Самолет мелко завибрировал, в иллюминатор было видно, что и крылья у него дрожали, как руки алкоголика в треморе. Пассажиры начали тревожно переглядываться. А самолет вдруг резко накренился и стал терять высоту.
- Падаем! - прошептала Марина.
И хотя стюардесса запоздало, но все же сообщила, что самолет попал в турбулентную зону и всем надо просто пристегнуться и пережить всего несколько неприятных минут, ее никто уже не слушал. Народ-то уже привык к тому, что воздушные суда, большие и маленькие, почти каждый день где-нибудь да падают. А вот сегодня очередь, видимо, дошла и до них.
Марина вопила уже во весь голос:
- Боже мой, мы сейчас упадем!
Ее муж Андрей, и сам трясущийся от страха, попытался как-то успокоить Марину, отвлечь ее от ужасных мыслей. И не нашел ничего лучшего, как обнять и сказать проникновенно:
- Раз уж такое дело, давай простимся, милая!
- А-а-а! - заголосила Марина. - Я не хочу умирать!
- Не бойся, это не страшно совсем, - убеждал ее Андрей. - Хлоп - и все! Никто ничего и не почувствует.
- Правда? - притихла Марина. - Ты откуда знаешь? Ты что, уже падал? Без меня? Когда это было?
- Давно, - неопределенно махнул рукой Андрей. - В армии еще.
Это точно. В армии он один раз упал. Но не в самолете, а со второго яруса солдатской кровати. Во сне. И было ему тогда очень больно, потому что приземлился он на копчик. Но зачем это сейчас знать Марине?
- Ну ладно, давай прощаться, - согласилась Марина и всхлипнула. - И давай простим друг другу, если кто в чем был виноват.
Андрей подумал и поежился.
- А это еще зачем?

Как-то в поезде я ехал с бабулькой лет семидесяти. Она рассказала, как тонула на "Адмирале Нахимове". Ей тогда в 1986, было за шестьдесят и плавать она не умела совсем. В принципе в той панике, драках и убийствах, у нее было 0 шансов выжить:
- Я вышла на палубу, она накренилась. Все метались с безумными криками.
У кого в руках был круг, на того нападали и убивали. Я видела, как один член команды задушил девушку и отобрал "спасжилет", но прыгнуть в воду не успел, ему разбили голову и отобрали трофей.
Я так перепугалась этого кошмара, что уже и не думала, как я буду плыть, ясно, что никак. Но я поняла, что нужно быть подальше от кругов и жилетов - за них убивают. И лучше всего быть подальше от людей. Я двинулась не наверх, где все рвали друг друга, а наоборот, в накренившуюся нижнюю часть, которую уже захватывала вода. Вот-вот я окажусь в море, зато и никого тут не было. В Бога я не верила, но успела еще подумать:
- А если бы Бог существовал, мог бы он сделать так, что бы я старая тетка, не умеющая плавать - просто вошла в воду и поплыла... ? Наверное, не мог бы... .
Вдруг вижу, в трех метрах от меня огромный мужик со спасательным кругом готовится поплыть. Увидев меня, он уронил круг, схватил лежащий у ног красный пожарный топор и злобно зарычал:
- Сука, сделаешь шаг в мою сторону, башку отрублю!
Я испугалась и проговорила:
- Не бойся сынок, я ничего плохого тебе не сделаю, а можно, когда ты поплывешь, я маленечко подержусь за веревочку твоего круга, а то я плавать совсем не умею.
Мужик, увидев, что мы тут одни, пришел в себя. Бросил топор, быстро надел на меня свой круг и потащил к воде.
- Давайте мамаша, нужно быстрее отсюда грести, а то скоро тут в море будет куча людей, и они нас утопят с нашим кругом. Жаль - нет ножа.
Он держался сзади за веревку круга и греб нас подальше от тонущего корабля.

Перед новым годом, когда билетов не достать, пришлось ехать студенту Виталию в общем вагоне. Удовольствие то еще, но ночь и полдня можно перекантоваться. На нижних полках были набиты по четыре селедки, а на вторых и третьих лежали и терпели. В туалет не пойдешь, курица встала - место пропало.

К Виталию оказалась прижата девушка, Поскольку спать было нереально, они проговорили всю ночь...

Под утро девушка приехала к своей станции. Хоть они не целовались и даже не говорили ни о чем таком, но каждый про себя понял, что влюбился.

Когда поезд остановился, Виталий догадался попросить телефончик. Это было в прошлом веке, поэтому мобильные были только у богатых. Девушка размашисто записала свой домашний телефон на мятой газете на столе.
Поезд тронулся. Виталий запрыгнул обратно в вагон и стал мечтать: скорей бы кончились новогодние праздники, чтоб уже возвратиться в Москву и поскорее позвонить ЕЙ.

