Бордель

- Вэй! Вэй? Дао лэ!
И не заметил, как закемарил.
Таксист потыкал пальцев в боковое стекло.
- Женьмин гуан чан!
По-ночному экономно освещённые здания. Чуть поодаль, за чернотой парка, рубиновым тюльпаном переливалась в ночном небе крыша небоскрёба.
Протёр глаза и расплатился, силясь понять, зачем приехал в самый центр, на Народную площадь.
"Ладно, будем считать, поход по местам боевой славы..."
Вылез из машины.
После душно-жаркого салона "фольксвагена" на площади было ощутимо холодно. Огляделся. Мрачно, стыло и безлюдно - лишь недлинная вереница свободных такси тянулась от подземного перехода до еще не закрытого, но уже пустого "Старбакса". Водилы прятались от ветра и холода внутри своих "сантан", дремали - сквозь стёкла виднелись их скрюченные фигурки.
Ну, здравствуй, город.
Здравствуй!
Ничего не меняется у них, - подумал, сворачивая на знакомую улицу.
Центр, Нанкинлу, пятница, вечер - и почти тьма, пустота. Хотя гулять в такую погоду мало дураков. Разве что - я.
К редкой ночной добыче тут же потянулись из закутков бесформенные шаркающие фигуры. Обмотанные тряпьем старухи профессионально окружили, дёрнули за рукав. Самая бойкая уцепилась за край куртки, принялась совать мне в лицо тонкие блестящие свёртки - букетики чахлых, побитых холодом цветов.
- Хэло-хэло-хэло!
Поразительно быстрая жестикуляция... Машут букетами в доказательство их красоты. Тычут себе в рот и живот - намекают на голод. Потирают сложенными в щепотки пальцами, требуя раскошелиться. Разводят руки в стороны и вверх, как в детской игре "Каравай" - восхищаются моими габаритами.
- Гунь! Гунь, гунь! - сделал страшное лицо и попробавал вырваться из окружения. - Цзена, цзена!
Ни мимика моя, ни ругань - старух не впечатлили. Сжали кольцо плотнее и загалдели настойчивей. Из под толстых платков выглядывали тёмные морщинистые лица - будто кто-то вырезал из коры жалостливые маски. Аккуратно, но непреклонно, я разметал вражьи ряды.
Старухи, не признав поражения, резво преследовали меня по улице. Самая хваткая и бойкая так и не выпустила мой рукав. Убегать смысла не было - впереди заметил ещё пару, с букетами наизготовку.
- Ладно, давай свои цветы, - вытащил из кармана потрёпанную купюру. - Пять юаней, окей?
Старуха гневно затараторила, требуя двадцатку. Пожал плечами и сделал вид, что убираю деньги.
- Окэ-окэ-окэ-окэ! - закаркала, выхватила синюю бумажку, всучила самый мятый кулёк с двумя мелкими розами. Тут же извлекла откуда-то пластиковый стакан для пива и затрясла им, требуя подаяния. Бабки лихо совмещали бизнес с попрошайничеством. Купленный букет, которым я планировал отмахиваться от остальных, ничего не значил. Насыпал ей в стакан горсть дзяо, в награду за настойчивость.
Лишь за пустынным перекрёстком цветочницы отвязались - там заканчивалась из зона влияния.
Зато с каменной скамейки возле закрытого киоска поднялись две фигурки в белых пуховых курточках.
- Привет!
Даже если они почти окочурились на холодном ветру, улыбки у таких девчат всегда выходят искренними и тёплыми.
- Привет! - остановился. - Хотите цветы?
Протянул им шуршащий свёрток.
Рассмеялись тихо:
- Нет, спасибо. Ты откуда? Гуляешь тут? Холодно. Мы знаем одно тёплое местечко. Тут рядом совсем.
По-английски говорила одна, круглолицая, с каре до плеч. Вторая, в красном вязаном берете, молчаливо кивала.
- Музыка, напитки. Весело! Пошли, тут близко! - заглянула в глаза, улыбаясь замерзшими губами.
- Девчонки, мне вас жаль. Но я - нищий лаовай. И совсем не люблю веселья. Люблю холод и мрак. Поэтому - бай-бай!
Оставив несчастных консуматорш на ветру, сунул букет в карман куртки и зашагал прочь, в сторону набережной.


Набережная оказалась закрытой. Прямо за полуразобранной дорогой тянулась сплошная бетонная стена. Сквозь шум ветра из-за стены доносился гул большой стройки - отбойные молотки, рык мощных двигателей и какой-то грохот, будто трясли в железной бочке булыжники. Жёлто-белые лучи прожекторов тонули в дыму и пыли. Их свет не позволил мне разглядеть небоскрёбы на той стороне реки - виднелись лишь красные огоньки спящей телебашни.
