19 марта 2019 года в 17:16

Оборотень

Летом, после окончания первого курса, я с парой друзей поехал в село, к нашему общему приятелю, родители которого купили там здоровенный дом, но сами, почему-то в нём не жили, регулярно, однако, ссылая туда своё ненаглядное чадо, присматривать за новоприобретённой недвижимостью. Приятель наш натурально прозябал там с конца мая, дичал, терял навыки письма и речи, обрастал густой шерстью и был несказанно рад любым гостям из большого мира.
А нам, не то что бы вот очень хотелось вкусить прелестей сельского неспешного бытия, и полные студёных рос ковыльные степи, нехотя просыпающиеся под одуряюще звенящим невидимыми птицами летним восходом нас особо не манили. Нет.
Не сильно влекла нас и перспектива всласть напиться парного молока, надышаться девственным кислородом и посидеть с удочкой на тенистом берегу, степенно таская тугих окуньков и осклизлых ершей. Ягодная роскошь лесов и чинный уклад размеренной жизни - это всё не то. В семнадцать лет всего этого ещё не ценишь и не ищешь.

Цель была проста и понятна - максимально отдалиться от пристального взора родителей, которые пусть и не столь рьяно, как в школьные годы, но всё же ещё выполняли воспитательные функции, и там, в благодатной глуши, самозабвенно придаваться беспробудному юношескому веселью, выражающемуся, как правило, в обильном пьянстве, фривольном общении с молодыми крестьянками и удалом схождении в кулачном бою с их суровыми односельчанами.
Мы ехали тусить. Мы ехали за приключениями. Нас ждал пустой, огромный дом, абсолютная свобода и полная неизвестность. Чего ещё желать?
Молодость непрактична и нерасчётлива. Увы! Всё, что было привезено нами из города, было выпито, выкурено и съедено за первые пару дней как нами, так и нашими новыми друзьями-подругами,
по-детски жадными до всего неизведанного, непривычного и бесплатного.
Так что мы безальтернативно были вынуждены перейти на подножный корм, а именно - на провиант местный, весьма аскетично представленный в единственном сельмаге.
Имелись там, и были крайне популярны среди местных донов и сеньорит сигареты "Прима" и "Астра". Присутствовал так же совсем уже невозможный "Памир", блёклый "Полёт" и конечно же "Беломор" Одесской табачной фабрики, кажется.
С фильтром были только сигареты с оригинальным названием "Фильтр", курить которые было крайне затруднительно и, вероятнее всего, грешно, и залётный гость из только что рухнувшего соцлагеря - неповторимые "Родопи", которые аборигены неизменно называли "вкусные" и "блатные", но покупали неохотно, сетуя на дороговизну и слабую забористость.
В жизни не курил я столько "Родопи", как в ту неделю. Вообще начало моего курения практически совпало с массовым проникновением зарубежного табачного разнообразия на развалины союза, и я, как следствие, был избалован "Кэмэлом", "Мальборо" и прочими "Житанами" с "Данхилами".
Но после "Полёта", который мы обнаружили на печке у нашего приятеля и который мы курили потом полдня, поскольку именно столько не было продавщицы, неизвестно куда удалявшейся с рабочего места, "Родопи" были поистине ангельским благословением.
Водки там были тоже - под стать сигаретам, страшные, угрюмые, в тёмнозелёных бутылках, с криво приклеенными этикетками. И это всё немного притормозило наш бессистемный разгул и перевело его в режим более созерцательный и философский, исполненный тягучих дум и взвешенных поступков.
Мы оставили легкомыслие, и более уже не обещали разгорячённым дискотекой девам вечной любви за сельским клубом, и не мерились там же в удали с местными мотоциклистами.
С достоинством и как бы нехотя мы, мерно потягивая тёплую, июльскую водку из железных кружек безрадостно и истово тянули столь уместную теперь "Гражданскую оборону" под расстроенную гитару, и чёрная, жуткая степная бездна вторила нам несчётной ратью сверчков, а местный фрик Вася-Сопля, одетый в умопомрачительной ширины и ветхости брюки-клёш и белую рубашку с невероятно большим воротником, и весь как бы на секундочку выскочивший из семьдесят пятого года, внимательно слушал причудливое повествование, периодически угрюмо сплёвывая через выбитый кем-то передний зуб и, как бы соглашаясь и одобряя, кивал кудлатой головой.