Вернулся на свое место и его чуть кондратий не хватил: Тетки сидевшие рядом, порвали газетку и выбросили с остатками рыбы. Бедный парень даже поругаться с ними не мог, это была их газета. Под недоуменные взгляды пассажиров, Виталий выудил из мусора кусочек газетки с тремя первыми цифрами. Остальные четыре, были уже далеко, на шпалах...

Сначала он немного все же стеснялся, когда она вкладывала ему в руку нож и говорила - отрежь, от меня не убудет. Все-таки он знал, что людей есть нехорошо. Особенно живых. Особенно женщин.
Но она была такая мягкая, крупная, и так его любила, а денег все время не было - работа его не кормила, а она говорила - я не могу, чтобы мой мужчина голодал.
...И он отрезал - сначала небольшие кусочки - тут с руки, там с ноги, потом вошел во вкус и отрезал большие ломти с пышной попы или груди. Ей было не жалко, господи, у нее всего много, разве ж нет! Ей было даже не больно, и они каждый вечер придумывали меню из ее мяса.
Потом она все-таки уменьшилась, понятно, аппетит у людоедов разыгрывается не чета зверскому - голод людоеда - он всегда жадный, всегда с перебором, всегда прозапас. Она стала худой, одни жилы и кости.
Он ушел.
Как она это пережила - только она знает. От горя наедалась, снова нарастила жирок.

Через пару месяцев встретились случайно - у него все было плохо, даже хуже - с работой все не складывалось, новая жена тоже перебивалась кое-как, да там еще и ребенок ее, в общем, тяжело.
Ты заходи, по старой памяти, говорила она, отводя глаза.
Через неделю где-то и зашел, потоптался на пороге, откашлялся.
Да все она поняла сразу, уже и нож заточила поострее заранее.
Он стал приходить к ней раза два в неделю. А то и три.
Как- то она заметила, что он спрятал, не съел кусок мяса, положил его в карман.
Стала давать с собой, это забери, говорила, хлопоча, а вот это сам съешь - лучшие кусочки оставляла, рдея щеками и радуясь сердцем.
Потом-то, когда пришли совсем лихие времена, и ей стало трудно. Но любимому не дать - да разве ж можно? Давала. Отрывала от себя последнее и отдавала. Таяла на глазах.
Потом и давать стало нечего. Один остов. И глаза - такие большие, горестные.
Он стучал, стучал, никто ему не открыл.
Сломал дверь.
Она лежала на их бывшей кровати, такая маленькая, тощая - кости-кожа.
Он позвал жену - кости обглодали прямо там , остатки мяса были жесткие, они рвали их зубами, подвывая от удовольствия.
А остатки унесли с собой - на бульон.
Хоть какая-то с никчемной дурры польза, сказал он , когда кастрюля опустела.


strogaya_anna

У вас в детстве, в школе, были экскурсии на производственные предприятия?
Нас водили в начальных классах.
Хотя предприятий в городке было - по пальцам одной руки. Лесозавод, фанерный комбинат, молокозавод, птицефабрика, хлебозавод... Ну, и всё, пожалуй.
Фиг знает, мне нравилось. Да и всем вроде нравилось. На каждом предприятии у кого нибудь из одноклассников работали родители. И это было здорово, - проходя с классом по цехам, в сопровождении технолога, ну или там какого нибудь замдиректора по производству, махать маме или папе ручкой.

Больше всего я помню экскурсию на хлебозавод, из-за одного происшествия. Это был второй класс.
Технолог, большая доброжелательная улыбчивая тётенька водила нас по цехам, по технологической цепочке, от огромных чанов для замеса теста, до круглых блестящих медленно вращающихся лотков, на которые вылетали из печи такие же блестящие, румяные батоны. Нам разрешили их брать, прямо оттуда, с лотка, предупредив, что б не обожглись, и мы как военные голодные дети хватали эти горячие батоны и грызли хрустящую корку, вгрызаясь в ароматную мякоть. И так ходили с этими батонами и набитым ртом всю экскурсию. Тётки, работники завода, когда мы проходили мимо, отрывались от своих дел, поворачивались к нам, смотрели и улыбались. Переглядывались друг с другом и опять улыбались.

В одном из цехов кто-то заметил большой бак с крантиком, из которого бесконечной струйкой стекала в подставленную посудину густая, словно застывшая струя. Сунул туда палец и облизал. Оказалось - патока. Всем сразу захотелось тоже. Но классная строго всех осадила, а тётка-технолог пообещала, что после экскурсии накормит нас этой патокой вдоволь. А потом, когда экскурсия закончилась, нас завели в ленинскую комнату (или просто комнату отдыха, не помню уже), где посредине стоял большой стол, застеленный обычной клеенкой, и поставили посреди стола огромное блюдо, до краёв наполненное этой патокой. И тётечка-технолог посетовала на то, что ложек нет, и как быть - непонятно.
- Это ничего, - сказала классная. - Есть же батоны. Пусть они макают булку в патоку и едят.