Ветер здесь дул сильнее.
Я поёжился, накинул капюшон и направился вдоль стены в сторону российского консульства.


Необычный для Шанхая квартальчик больше походил на типичный "чайна-таун" где-нибудь в Штатах. Притихла в сыром мраке узкая улочка с кучей ресторанов - во всех уже погасили свет в поздний час. Возле закрытых дверей разинули пасти бетонные львы. Серебристые драконы обвили огромные вазы у входов в сувенирные магазины. Вертикальные вывески свешивались повсюду, скрывая темную полосу неба. Работала лишь мусульманская забегаловка - в пустом зале за дальним столиком несколько совершенно разбойного вида человек смотрели телевизор. По соседству с лапшевней светилась витрина табачного магазинчика - яркие пачки были разложены на белых полках, будто ювелирные изделия. Продавец дремал, положив голову на кассовый аппарат.
В раздумье, не подкрепиться ли острой лапшой, я огляделся. Заметил слабый розовый свет неподалеку,
Подошёл ближе.
За витринным стеклом салона - пижамки, кружева, голые плечи и ноги.
Девчонки оживились, с любопытством уставились. Помахали призывно ладошками. Та, что сидела ближе всех к дверям, легко вскочила с дивана, подбежала на каблучках к дверям, приоткрыла, выглянула, ёжась от холода:
- Хэллоу? Массаджа?
Голубой полупрозрачный пеньюар, короткий и с открытыми плечами - вот и вся её одежда была.
- Кам-кам, гуда-гуда! - массажистка энергично закивала, приглашая. Подумав, добавила, хихикая и прикрывая рот: - Секса, гуда!
Выскочила на ветер, уцепилась пальцами в серебряных кольцах за мою куртку, потянула ко входу.
Волнистые волосы, яркие губы, густо подведенные глаза. Лет двадцать, может, чуть больше. Всё же это лучше недавно хватавших меня за одежду старух.
Мысленно махнул рукой и послушно вошел в жаркий салон, скинув капюшон и на ходу расстёгивая куртку.
За конторкой, под невнятной абстрактной картинкой, скучал хмурый пожилой дядька.
- Сто юаней! - назидательно поднял дядька коричневый палец, изображая одну сотню.
Я удивился:
- Всего?
Дядька покрутил пальцем, словно ковыряя в носу невидимого собеседника:
- За массаж - сто юаней. Остальное сами договоритесь.
Девчонка уже плотно прижималась ко мне, смешливо заглядывала в лицо. Пальцы ее скользнули под мою куртку, пробежались по груди и животу, мимолётом огладили ширинку на джинсах и тут же взлетели к шее, изображая массаж.
- Высокий! - радостно сообщила публике "массажистка". - Лаоваи всегда высокие!
Девицы с дивана кивнули. Дядька за конторкой хмыкнул, проворчал что-то по-шанхайски.
- Трудно достать, неудобно, надо прилечь! - подмигнула накрашенным глазом девчонка, почти повиснув у меня на шее.
Протянул менеджеру сотню. Пошёл за девчонкой по узкой - они почему-то всегда в этих заведениях такие - лестнице на второй этаж. Обтянутый шифоном маленький зад покачивался в паре сантиметров от моего лица.
Второй этаж делился невысокими перегородками на тесные кубрики. Тускло светила синеватая лампа. Было намного холоднее, чем внизу. Дощатый пол поскрипывал под моими ногами. Глухо постукивали каблуки девчонки.
- Сюда! - показала она, распахнув фанерную дверцу.
Знакомый интерьер. Топчан с парой серых подушек и обтянутый кожзамом пуфик в углу. Обогреватель-ветродуй под потолком. Девчонка вскочила на пуфик, потянулась к кнопкам. Пеньюар задрался, открыв чёрные кружевные трусики.
- Как тебя зовут? - спросил я, вешая куртку на гвоздь в стенке.
- Ты говоришь по-китайски? - спрыгнула, оглянулась на ветродуй - тот мерно гудел, разгорались алые спирали.
- Немного, - я улёгся на кушетку, и погладил девчонку по холодному колену. - Замёрзла?
- Привыкла, - пожала плечами. - Сейчас нагреется. Массаж хочешь?
- Ты не сказала, как тебя зовут, - напомнил ей.
- Сяо Юй. А тебя?
- Мао Цзэдун.
