Месть старшему по подъезду

Месть в обыденной жизни - штука непростая. Это в кино, когда у Стивена Сигала убивают очередную семью, он в неизбывной тоске шевелит желваками и бежит побивать ворога голым бицепсом. Или там веселый падонок, когда надо напаскудить недругу, подвешивает над его входной дверью пакет с фекальными сюрпризами собственножопного производства, тот, смешно обляпавшись, поскальзывается и ломает любимую правую руку, а затем его распластанное тело понужает похотливый пеликан, сбежавший давеча из зоопарка, упоровшись навозом жирафа, коего до этого покормили забродившим компотом. Все веселятся, и одобрительные большие пальцы взмывают в эфир.

А что делать нам, простым людям, когда жажда мести теребит ребра и мешает наслаждаться мещанской экзистенцией?

В общем, достал меня один сосед. Не знаю, везде ли есть эта загадочная должность - старший по подъезду, но в нашем доме таковые имеются. Суть их обязанностей весьма туманна. Раз в полгода они ходят по квартирам, собирая какие-то подписи, дающие право домуправлению продолжать свою грабительскую деятельность, и, собственно, все на этом. Но некоторые из них (а особенно наш Семен Федорович) очень серьезно относятся к своему титулу, упирая на слово "старший". С чего, казалось бы, задирать нос пожилому человеку, два раза в год надоедающему честным людям и вечно ругающемуся с дворовыми старушенциями? Ан нет, сказано - старший, значит, можно здороваться с соседями сквозь зубы, как бы жалея воздуха, зазря потраченного на произнесение пары слов в адрес подъездных плебеев. По слухам, когда-то он работал мелким начальником на госслужбе и, выйдя в отставку, чуть было не запил, оскорбленный статусом обычного смертного. Должность старшего по подъезду внесла успокоение в эту чувствительную душу, привыкшую разделять и властвовать.

Как-то раз, будучи слегка подшофе, я встретил Семена Федоровича в подъезде и неосторожно позволил себе беззлобно-ироническую реплику в его адрес. Возьмите, говорю, меня в заместители, тоже хочу вращаться в высочайших эшелонах власти. Тот вскипел, ибо в его понимании юмор, как и все на белом свете, был категорией субординационной, и шутить могли только старшие по рангу в отношении младших. Ну, еще дозволялось уважительное подтрунивание между равными по статусу.

В общем, этот ветхий козел отчитывал меня с минуту, пока я не порекомендовал ему посетить китайскую провинцию Хуй и не ушел домой. Закрывая трясущимися от раздражения руками дверь, я совершенно отчетливо осознавал, что пора уже спускать чванливого мудилу с вершин фантомной власти на матушку-землю. Выпив для творческого порыву, я сел обдумывать план мести.

Тут-то и выяснилось, что не так уж просто подхуйнуть ближнему своему, не рискуя вместе с этим войти в неприятное противоречие с административным или, того хуже, уголовным уложением. Конечно, сразу возникла мысль обоссать старикашке ночью входную дверь, но, помимо риска быть увиденным соседями, следовало учитывать, что сыщицкий принцип "ищи, кому выгодно" непременно укажет на меня. Да и душа требовала какого-то изячества, какой-то тонкой мсти.

На пятой рюмке размышления я вдруг почувствовал, как блаженная дрожь сатори пронзила мое тело. Идея была великолепна, и зловредный сосед был обречен.

Все в доме знали, что до недавнего времени наш подъездный старшина был тот еще ходок. Лично мне непонятно, чем этот человек, начисто лишенный божьего благословения, увлекал женщин, но сплетни о его семейных скандалах еще пару лет назад будоражили весь двор. Нужно было, чтобы какая-нибудь обладательница томного голоса периодически названивала ему домой, прося супругу пригласить "Федю" к телефону. Постоянный вынос мозга властелину подъезда был обеспечен.

В моем окружении была ровно одна обладательница томного голоса - моя девушка Машка. Тут же позвонив ей, я объяснил ситуацию и снабдил номером Семеныча, найденным в городской телефонной базе.

- Только жена у него такая же богомерзкая, так что и тебе матюков перепадет. Ты не парься, это для дела,- предостерег я подругу.

- Да ладно, напугал. Я же в техподдержке "ЭнскИнтернета" работаю. Матюков в день больше слышу, чем все любовницы в городе.

- Ну, и ладненько. Ты ближе к полуночи звони, чтоб совсем внаглую, а завтра мне расскажешь. Раз в недельку, я думаю, будем повторять. Может, подруг каких привлечешь к благому делу?

- Посмотрим. Ну, давай, золотце мое пьяненькое, завтра созвонимся.

Радуясь, что не умерла еще на свете женская преданность, я пошел спать.

Вечером следующего дня, придя с работы и выпив с котом пива, я набрал Машку. После обмена приветствиями она тщательно прицелилась и вонзила мне в спину клинок предательства.

- Знаешь, мы не сможем больше встречаться,- ни с того ни с сего заявила она.

- В смысле?

- В смысле, я тебя бросаю. Я теперь с Федором встречаюсь.

- Чегооо?

Это было фантасмагорически неожиданно. Как, блять, так? Мне казалось, что я вижу дурной сон. Тем временем Машка рассказала мне, что произошло. Оказалось, что во время вчерашнего сеанса телефонной связи супруга престарелого хрыча была в гостях, а на звонок ответила какая-то приперевшаяся некстати родственница. Она спокойно передала трубку Федору Семеновичу. Машка, немного растерявшаяся из-за неожиданного поворота событий, не успела бросить трубку. Вдруг ей в голову пришла игривая мысль изобразить из себя тайную поклонницу и потроллить пенсионера. Трухлявый селадон победно всхрапнул, махнул остатками хвоста и принялся охмурять собеседницу. И таки охмурил. Старый конь, типа, борозды не испортит. Эх, Машка, борозда ты продажная. Сегодня они уже встречались, и по результатам встречи я вновь на неопределенный срок остался без женской ласки.

- Не бойся, я не скажу Феде про твой план дурацкий. Понимаю, неожиданно все вышло. Я сама офигела. Но, знаешь, он такой классный. Прям уверенно рядом с ним себя чувствую. Не пьет, к тому же, и не рохля мстительная,- говорила Машка, похоже, вспомнив кого-то из своих бывших.

- Ебануться можно,- резюмировал я и нажал кнопку отбоя.

Единым махом опустошив банку пива и яростно пошелестев ею в сжатом кулаке, я стал думать, как отомстить теперь уже им обоим. Но потом как-то, знаете, попустило. Ну его, подумал я. Он сам себя наказал тем, что связался с бессердечной предательницей. Мстительность эта, как выяснилось, ни к чему хорошему не приводит. Нужно становиться добрее.

И я сходил за водкой и стал добрее.