У супермаркета Пашу едва не сбила машина, на огромной скорости въезжавшая на стоянку. Он едва успел отскочить. Из авто вылезла длинноногая крашеная девица. "Ну, натурально, гламурная киса", - подумал Паша. Девица двинулась в супермаркет. Паша отправился вслед. Он шел и размышлял, что лицо кисы ему знакомо, но никак не мог вспомнить, где ее видел. В супермаркете он долго бродил между рядами. Иногда встречал девицу и всматривался в ее лицо. У кассы он оказался сразу же за ней. Киса пахла какими-то духами и подмышками. Она выкладывала на ленту сок, орешки, коньяк, ветчину, а потом сунула кассирше бумажку и, не потрудившись взять сдачу, двинулась к выходу. Паша бросил свои покупки в пакет и двинулся к своей машине. Он старательно припоминал, где мог бы видеть крашеную кису. Ему казалось, что с ней связана какая-то печальная история. Он видел, как девица села в иномарку и решил поехать за ней. Ему казалось, что по дороге он вспомнит что-то важное. Девица екала рывками, часто нарушая правила и Паша боялся, что она врежется в другую машину, и он не успеет вспомнить. Но в ночном городе движение было небольшим и киса ехала вперед. Ехал за ней и Паша.

Вдруг девица остановилась. Вышла из машины и удивленно уставилась на нее. Потом открыла капот и стала смотреть внутрь. "Изломалась", - подумал Паша. Киса была освещена фонарем, и этот бледный свет помог Паше вспомнить, как пять лет назад...

Он попал в больницу. Палата была после ремонта и часть кроватей оказалась разобрана. Он лег на свободную койку. Около полуночи в палату зашла медсестра, держа под руку старика. "Кроватей то свободных нет, куда мне ложиться, дочка?", - спросил старик. "Куда хочешь, мне по херу, вон, собери". Он вспомнил это лицо, освещенное бледным светом лампы из коридора. Это же лицо было у гламурной кисы из иномарки. А еще он вспомнил, что старик сказал:

Приятель рассказал, Серега.
Лет 12 назад появилось в городе кабельное телевидение. Приятель мой сразу подключился. Каналов мало, качество дрянь, а с ценами все наоборот. И как только на горизонте возник конкурент федерального размаха, Серега сразу перебежал к нему. А в договоре со старым поставщиком был маленький пунктик, мол, если ты даже отключился, то будешь платить денежку за абонентскую линию.
Прошло много лет, и решил этот провайдер взыскать со своих бывших клиентов бабки, благо таких было много, срок прошел немаленький и общая набежавшая сумма была уже приличной. Правда, быстро выяснилось, что дело это незаконное, и ни на что они рассчитывать не имеют право. Но пока шел весь сыр-бор, успели они протащить через суды несколько сот дел. И пошли по этим несчастным людям приставы, долги, так сказать, взыскивать.
Открывает как-то Серега дверь, а на пороге три амбала, не качки, так, крупненькие мужички подзаплывшие жирком. И просят вернуть должок, а не-то угрожают забрать его имуществом. А приятель мой радушно их так встречает, мол заходите, берите что хотите.

А дело в том, что Серега переехал, вернее в этот самый момент переезжал и уже вывез свои вещи, а въезжавший как раз только все внес. А был этот новый хозяин омоновцем, и не простым, а из особого взвода состоящего сплошь из двухметровых перекаченных громил. Создали это подразделение специально отстаивать честь всего местного МВД на разных соревнованиях.
Помогать носить вещи, этот омоновец, естественно, попросил своих коллег, человек семь. Для тех холодильник не тяжесть, они бы и Камаз затащили, если бы в дверь влез. Управились они быстро и уселись в зале перекусить, автоматики к стенке поставили, провиант разложили.
Как раз в этот момент Серега и завел к ним приставов. Мол, эти люди пришли имущество конфисковывать. Дальше немая сцена. Только один омоновец, обращаясь к Сереге, сказал короткую фразу: "Дверь входную запри", после которой приставы подняли руки вверх. Дальше мой приятель ничего не видел, но как потом ему эти ребята рассказали, все обошлось вообще без всяких слов. Приставы сами, без всяких просьб съели все семь исполнительных судебных листов на троих, виновато улыбаясь и с поднятыми вверх руками. Все.

Сегодня в метро встретил сатану. Ничего удивительного, конечно, но я давно его не видел почему-то. Коллеги по работе, говорят, что видели его на ВДНХ и в "Шоколаднице" на Автозаводской, а я вот, сегодня в метро его встретил.
На пушкинской зашел. Что-то бледный какой-то, глаза красные, не выспался вероятно.
Парень какой-то, по наружности таджик, как раз выходил и случайно ему на ногу наступил. Так сатана ему голову откусил. И неаккуратно так, брызнуло кровью сильно, джинсы мне закапало. Правую штанину.
И еще женщине одной рукав на блузке и сумочку.
Я ему такой:
-Что же вы, товарищ, так-то? Теперь на "Ваниш" придется разоряться, кровь-то плохо отстирывается.