- Да ладно! - рассмеялась, махнув рукой. - Американец?
- Нет. Не люблю их.
- Почему? - придвинула ногой пуфик, устроилась, принялась разминать моё плечо.
- Не знаю... Они - дураки. Все лаоваи - дураки.
Засмеялась и легким движением неожиданно хлопнула меня по плечу, будто мы знакомы с ней много лет:
- Ты же сам лаовай!
- Я не лаовай. Я вайгожень.
- Это одно и то же.
Спрашивать, кем она себя считает - массажисткой или "курочкой", не стал. Вдруг обидится.
- Давно в Шанхае? - положив мою руку себе на бедро, она начала пощипывать подушечки пальцев.
- Сегодня утром прилетел. А ты?
- Второй год. Я из Шандуна. Цюйфу, такой город.
- Знаю.
- Знаешь? - сильно встряхнула моей кистью, что-то даже щёлкнуло. - Откуда?
- Родина Конфуция, как же не знать.
С достоинством кивнула:
- Был у нас?
- Нет. Но, наверное, съезжу.
- Нечего там делать. Скука. Работы нет.
- А тут?
- Тут - Шанхай. Тут всё есть. Ты чем занимаешься?
- Студент.
- Кем хочешь быть?
Я задумался.
- Не знаю... Писателем, наверное.
- О чём будешь писать? - ловко перебралась через меня, перегнулась, коснувшись грудью моего живота, подхватила пуфик и уселась с другой стороны. Взялась за мое левое плечо.
- Не знаю. О тебе напишу, хочешь?
- Что обо мне писать?
- Тебе сколько лет?
Склонила набок голову:
- А ты угадай!
- Хм... Двадцать?
Рассмеялась:
- Ну какой ты будешь писатель! Ничего не знаешь! Мне двадцать три!
- Это одно и то же, - ответил её тоном, как про лаоваев.
Удивилась и несогласно тряхнула головой.
- Слушай, я свитер сниму, а то жарко, - приподнялся на локте.
- Погоди, - пальцы ее остановились. - У тебя что под ним?
- Футболка... - ответил с недоумением.
Оттянула край моего свитера. Взглянула, убедилась.
- Тогда можно.
- А что, кхм... Разве у вас... это... ну, в общем, делать... нельзя разве?
- Мэйка лаве? - переспросила она на своём английском, и почему-то полушёпотом. - Почему нельзя? Можно.
- Но только в одежде?
- Как хочешь.
- Тогда не понимаю...
Терпеливо объяснила:
- Массаж нельзя без одежды. Любовь - можно.
"Тонкости сервиса" - подумал, стягивая через голову свитер.
- Хочешь? - улыбнулась и ухватила меня за бедро, крепко сжала, массируя.
- Что?
- Мэйка лаве, хочешь?
- Сколько?
Отцепилась от моей ноги, пошевелила в воздухе пятью пальчиками.
"Сотня хмырю за конторкой, пятьсот ей... Не, дорого!"
- Я бедный студент. Давай тогда просто массаж сделай.
- Окэ. Четыреста?
Положила на меня ладонь. Погладила, легонько сжала. Хитро улыбнулась, ощущая мою реакцию под своей рукой:
Знакомый приём.
- Триста, - сделав непреклонный взгляд, сказал я.
- Будь щедрее!
Ловко вжикнула молнией, сунула руку внутрь.
- Ну хорошо. Триста пятьдесят, больше никак - на такси оставить надо.
- Окэ. Пойдём! - застегнула мне джинсы и протянула свитер.
- Разве не тут?
- Нет, конечно. Тут нельзя, тут массаж.
- А куда идти?
- Третий этаж. Там хорошо!
Пока я возился со свитером и курткой, снова взобралась, на этот раз на кушетку - выключить ветродуй.
"Экономика должна быть экономной" - подумал я одобрительно.
Неожиданно для себя подхватил её за бёдра. Она негромко взвизгнула, уперлась ладонями в мои плечи. Снял ее с кушетки и опустил вниз.
- Большой и сильный! - хлопнула меня по груди. - Пошли!
Снова узкая лестница, передо мной - голые ноги и маленький зад.
Третий этаж оказался коротким коридором с несколькими дверьми.
Девчонка завела меня в комнатку без окон, чуть больше массажной. Почти всё место занимала низкая тахта с цветным одеялом поверху. Тут было тепло и немного душно. Сяо Юй взяла у меня куртку, повесила на рогатую вешалку в углу. Скинула туфли и забралась на тахту. Стоя на коленях, равнодушно приспустила пеньюар и завела руки за спину, расстегивая лифчик.