И вот в один из таких вечеров мы, накупавшись и напрыгавшись с тарзанки, шли с дальнего пруда домой и были те самые, бесконечные летние сумерки, когда весь мир - смесь розового и фиолетового, а у неба нет дна, и тонкие щупальца призрачной, всё никак не наступающей ночной прохлады нежно касаются обгорелой кожи, а поздние птицы со свистом прошивают воздух, и где-то далеко-далеко работает мотоцикл и играет радио.
Мы курили "Приму". Ибо запас "Родопи" в селе был скуден и истощился практически мгновенно, мы неспешно перекидывали друг-другу бутылку излишне ароматного, и приторно тёплого самогона, пить который совершенно не хотелось, но каждый понимал, что не пустого развлечения ради вкушается это, а исключительно сурового постижения сути всего сущего для.
Мы шли молча и вселенная была с нами, и мы были вселенной.
И тут мы заметили собаку. Она шла параллельно нам и всё время не отводила от нас взгляда. Никто не заметил, когда она появилась, но все почувствовали её внимание и не сговариваясь стали смотреть на неё. Собака была некрасивая, худая, грязно серая с чёрными подпалинами вокруг глаз, и остро точащими ушами.
Несколько раз мы останавливались. Собака останавливалась тоже. Несколько раз мы пытались подойти к ней - и собака, с глухим рычанием отходила, сохраняя дистанцию.
Стоило же нам продолжить путь, как она возникала из густеющей синевы и снова начинала сопровождать нас.
И как-то незаметно вдруг, в и без того не особо шумном мире наступила кромешная, оглушающая тишина. Мы как во сне шли по короткой, выгоревшей траве, и собака неотрывно глядя на нас бежала поодаль.
Совершенно иррационально стало жутковато и тошно, потом каждый признал это, и неизвестно откуда ветерок принёс призрачный, сладковатый запах падали. Звенел бесшумный воздух и, казалось, мы идём так уже не одну сотню лет. Дышать стало трудно, ноги наливались невыносимой тяжестью и глаза предательски начинали слипаться и слезиться.
Потом на нашем пути внезапно возник небольшой стог сена, вставший на какой то миг между нами и собакой. Она скрылась за стогом и больше не появлялась из-за него.
И словно лопнув, исчез пузырь вязкой тишины, в котором мы шли, как в гипнозе. Спало оцепенение и разом хлынули из ниоткуда привычные сельские шумы - густо мычали вдалеке коровы, мерно урчал трактор, где-то сипло гудели колонки с отборным техно.
Не сговариваясь мы подошли, заглянули за стог и с удивлением увидели за ним хмурого, тощего мужика, который просто стоял там.
Собаки с ним не было. Не было её и вообще где либо. Вокруг была бескрайняя степь и никаких собак в ней не наблюдалось. Убежать так далеко, чтобы скрыться из виду за столь короткое время она тоже не смогла бы.
Мужик, худой, в видавшей вида штормовке, надетой на голое тело, злобно зыркнул на нас и поинтересовался, чего нам тут надо. Мы растерянно ответили, что ничего, и пошли дальше и какое-то очень нехорошее ощущение повисло в воздухе над нами и не отпускало до самого дома.
А ближе к ночи поднялся ветер, внезапно испортилась погода и пошёл шквалистый ливень. Где-то, в всполохах молний жутко выла чья-то собака. Приятель наш, сидя на кухне, не без удовольствия травил нам местный хоррор-фольклор про оборотней, домовых, старух, зазнающихся с нечистой силой и покойного деда Степана, которого, вот те крест, после похорон теперь многие на селе видят по ночам. Мол, дескать, встанешь среди ночи водицы испить, глядь, а он синий, трупный, к окну с улицы привалился и смотри глазищами красными, и улыбается нехорошо, и манит пальцем молча. Вроде как подь сюды, касатик, дам чего! А у самого из пасти что-то чёрное так и течёт по бороде!
В сенях протекающая крыша мерно капала в эмалированный таз, с сухим треском раз за разом разламывал гром невидимую небесную твердь, а мы слушали истории, кисло кривились в ухмылочках, потягивали чай, ибо спиртное почему-то не лезло и каждый, слушая стоны ветра в печной трубе, думал о своём, невольно время от времени косясь на чёрный провал окна, как бы ожидая в нём что-то увидеть.
А где-то в ночи, по пришибленной ливнем степи бежал серый, остроухий оборотень с чёрными пятнами вокруг злых глаз.
soba4ki
Loading...

Чтобы оставить комментарий, необходимо авторизоваться:


Смотри также

Признаки быдла в 2020 году Про армию, эх.. Как тёща семью убила Как любого из вас можно посадить. Немного реальности для самых смелых Послышалось Способ отшивать мошенников от маман Господи, как страшно жить! ТБ Оба мужа Наденьку слушались во всём и беспрекословно Лето в глазах, птицы в синеве Немного о культуре и воспитании некоторых советских людей Про телефонных мошенников, своими глазами