Женщина тоже возмутилась:
-Дожили,- говорит,- невозможно стало в метро на работу ездить, то интервалы между поездами увеличивают, то кровью брызгаются. Безобразие!
А Сатана-то смутился очень и извиняться стал.
Ну, я его извинил, чего уж там, бывает.
Женщине сатана даже значок подарил с Вадимом Казаченко.
Она зарделась вся, запылала, улыбаться начала, говорит:
-Да ладно, зачем же... прямо неудобно. Спасибо огромное. А голову вы этому таджику правильно откусили. А то приедут тут в чужую страну и в знай себе метро ездют, места женщинам не уступают.
Так вроде как конфликт был исчерпан.
Потом на Баррикадной бабушка такая небольшая вошла, увидела Сатану и давай креститься, глупая. Удивляюсь я таким людям, двадцать первый век все же на дворе, а тут такое мракобесие.
Сатана бабушку, конечно же испепелил взглядом. Только сапоги резиновые остались черного цвета. Их потом инвалид один забрал, когда выходил вместе со мною на Улице 1905 года. Не понимаю, зачем они ему с одной-то ногой? Пропьет же наверняка.
Ну, я, как уже и сказал, на Улице 1905 года вышел и на работу пошел.
Но говорят, в этом поезде после станции Октябрьское Поле что-то случилось и он до Щукинской не дошел. Исчез. Ищут сейчас. Может найдут.

Вспомнил одну старую, совсем забытую историю.

Рассказал мне её один весёлый толстый гаишник на завидовском посту в компенсацию морального ущерба. Ущерб, который нанёс мне этот сукин сын, выражался в круглой как арбуз пятихатке, на которую этот упырь меня и обул. Про пятихатку эту я причём помнил очень долго, а историю сразу забыл. Но рано или поздно всё обретает свою истинную цену.

Как-то раз из пункта А в пункт Б, из Москвы допустим в Питер, ехали одни просто так себе хорошие ребята. Ехали ночью, потому что как вы знаете днём теперь хорошим ребятам ездить в своё удовольствие нету ну никакой возможности.
Ну вот, едут они едут, и где-то в пункте В, при въезде на тверскую к примеру объездную, вдруг бабах! - и натыкаются на препятствие в виде лежащего поперёк дороги тела. Топят тормоз в пол аж в четыре ноги, выскакивают, и утирая с морды холодный пот в свете аварийки дрожащими руками вытаскивают из под бампера ... женскую песцовую шубу. Совершенно новую, ни разу ненадёванную, в целлофане и с бирками.
Ладно. Нервно матерясь закидывают шубу на заднее сиденье, и поминая добрым словом раздолбая, потерявшего ночью такой ценный груз, едут дальше.
И, не успев как следует разогнаться, натыкаются на ещё одну точно такую же.
Кладут её сверху первой, осторожно трогаются, и тут же натыкаются на третью.
И за следующие полчаса набирают как с делянки ровно дюжину абсолютно одинаковых предметов женской верхней одежды.

- Ма-ам, мамочка... я больше так не могу! Он опять пьяный пришёл.
- Опять? А что говорит? Где был?
- Да врёт всё, говорит - на работе.
- Что-то часто... ну это... за воротник закладывает у тебя?
- Да день через день. Устала я уже, не могу больше рыло его пьяное видеть. Ма-а-ам, я домой хочу-у... к вам с папой.
- Ну-у, до-оча, что ты там нюни распустила... Живи теперь уж, что делать-то? Терпи, всё наладится. Образуется как-нибудь. Внуков нам с отцом ещё нарожаете.
- Каких ещё, в жопу, внуков мам?!!! Я уже забыла когда он меня трахал в последний раз... Совсем!.. Да, мама, да - он, видите ли, устает на работе этой... долбанной... внуков им захотелось...
- Что это за работа-та такая странная?..

* * *

Деревянная дверь, отделанная китайским шпоном под йоркширский вяз, с тягучим режущим скрипом отворилась от легкого пинка, пропуская внутрь тускло освещённого предбанного помещения крепкого, статного мужчину с полиэтиленовыми пакетами-майками в руках, забитыми под завязку снедью. С его появлением в предбаннике сразу же стих, до этого мерно текущий, тихий разговор между уже присутствующими, и все взоры, как магнитом, притянулись к вошедшему.
- О-о, Серё-о-ога, ну наконец-то, где бродишь?

- Где-где?.. в Караганде. Пока-то, пока-сё... деньги пока получил, пока ведомости распечатали... затарился вот в магазине, - лавируя меж лавочек и сидящих на них мужчин, крепыш старался никого не задеть пакетами, которые предварительно высоко поднял на уровне груди в полусогнутых руках. - Ну помогите что ли, черти.
- Чё купил? - сразу же из рук его были практически вырваны пакеты и тут же выпотрошены на стол. - Та-ак-с, это чё? Огурчики, нарезка... А чё нормальной водки не было?