- Подожди, - шагнул к ней. - Хочу раздеть тебя сам.
Поднялась на тахте - теперь мы были одного роста.
Обнял, вдохнув запах - чужой, чуть терпкий. Поцеловал ключицу, шею.
Расстегнул бюстгальтер. Она ухватилась за трусики.
- Я сам, - отвел её руки.
Повела плечами, переступила ногами, освобождаясь от упавшей одежды.
Тонкая, голенастая. Узкобёдрая - талия едва различима. Смуглый впалый живот. Маленькая грудь - как перевернутые пиалки для риса. Тело девочки-подростка и будто чужое ему, взрослое от макияжа лицо.
Я скинул свитер и футболку. С удивлением отметил, что дрожу - не от холода, в комнате было даже жарко. От волнения.
Евка не раз пыталась выспросить меня о местных девушках - какие они, чем отличаются. Что я мог ей рассказать... Ничего. Такого не передать словами. Нужно просто быть рядом. Вдыхать, осязать, обладать. Евка обижалась и не понимала. Как-то раз даже предложила, полушутя, купить ей восточное платье и собралась накраситься под азиатку. Я не смог объяснить ей, что дело не во внешности. В чём-то другом. Но в чём - я не знал и сам.
Сяо Юй снова опустилась на колени, задрала край моего свитера, стала расстёгивать ремень.
Потянула меня на тахту, уложила на спину. Юркнула куда-то в сторону. Я увидел в её руках пакет влажных салфеток. Быстрыми движениями она протерла свои подмышки и промежность. Достала новую салфетку, хихикнула и, сев на пятки возле меня, склонилась, будто заботливая мать над ребенком. Я шумно вздохнул от осторожных, но уверенных касаний холодной влаги. Запустил руку в волосы девушки - они оказались слегка жесткими от лака. Снова вздохнул, ощутив теплоту и движения её языка.
- Подожди, подожди, - с трудом прервал её занятие.
Она повернула голову, откинула волосы.
- Не нравится? - улыбнулась почти виновато.
Я силился вспомнить нужное слово.
- Нет, нет, всё хорошо. Даже очень. Но у тебя есть... а то у меня нету... забыл, как это?
Жестом я изобразил надевание презерватива.
- А, таоцзы? "Кепка"?
- Да, точно - "кепка"!
- Ты хочешь?
- Хм... Так надо.
- Хорошо. Просто без - приятнее.
"И наверняка - дороже. Что тут сейчас, что у врача потом".
Но этого говорить не стал.
Под тахтой, наверное, был у неё целый склад - ступив одной ногой на пол, Сяо Юй нагнулась и достала оттуда красный прямоугольник.
- Умею надевать ртом! - похвасталась, надкусывая белыми зубами краешек упаковки.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся ей.
- Только ты об этом не пиши, когда писателем станешь, - поднесла "кепку" к губам.
- Почему?
- Ну как "почему"! - взмахнула накладными ресницами. - А вдруг кто прочитает и узнает меня! Так нельзя.
Склонилась надо мной.
- Вау! - прошептал я на манер нелюбимых мной американцев. - Вау...
Погладил её волосы, гибкую спину, поджатую под себя ногу, подсунул пальцы под бёдра, проникая во влажное тепло её тела. Оторвав от себя, уложил на спину и навис над ней, опираясь на руки. Она поджала ноги, затем высоко вскинула их, обхватила меня голенями за шею. Громко ахнула, едва я вошёл в неё, задышала, ухватилась за подушку под головой, сжала её уголки.
- Йес-йес-йес-йес... - зашептала в такт моим толчкам, запрокидывая голову.
Меняя ритм, вжимался всё плотнее, разглядывая Сяо Юй - когда я входил особенно глубоко, дыхание её прерывалось, рот беззвучно раскрывался и рябью по лицу пробегала гримаса - удовольствие это было, или боль, я не мог понять. С меня капал пот, тело и лицо Сяо Юй блестело... Она задышала чаще, с подвизгом и почти всхлипываниями. Скинула с моих плеч ноги, вцепилась пальцами в спину. Не в силах больше сдерживаться, я вжался в неё в последний раз, содрогнулся, на мгновение оглох и ослеп, упал на локти, по телу пробежала, затихая, крупная дрожь. Услышал свой хрип, спиной почувствовал поглаживания ладоней Сяо Юй. Опустошенным и обмякшим телом придавил её, будто земляной холм - простенький гробик, и замер.
