а титаническими усилиями энтузиастов, популяризировавших этот теперь уже вид не драки, но спорта.
Вскоре начали проводить все более крупные соревнования, а затем саватье стали встречаться и с представителями других единоборств. Надо сказать, что показали себя они совсем недурно.
Стоит отметить, что назвать сават тем же кикбоксингом только в берцах никак нельзя. В савате совсем другая техника, заточенная под ботинки (хотя и не использующиеся в подготовке и соревнованиях, но имеющиеся в виду).
К тому же саватье стараются держать противника на дистанции, с которой он не смог бы дотянуться ни рукой, ни ножом, ни кастетом (память об этих реалиях уличных драк сохранилась и сейчас), но с которой его можно было бы избивать ногами.
Боже мой, сейчас даже спортом за французов занимаются негры! Но это сейчас французы стали такими разгильдяями. А ведь было время!
Время действительно было порой такое, что французы могли считаться одной из самых брутальных наций Европы. Перечислять все эти периоды бессмысленно, и остановлюсь на одном, который начался где-то в конце XVIII века.
В эту пору французские города изрядно наполнились хлынувшими туда выходцами из глубинки, что, как обычно, привело к избытку люмпенов, энергии у которых было много, работы - мало, а ума - и того меньше.
Сочетание этих трех факторов имеет свойство прямо посреди темных, как "шедевр Малевича", улочек рождать дивные формы пролетарского бытия.
Именно это и случилось: пролетарии вместо того, чтобы выплеснуть праведный гнев на эксплуататоров, решили излить его друг на друга. Стали организовываться поединки на кулаках, кастетах, ножах... и ботинках.    
Именно так: на ботинках! Последние были больше похожими по "консистенции" на кирзачи или берцы и по сравнению с ними кулаки не шли ни в какое сравнение.
Так постепенно акцент в противостоянии стал смещаться в сторону ударов ногами в тяжелой и жесткой обуви. Причем, поскольку задачей было как можно сильнее изувечить другого пролетария, бойцы старались подбирать наиболее жесткую обувку, которая мало того, что была вся плотно подбита гвоздями, так ещё и имела подошву, которая ощутимо выступала за край. Проще говоря, неимущие гопники стали заказывать обувь, которая была настоящим оружием убийства.
Униженные и оскорбленные настолько вошли во вкус, что слухи о новой моде стали шириться, и о новомодной форме выяснения отношений вскоре знали уже практически все.
Названо же сие непотребство было очень просто - "старый башмак", что на языке Дидро, Монтескье, Мопассана и некоторых других мастеров народных единоборств звучит как "сават".
В скором времени саватом занялись даже относительно благополучные, хотя и не слишком "вумные" слои общества, например, моряки.
Калечить друг друга они все же не хотели, поэтому сменили оригинальную обувную жуть на диаметрально противоположную - очень мягкую. И били они не в полную силу. Такая версия савата была названа "мягкий тапок", что на картаво-куртуазном звучит как "шоссон".
Впрочем, не стоит думать, что морячки были гуманистами. На самом деле они берегли только друг друга и отдавали себе отчет в том, что одновременно совершенствовать мастерство и калечить друг друга не получится.
Когда же корабль, полный мастеров шоссона, причаливал к очередному порту, французские коллеги морячка Папайя демонстрировали, что тоже не лыком шиты.
Мягкие тапочки летели к чертовой матери, а в скором времени в аналогичном направлении летели зубы посетителей злачных мест, в которые мореходы предпочитали являться исключительно в "железных башмаках".
Наряду с "приличными" моряками, саватом заинтересовалась и неприличная городская гопота, которая сразу же нашла савату практическое и прибыльное применение, заодно обогатив это искусство упоительными затаптываниями и вдохновенными забиваниями дубинками и ножами.
К месту подоспела и Французская революция, в горниле Свободы по-Братски Уравнявшая всё и всех. Дворяне были опущены до статуса шпаны, а шпана стала косить под дворян устраивая дуэли на ботинках.    
При этом заранее оговаривалось, будут драться до первой крови, первой смерти или же до какого-то промежуточного варианта. Другие правила фактически отсутствовали и разрешалось делать все, в т. ч. использовать все, что под руку попадется.
Когда же революционные громы поутихли, и те дворяне, которые смылись из этой дивной страны, не дожидаясь знакомства с гильотиной, вернулись домой.
Вероятно, выйдя однажды погулять при Луне, кто-то из высокородных возвращенцев тут же получил ботинком в зубы, был лишен кошелька, коронок и достоинства, и с мыслью "Как упоительны в Париже вечера", рухнул в трепетные объятия лежащего на обочине мусора.
Подобные случаи единичными не были, и вскоре уже зажиточные господа сами стали упражняться в этом искусстве, ибо родина в лице люмпен-пролетариата показала им оскал не матери, но мачехи.
В начале XIX века уже начались попытки придать мордобою облик спорта. Стали вводить правила, запрещающие всякие неприличности, типа выдавливать глазки, откусывать ушки, ну и прочее в таком же людоедском духе.
А спустя некоторое время почти окончательно "ушедший в ноги" сават был обогащен боксерской техникой, ибо без упомянутых выше зверств и использования подручных средств, стала заметна нехватка боксерской техники.
Уже во второй половине XIX столетия французские власти решили, что населению и савата с головой хватит, и запретили носить на улице оружие, отняв у местных д'Артаньянов их шпаги.
Савату это пошло только на пользу, ибо как раз в ту пору почти каждый двуногий, включая юных дев, предпочитал перемещаться в пространстве словно дряхлый дед - с тростью. Вот трость-то и заменила шпагу.
Технику фехтования лишь немного подкорректировали, трости несколько укрепили, и бандитам, которые плевать хотели на запреты, пришлось не слишком сладко. Вскоре фехтование тростью тоже вольется в сават под названием "каном", что примерно так и переводится "бой на тростях".
К слову, соревнования по оному проводятся и сегодня. Оно и неудивительно, ибо насколько ботинок перевешивал кулак, настолько же дубинка была страшнее ботинок и кулаков вместе взятых.
Так продолжалось до ХХ века. Но в его начале в преступной среде стало все больше шириться короткоствольное оружие, против которого сават был малоэффективен. К тому же трости почти полностью ушли в прошлое, а там случились и две Мировые войны, выкосившие большую часть маститых саватье.
Сават был возрожден только во второй половине столетия, причем теперь это уже объяснялось не массовым интересом, а титаническими усилиями энтузиастов, популяризировавших этот теперь уже вид не драки, но спорта.
Вскоре начали проводить все более крупные соревнования, а затем саватье стали встречаться и с представителями других единоборств. Надо сказать, что показали себя они совсем недурно.
Стоит отметить, что назвать сават тем же кикбоксингом только в берцах никак нельзя. В савате совсем другая техника, заточенная под ботинки (хотя и не использующиеся в подготовке и соревнованиях, но имеющиеся в виду).
К тому же саватье стараются держать противника на дистанции, с которой он не смог бы дотянуться ни рукой, ни ножом, ни кастетом (память об этих реалиях уличных драк сохранилась и сейчас), но с которой его можно было бы избивать ногами.