Анюте было девяносто лет, она весила сто десять килограмм и еще ходила. Но уже не падала. Просто не могла. Анюта хорошо помнила, как года два назад, отправившись за хлебом с самого утра, когда тонкую корку гололеда еще не успели разбить ни дворники, ни прохожие, ни жадное на тепло зимнее солнышко, она поскользнулась. Неудачно упала, на спину. Не побилась, ничего не болело. Но тело отказывалось повиноваться: руки ослабели, ноги не слушались. Как не пыталась, все никак не получалось подняться. Казалось, земля почувствовала прикосновение её тяжелого и грузного тела и обрадовалась.

- Дождалась, миленькая, - бормотала ей тихонечко Анюта. - Ну, потерпи еще чуток, потерпи.

Земля не отвечала. Она лежала под ней, под ногами людей, под асфальтом, под городом и беззвучно ворочала материковыми пластами. И только жадно, с настоящей материнской жестокостью, прижимала Анюту к себе. А та лежала и смотрела на необычайно чистое и светлое небо, без единого признака зимы. Было грустно, нет - даже печально. Улица была пустой и гулкой, из всех звуков - только стучащая в стекло ветка, с которой игрался ветер.

- Ветер, а ветер, - попросила его Анюта, - а перекати меня на живот.

Ветер попытался, по старой дружбе, в память о тех временах, когда любил играться с её беспутными рыжими волосами. Но и он сегодня был слаб, как не пытался, как не свистел щели, только пыль поднял. Холодную зимнюю, одесскую пыль. Так что даже прохожий закашлял нецензурно.

- Человек, человек, - обрадовалась Анюта, - помоги мне человек! - и добавила плаксиво: - Пожалуйста.

На севере Хабаровского края живут мои родственники, и я время от времени наведываюсь к ним. В том, что представители соседнего государства все больше становятся на Дальнем Востоке своими, убедился, когда увидел несколько лет назад, как их бьют наши милиционеры. Прилетев в Хабаровск утром, я ждал своего вечернего поезда до Нового Ургала. Накупил газет и пристроился на одной из жестких лавок в привокзальном скверике. И тут прямо передо мной зашевелились кусты и из них выскочили возбужденные и запыхавшиеся... китайцы! Или корейцы? Ну, в общем, кто-то из них, мелкие такие, плохо одетые человека три. Их тут же нагнали так же шумно сопящие и отчаянно матерящиеся двое рослых молодых милиционеров.
- Ну, пиздец вам! - закричали блюстители нашего порядка. И так быстро и профессионально отбуцкали резиновыми дубинками этих жалких не наших, молча закрывающих черноволосые головы руками, что я даже не успел додумать, за что же это их так: может, сперли чего? И не поделились? Потом милиционеры, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания, подняли избитых, вывалянных в пыли желтолицых людей и повели их куда-то, подгоняя пинками. А навстречу и обгоняя их, шли люди, практически не обращая внимания на эту живописную картину, из чего я и сделал вывод, что если милиционеры бьют здесь китайцев так же, как своих граждан, то они уже практически наши. То есть эти китайцы. Или корейцы?
- Корейцы, - сказала мне сестренка в Новом Ургале, когда я рассказал ей эту историю. - Они и у нас одно время работали на заготовке леса. Потом многие остались, большинство - нелегально. Их гоняют, вывозят. И все равно корейцев полно даже у нас здесь, на севере края. Сам увидишь.

Перед праздниками дел, невпроворот. Хочется успеть сделать все. Особенно перед Новым годом. Вот я и решил, что в Новый год нужно войти с исправной бытовой техникой на кухне. Давно у меня в планах был ремонт плиты - духовка, перестала закрываться. Уже два месяца, как она была подперта шваброй, об которую устали спотыкаться все, включая мою кошку.
Причина неисправности была мне абсолютно ясна - оборвались пружинки. Просто раньше времени не было. А тут Новый год на носу - надо дела заканчивать. Поискал я эти пружинки. И в плите, и под плитой - отсутствуют. Известное дело, кто-то из домашних подмел и выбросил. Хорошо хоть сама плита еще на месте стоит. Наверно, потому что в совок не влезла.
Поискал я в магазинах новые пружинки. Худшие из продавцов мрачно отвечали мне, что таких пружинок нет, и не будет. Лучшие из продавцов рекомендовали мне купить новую плиту, из которой я смогу, если мне так уж необходимо, взять эти пружинки.
Самый опытный из продавцов многозначительно посмотрел на меня и сказал, что в одной из продаваемых ими плит в прошлом месяце эти самые пружинки кто-то из покупателей снял, и разрешения не спрашивал.