Природа не терпит путоты, и лежа на проститутке, я горько познавал этот закон. Приятная истома исчезала, заполнялась разочарованием, усталостью и брезгливостью. Несвежая наволочка у самых глаз, слипшаяся прядь волос возле губ... Излишек пудры и крошки туши на неестественно белом лице. Уже не терпко-сладкий, но резкий, едкий запах чужого тела - поглаживания по спине сменились настойчивыми, отчуждёнными похлопываниями: "ваше время истекло". Я сполз с девчонки, улёгся на спину. Сквозь полуприкрытые глаза наблюдал, как Сяо Юй тут же села и зашуршала пакетом с салфетками - ловко стянула с меня отработанный гондон, протёрла мои и свои натруженные части, потянулась к бюстгальтеру...
- Подожди...
- Что? - равнодушно спросила. - Хочешь теперь одеть меня?
- Нет. Хочу еще посмотреть на тебя, - сунув вторую подушку под голову, я полусел.
Вздохнула и поднялась с тахты. Встала напротив меня с видом призывника на медицинской комиссии.
- Смотри.
Первый раз я был в такой ситуации трезвым. Когда пьяный - всё притуплено, смазано, многое не важно. Сейчас же больше всего хотелось переломить нарастающее отвращение, изменить своё состояние, попытаться вернуть его в "позитивное русло".
- Ты любишь стихи? - сам того не ожидая, спросил её, по-прежнему стоящую голышом возле тахты.
- Да, - еще более неожиданно ответила она
- Тогда слушай. Только я по-русски буду читать. Ты сядь, пожалуйста.
Послушно села на край тахты, закинула ногу на ногу.
Удивляясь себе ещё больше, начал читать невесть откуда всплывшие в памяти строчки:
Узкое платье девушки
Из красного кетени.
Груди - как две пиалки,
Как два бутона в тени,
Как две молодые дыни
На ранней бахче весной:
Их юности, их гордыни
Ещё не коснулся зной.
И в стужу они не зябли...

Сбился и машинально, по-русски, добавил:
- Дальше не помню. Кто написал - не знаю
Она пожала плечами:
- Я не понимаю.
Махнул рукой:
- Да ладно. Подай мне джинсы.
Дожил... как Есенин, бля... "Я читаю стихи проституткам..." Осталось начать ещё жарить с местными бандюгами спирт. Для полноты картины.
Быстро оделись.
- Пить хочешь? - спросила меня, поправляя на себе трусы.
Я испугался, что сейчас она извлечет из-под тахты уже наполненный стаканчик с водой.
- Нет, спасибо. Я бы покурил.
Кивнула:
- Кури.
Сел на тахту, огляделся в поисках пепельницы.
- А куда пепел..
- Да прямо на пол.
- Ладно. Ты будешь?
Села рядом.
- Буду. Что ты куришь?
- "Шанхай".
- Лаоваи обычно не курят китайские.
Я не лаовай. Я вайгожень.
- Это одно и то же.
Беседа закольцевалась. Курили в молчании. Сяо Юй положила мне голову на плечо. Я погладил её колено. Чужая, не ставшая близкой после суррогата любви плоть, захватанная сотнями местных предшественников.
Лаовай, лаовай, вэлком-вэлком ту Шанхай...
- Что? - спросила она.
- Что? - очнувшись от раздумий, переспросил я.
- Ты что-то сказал...
Нагнулся, затушил сигарету об пол.
- Веером тумана не разгонишь. Наверное, это хотел сказать.
- Что?
Переспрашивания начали раздражать. Встал и снял с вешалки куртку. Достал из кармана четыре сотни, протянул:
- Спасибо тебе.
Она бросила окурок, придавила туфелькой. Поднялась и взяла деньги.
- Тебе спасибо. Подожди, принесу сдачу.
- Не надо. Оставь себе.
Сложив руки с деньгами, быстро поклонилась:
- Спасибо!
Что-то шуршало в боковом кармане куртки. Глянул и удивился - букетик. Ну да, купил у старухи.
- Вот, тебе! - протянул ей.
Растерянно взяла у меня увядшие розы.
- Спасибо.
Стали злить её "спасибо".
- Мне пора. Я сам выход найду.
Вышел из комнатки, спустился по тёмной и холодной лестнице вниз. Диван пустовал. За конторкой в одиночестве листал газету смурной менеджер-сутенёр.
- Пока! - сказал ему на ходу.
Он не ответил.
На улице я сразу озяб на ледяном ветру. Натянул капюшон и, подрагивая от холода, зевнул.
Спать, спать, спать.
Плюхнулся в подъехавшее такси и назвал адрес...


© Кирзач