Вагон был совсем пустой. Тамара сидела у окна. Верхняя форточка была прикрыта неплотно, сильно сквозило. Тамара покрепче закутала шею платком. На коленях у нее была сумка, из которой сквозь заоконную гарь и вагонную вонь доносился чудесный праздничный запах копченого окорока.
"Моя дорогая, моя любимая Адель! - читала Тамара тонкий петлистый почерк своей сестры, - прости меня, что я так редко пишу тебе и что последние десять лет ни разу у тебя не была. Москва засасывает. Работы много, я поднимаюсь в половине шестого, потому что в шесть двадцать последние номера на парковке у метро уже разбирают. Оранжевая линия, от Новоясеневской до Фаррагут-Вест, оттуда десять минут пешком до Курфюрстендамм, работать в районе Дефанс очень приятно, ланч у меня на Пьяцца Навона, но это только кажется элегантной столичной жизнью, потому что парковка только до семи ноль-ноль пи-эм, и надо мчаться назад на метро, а потом в диком трафике домой, и завтра точно такая же карусель.
Я безмерно благодарна тебе, моя дорогая Джейн, что ты взяла на себя заботу о стариках. Видит Бог, я бы счастлива жить в нашем тихом городе, работать учительницей в школе, а по субботам ездить к маме с папой на электричке, сидеть на крыльце, чесать накусанные комарами ноги и пить чай из милых треснутых чашечек, каждая из которых напоминает какой-то эпизод нашего с тобой детства, моя возлюбленная Сельма!"
- Сучка, ни одному ее слову не верю! - пробурчала Тамара. - Ханжа, лицемерка, проститутка!
"Но как, как, как я могу тебе помочь? - читала она дальше. - Умоляю тебя, милая моя Бригитта, прими от меня эту сумму, чек прилагается, обналичишь в любом банке, покупай старикам хорошую еду, или найми им помощницу, ну и себя не забудь, обнимаю, целую, вечно твоя сестра Вильгельмина".
Тамара засунула письмо в длинный конверт, а конверт спрятала в сумку, рядом с окороком. Стала думать - что сказать старикам насчет брильянтов. Потому что она сначала хотела честно разложить эти деньги на кучки - октябрь, ноябрь и тэ дэ, до мая бы хватило на гостинцы маме с папой, плюс эн зэ на лекарства - но, прямо из банка выйдя, увидела рекламу магазина "Счастье и блеск", где была скидка на бриллианты пятьдесят процентов, и даже круче - купи кулон со скидкой, и получи второй бесплатно, то есть скидка семьдесят пять, практически даром, и как красиво - и ведь же бриллианты, не просто прожрать-пропить, а вещь! Драгоценность! Так что она купила ожерелье и еще два кулона, если все вместе надеть - вообще супер.
А старикам купила окорок воронежский.
И вот, значит, везла им такой гостинец.
Она поправила свои бриллианты на груди, спрятанные под платком. Как объяснить маме с папой? Выиграла в лотерею? Завела себе крутого мэна? Или устроилась в банк помощницей председателя правления? Лотерея - глупо, насчет банка - а где дальнейшая зарплата, так что лучше крутой мэн. Всегда можно сказать что он ее подло кинул. И заплакать, и мама будет долго жалеть, а папа будет выходить на крыльцо посмолить папироску, а потом целовать ее в затылок, дыша табаком, как было уже много-много-много раз, и Тамара затылком почувствовала мурашки от приближения чего-то непонятного, и через полсекунды удар, она мешком лежит на деревянной скамье, а какие-то гады - двое мужиков - потрошат ее сумку, разматывают платок на ее шее и срывают с нее бриллианты.
Один мужик вытащил окорок, понюхал. Дал понюхать напарнику.
- Ло кошер, - сказал тот брезгливо.
- Еврей, что ли? - удивилась Тамара, потому что мужики были негры.
Высокие, красивые, худощавые, в растах и пирсингах, в узких драповых пальто и красных шерстяных шарфах.
- Nous sommes de la Martinique, - объяснил бандит, пряча бриллианты во внутренний карман пальто и швыряя окорок Тамаре. - Ce n'est pas un crime, c'est le ressentiment racial!
Поезд остановился. Они прыгнули в тамбур и исчезли.
На следующей остановке Тамара вышла, села на скамейку у ограды, рядом с заколоченной будкой. Это был крохотный полустанок, на полпути между городом, где она жила, и деревней, где жили папа с мамой. Ни кассы, ни расписания.
Ей было стыдно ехать к родителям без бриллиантов. Потом вспомнила, что старики про бриллианты ничего не знают. Через полчаса показалась электричка. Но не остановилась.
Тамара проголодалась.
Открыла сумку, достала окорок. Но эти гады взяли все, даже косметичку, где была пилочка для ногтей.
Тамара попыталась откусить кусочек. И вдруг ощутила во рту короткий хруст и тухло-кисловатый вкус. Зуб под коронкой сломался. Передний.
- Нет, нет, нет! Зуб передний под коронкой - это уже слишком! - сказал Господь Бог, милосердный и попечительный.
Тамара вытащила застрявший между зубами кусочек дотверда запекшейся свинины. Откусила мягкое. Стала жевать и сочинять ответное письмо сестре в столицу.
"Ma ch?re s?ur, je te hais, chatte sale..." - нет, словарного запаса не хватает, лучше по-русски...