Когда я заявил ему в ответ, что я хотел бы все-таки эти пружинки КУПИТЬ, он сочувственно посмотрел на меня и сказал, что в таком случае он ничем мне не сможет помочь.
Из магазинов я ушел без пружинок, но с идеей. Перед Новым годом все бытовую технику выбрасывают. Вот, если я увижу выброшенную плиту, я с нее пружинки и сниму. Подхожу к своему дому и вижу - мечты сбываются. Лежит у подъезда старенькая, но вполне приличная , плита. Проверил - духовка у нее закрывается как надо, значит пружинки на месте. Одна проблема - на улице уже темно, холодно, снег идет, да и время позднее. Думаю - затащу плиту в подъезд, поставлю на пустой лестничной клетке, за ночь отогреется, завтра разберу - пружинки сниму. Сказано - сделано. Забросил сам плиту на 5-й этаж, аккуратненько так поставил, чтобы проход не загораживала, и пошел спать.
Утром убежал на работу, весь день прокрутился, возвращаюсь вечером. Смотрю "моя" плита снова под подъездом лежит. Думаю, и кому же она помешала. Подхватываю я ее и теперь уже на 6-й этаж. Уж здесь-то до завтрашнего утра она меня точно дождется.
Утром быстро с отверткой наверх - с плиты пружинки снимать. Только, еще со своего третьего этажа, начал я слышать матерную ругань на весь подъезд. Поднимаюсь выше. Смотрю, стоит над плитой сосед, весь красный от гнева и вчерашнего перепоя, и орет: "Я ж тебя, С-У-К-А, уже два раза, Б*ЯДЬ, выбрасывал. Свечку, вчера в церкви поставил. Что ж ты, ГАДИНА, ко мне, как Е*АНЫЙ бумеранг, возвращаешься? В болоте, НАХ*Й, утоплю! " Схватил плиту, потащил ее во двор, запихнул в багажник своей копейки и рванул так, будто за ним черти гнались.
P. S. Пружинки для своей плиты я нашел в другом месте и до Нового года.

Его звали просто и незатейливо - Чибис. Настоящего его имени не знал никто. Даже мой двоюродный брат Борян.
Чибис сидел на унитазе, неестественно вывернув колени, и, кажется, был мёртв.
- Твой Чибис умер. - Я подошла к Боряну, и положила ему руку на плечо. - Крепись, брат.
- Он сидит на унитазе с зелёным лицом, вывернутыми коленками, и не дышит? - Борян, кажется, не был потрясён скорбной новостью.
- И воняет.
- Типун тебе на язык, дура! - Рассердился брат, и даже замахнулся на меня нетрезвой рукой. - Скажешь тоже - умер! Чибис всегда так спит!
- Тогда какого хуя ты назначил этого зомби моим телохранителем, скот? - Я тоже рассердилась и замахнулась на Боряна нетрезвой рукой. - К тому же, он сруль!
- Тсссс... Тихо-тихо... - Брат перехватил мою руку, и усадил меня к себе на колени. - Не надо называть приличного человека срулём только потому, что его коварно сморил тревожный сон прямо на унитазе. Поверь мне, Лида, Чибис - прекрасный и ответственный человек. И доверить тебя я могу только ему.
Я всхлипнула и посмотрела по сторонам, в надежде отыскать себе нового телохранителя самостоятельно. Мне очень был нужен телохранитель, потому что от его наличия зависело то, как я проведу остаток вечера: страстно гоняя жопкой плотву на танцполе, или до шести утра слушая песню "Путана, путана, путана", которую всегда поёт Борянова мама после десятой чарки. А десятая чарка была выпита ею ещё час тому назад. Путана стремительно и неотвратимо надвигалась, и это пугало.

История о рыбалке. Рассказал приятель. Сразу оговорюсь, что приятель умеет рыбачить, знает о рыбалке почти все и любит это дело во всех его проявлениях. А этот случай - всего лишь фрагмент, причем, для него не характерный.
Однажды летом решили с другом съездить на рыбалку на выходные. Чтобы не терять ни часа наслаждения любимым делом, выехали в пятницу вечером после работы. Приехали на место, разгрузились, поставили палатку, обустроили место в уютной бухточке озера среди зарослей - получилось поздновато для вечернего клева, а для дружеской беседы у костра под водочку - в самый раз. Костер, погода шепчет, водки и закуски достаточно и беседа затянулась очень надолго. А на зорьке утренний клев - святое. Как не трудно было бы просыпаться, происходит это почти на автомате в охотничьем азарте.
Но в то утро клев был никаким. Уже стало припекать солнце, утренний туман рассеивался (хотя, не было до конца ясно, туман - объективный фактор или субъективный, так как голова гудела после вечерней беседы, а фокусировать взгляд на поплавке было даже больно мозгу), берег осваивался коллегами по увлечению, а рыбы не было.

Как вдруг в пределах видимости под поверхностью воды показалась довольно большая рыбина (породу не помню,-авт), которая то плыла нормально, то ложилась на бок и какое-то время плыла как полудохлая, потом опять оживала и двигалась вертикально. Приятель с другом провели ее взглядом, даже посетовали на то, что хороший экземпляр, а имеет проблемы со здоровьем и такую есть, наверное, нельзя. Хотя поймать просто - подсакой провел и она твоя. Рыбина почти скрылась из виду, когда их вдруг озарило - лучше такая, чем никакой. Они прыгают в резиновую лодку, хватают подсаку и выплывают из своей бухточки в погоню.

Дело было в советские времена. Поймали одного мужика гаишники за
управление ТС в нетрезвом виде. Пошел он на комиссию, где решалась его
дальнейшая судьба как водителя на ближайшие годы...
Таких как он бедолаг было немало. Они заходили по одному в кабинет, где
заседала комиссия, и на выходе они грустно ведали всем остальном о
сроках, на которые их лишали прав:
- Двадцать четыре!.
- Тридцать шесть!!..(имелось в виду месяцев лишения)..

Подошла очередь нашего героя. Заходит он в кабинет и видит комиссию:
пожилого подполковника, пару маойров-капитанов и прочих..
Подполковник его спрашивает:
- Ну давай, рассказывай - сколько выпил, зачем сел за руль и т.д.

Мужик вздохнул и начал рассказывать:

- Ну в тот день у одного коллеги было день рождения. Ну и есстественно
мы его на работе отпраздновали - выпили три или четыре бутылки водки
человек на восемь... Как водится, народ потребовал продолжения банкета.
А поскольку я был на машине, после работы поехали мы к имениннику домой -
не оставлять же машину у завода!.. Там мы еще выпили - две бутылки водки
на четверых. Потом я поехал домой. Дома меня пригласил в гости сосед.
Они сидели и выпивали с корешом. С ними я еще выпил - около бутылки
портвейна. Потом кореш засобирался домой и, поскольку время было
позднее, а ехать ему было далеко - несколько километров от города - я вызвался его отвезти. Когда приехали
к нему домой, мы с ним выпили еще бутылку вина (какого - не помню) и я
поехал домой.. Тут меня инспектор-то и остановил..
- закончил он грустно и поднял глаза на комиссию..

Вся комиссия сидела с квадратными глазами!!! Один из майоров-капитанов
спросил тихим голосом:
- И как же ты ехал-то после всего этого выпитого?!!..
- Да как ехал? Нормально.. аккуратно..
- Во!!! - вдруг закричал подполковник: - Молодец!!! А то эти засранцы!!
"Сто грамм пива выпил! Рюмочку вина выпил позавчера!".. Молодец!! Правду
рассказал!.. Пятьдесят рублей штрафа! Свободен! Но больше за рулем не
пей!..

Теперь уже у мужика стали квадратные глаза...

Иннокентий Давыдович задумчиво курил, глядя в окно. Шел дождик, даже не шел, моросил, мерзко шлепая по асфальту то тут, то там. Периодически мимо окна проезжала машина, противно шипя шинами по мокрой дороге. Вороны противно каркали на противных кошек. Все было противно. Все осточертело.

В дверь противно постучались.
- Иннокентий Давыдович, у нас компьютер сломался!
- Ты с ума сошел? Такими вещами Димка занимается! Или опять проспал? Так ему еще пени накрутят...
- Здесь Димка, Димка сам в шоке... компьютер в порядке! - хрипло пробурчал Димка из-за двери, - тут видимо сервак полетел. Который ГБС.
- Тот самый? - уточнил Иннокентий Давыдович.
- Больше некому. Или я чего-то не знаю.
- Ба! - проблеял начальник регистрационного бюро. Такого еще не было. И случилось же, аж противно... хотя нет, почему-то именно это было даже интересно.

Главный Банковский Сервер, в простонародье гэбээска, хранил информацию обо всех и вся. Сначала он был частным проектом, но со временем стал государственным. Иннокентий Давыдович даже представить себе не мог, что со всей его охраной, со всем его штатом программистов, техников, секьюрити и инженеров, с резервными системами питания и хранения информации, с невзламываемой системой защиты, ГБС в принципе не был способен сломаться. Даже представить себе такое было верхом кощунства. А как бы было хорошо!
- А что именно не так?

Получил от приятеля его переписку. Оба профессиональные журналисты, довольно известные, так что текст, который ниже, будет читать интересно. История такая: один из них, Юрий Панков, решил провести зачем-то отпуск в Восточной Сибири, судя по письму, с дочерью, и написал такой текст, в виде дневника.

Цель этих заметок мне неизвестна. Может быть, будет публиковать, может быть нет. Я, прочитав, спросил, можно ли ретранслировать в ЖЖ, получил ответ, что да, можно. Судя по неряшливости текста, действительно, живой дневник. Дальше - копия из дневника Юры.

Братство конца
(из дневника лесоруба)

Уже четвертую неделю путешествую по Сибири. Были с дочкой в Красноярске, Абакане (Хакассия), Минусинске, Кызыле (Тыва), Иркутске, Братске, Ангарске, Зиме, Улан-Удэ. Добрались даже до Иволгинского дацана (духовный центр российских буддистов). По Красноярскому краю гоняли по 800 километров в день на скорости до 140 в час.
Один раз где-то на трассе под Кызылом от нашей машины даже не успел увернуться косяк коршунов, который мирно пасся над какой-то падалью. Падалью в итоге стало больше, но теперь придется менять лобовое стекло.
Иногда по несколько часов мы в полной темноте херачили по степи или полупустыни. Так было в Хакассии, Тыве, и в предгорье Тибета.
Здесь очень красиво. То есть ОООчень красиво. Нигде в мире нет ничего подобного.

Но кое-какой негатив я все-таки заметил: СТРАНА УМЕРЛА.
Без преувеличения. Но никто этого не заметил.
Просто о ней давным-давно забыли.

Усланный в командировку и задержанный там ещё на два дня внук Петя в расстроенных чувствах позвонил своей бабушке Лидии Юрьевне и прокричал, что у него в столе лежит конверт с билетом и что пусть бабушка попробует его продать, сегодня же, ещё не поздно.
Бабушка нашла конверт, глянула на билет, не поверила своим глазам, выпила валерьянки и перезвонила внуку.
- Бабуля! - страшным голосом заорал внук. - Не могу я его пристроить, мои все либо с билетами, либо не могут!
- Петенька, ну кому же я его продам за такие деньги?! И не надрывайся, я тебя прекрасно слышу.
- Ну так выбрось! Или сама сходи!
Выбросить или просто так отдать билет ценою в две её пенсии - это, считай, готовый инфаркт в компании с инсультом.
Вот так слегка глуховатая, но отказывающаяся признать глуховатость Лидия Юрьевна побывала на концерте группы Рамштайн.
И ей понравилось.
Конечно, можно было бы себя вести и поскромнее.
Но понравилось.
Особенно главный рамштайнщик, похожий на Николая Матвеевича, покойного мужа Лидии Юрьевны. Тоже с виду был ёрник, бабник и рукосуй, а на самом-то деле человек хороший и надёжный.
Молодые люди, сидевшие рядом с ней, сначала изумлённо смотрели на Лидию Юрьевну, но потом прониклись, зауважали и после концерта предложили отвезти домой.
И отвезли на красивой машине, и помогли выйти, и провели до дверей.
И всё это видела мучающаяся бессонницей сплетница Сатькова с первого этажа, что не могло не сказаться на репутации Лидии Юрьевны в глазах окрестных старушек.
Но Лидия Юрьевна даже не расстроилась.
Николай Матвеевич умер совсем молодым, чуть за сорок, и ни одной фотографии не осталось - альбом пропал при переезде.
- Вот, Коленька, и день прошёл, сейчас всё тебе расскажу, только посижу, с мыслями соберусь. Ну, слушай, - говорит вечерами Лидия Юрьевна и поправляет стоящее на комодике фото Тилля Линдеманна, вырезанное из купленного Петей постера и вставленное в рамочку из светлого дерева.

© drevo_z

Я различаю пять видов грибов: боровики, лисички, "наверно сыроежка", "похож на съедобный" и "точно поганка". Впитавшая от меня эти таинства ботаники Маша приготовила в лес три больших мешка.
- Лишнее мы раздарим, - сказала она.
Ей представлялось, грибы растут как картошка. Становись на колени и собирай. Реальный лес оказался суровым жмотом. Подобные весёлым лосям, мы проскакали ельничек, потом березняк. Нашли сыроежку, и ту раздавили в драке за авторские права.

Маша ехала в лес с простой целью оставить страну без грибов. А Ляля пришла переплюнуть Машу. Ей неважно даже, сколько это выйдет в мешках. Главное в прогулке за грибами, считает Ляля, это победа. Её план был таким: надо бежать Машей сзади и чуть сбоку. При виде добычи Маша взвизгнет, потому что девчонка. В этот момент надо прыгнуть и схватить. Всё должно быть как в бейсболе. То есть, понимаете, шансов спастись у природы не было вообще.

Мы пробегали по лесу долгих три минуты и поняли: здесь грибов нет. То есть, их нет совсем, нигде. Грибы - это миф. Его пересказывают друг другу психически неуравновешенные люди для поднятия самооценки.

Например, мои приятели Бекназаров и Макеев, здороваются так:
- Вчера 15 белых.
- А я в воскресенье 27 белых, а подберёзовики не считал.
- А я в субботу 300 боровиков, но весь день ходил.
Бекназаров, чтобы врать и не сбиваться, переходит на вёдра. Он сетуе, что собрал за август 14 вёдер, всего. Времени совсем не было, поэтому так мало. Со слов более творческого Макеева, у всей его родни давно закончились вёдра, тазы и ванны.