Чай с солью,о мерзости

А память вновь листает старые страницы...

Девяностые годы. Время Великого Дербана всего и вся, когда за бортом жизни остались самые незащищённые слои населения, в том числе старики, на которых обществу было, по большому счету, плевать.

Ветеран очень не хотел умирать. Соседям до него дела не было, и о том, что он ещё жив, судили по частоте приездов нарядов "Скорой помощи".
Потом и "Скорая" перестала приезжать...

О существовании деда вспомнили лишь коммунальщики, и то потому, что задолженность ветерана по квартплате достигла размеров астрономических.

На звонки старик по понятным причинам не отвечал, соседи на вопросы техника-смотрителя лишь разводили руками: "Давно не видели..." Нужно было вскрывать квартиру в присутствии участкового. Звонок в дежурную часть, вызов по рации, и вот мы со старшим участковым Серёгой Поповым, длинным, тощим и усатым старлеем, мрачным весенним утром топаем на адрес, лавируя между обширных луж и обильных собачьих какашек.

Поднимаемся на пятый этаж, подходим к нужной квартире, около которой переминается с ноги на ногу техник-смотритель - внушительных размеров тётка в ватнике и пуховом платке, и слесарь РЭУ - испитой мужик без возраста, тоже в аутентичной прозодежде.

Слесарь немного поковырялся в замке и распахнул дверь - повеяло затхлостью и тленом.

Мы зашли в квартиру. Грязные, оборванные и засаленные обои, перегоревшая лампочка в прихожей, убогая обстановка времен семидесятых. Проходим в комнату - на пролёжанном диване с торчащими пружинами под драным ватным одеялом лежит мумия, ссохшиеся кожные покровы коричневого цвета, рот жутко скалится вставными челюстями, из-под края одеяла торчат высохшие ноги с длинными жёлтыми ногтями. Рядом с диваном стул, на его спинке висит потёртый пиджак с медалями "За боевые заслуги", "За отвагу", несколько юбилейных, два ордена Красной Звезды и орден Славы. В памяти всплыло лицо моего деда, Михаила Семёновича, умершего в семьдесят девятом году, капитана, лихого разведчика кавалерийского полка, после тяжкой контузии оставшегося в интендантской службе и наводившего ужас на проворовавшихся тыловых хомяков.

Смотрительша по-бабьи закрыла рот уголком платка, слесарь метнулся в коридор, откуда раздались тошнильные звуки. Серёга пошёл опрашивать соседей, а я, заколов скрепками два листа бумаги и копирку, стал оформлять протокол осмотра трупа, уместившийся в несколько корявых строчек.

В это время зашел вызванный Серёгой юный постовой, которому была оставлена копия протокола и дано указание дождаться приезда труповозки, а мы с Поповым пошли на опорный пункт.

Погода окончательно испортилась, задул холодный ветер, и лужи с ледяным крошевом замерзли. Замерзли и мы с Серёгой.

- По чайку? - с надеждой произнес я.
- Чай-то есть, - усмехнулся Серёга, - А вот сахар...

Я грустно позвенел постыдно малым количеством медяков в кармане - зарплату задерживали третью неделю, Попов пересчитал имевшуюся у него наличность, вздохнул.

Мы вошли в помещение.

Я снова вспомнил деда. "Серёжк, - говорил он, не спеша помешивая чай в гранёном стакане с подстаканником. - На фронте в холода мы чайком знаешь, как согревались? Вот, им, родным! Рафинада было мало, так мы в чай соль сыпали - и греет, и напиваешься! "

Чайник вскипел, Серёга насыпал в эмалированные кружки заварку, покопался в шкафу, достал пакет с солью, с сомнением на него посмотрел, кинул по половине чайной ложечки себе и мне в кружки, размешал, дал чаю завариться, пригубил.

- А ты знаешь, ничего так!
Мы прихлёбывали ароматный, горячий, солёный чай, его тепло приятно разливалось по телу, и отступили накопившиеся усталость и раздражение. Закурили.

Внезапно захрипела рация: "Триста четвёртый, срочно отзвонись в ноль-пять!" "Ноль-пять" - это по таблице кодов дежурная часть. Серёга вздохнул, пододвинул поближе телефон и стал накручивать номер, дождался ответа.
-Это Попов. Что у тебя?

Молча черкнул что-то на бумажке, повесил трубку, затушил сигарету в пепельнице, встал.

- Собирайся. Жильцы передали, что из подъезда неизвестные вещи уносят!
- Где?
- Где только что были!

Бодрой рысцой бежим по лужам, матюгаясь, влетаем в уже знакомый подъезд. У лифта уже валяются какие-то сумки и свёртки.
-Ты стой тут, - командует Серёга, - а я поднимусь по лестнице! - и рванул наверх.

В это время открылись двери лифта, и на площадке, пыхтя и отдуваясь, возникла фигура в камуфляже, тащившая свёрнутый в рулон ковер и какую-то сумку.

Рывком - пистолет из подмышечной кобуры, плевать, что патрон не дослан и на предохранителе.
- Руки вверх, падла! Работает розыск!

На меня испуганно уставился мужик лет сорока пяти со следами алкогольных излишеств на лице.
- Командир, свои! Санитары мы! - и тянется в нагрудный карман.

Всё ясно. В тот год скорбное дело транспортировки трупов в морг возложили на хрупкие плечи ГУВД, которое, при тотальном дефиците кадров, решило проблему изящно и просто - на должности милиционеров-санитаров перевело сотрудников, количество залётов которых превысило всякие разумные пределы, но до пенсии осталось всего ничего. Этот, видать, как раз из них.

"Санитар леса" в это время достал из кармана "комка" красную "ксиву", при этом что-то звякнуло на полу. Я опустил взгляд - на пол упали те самые ордена и медали, что висели у покойного на пиджаке.

Бью наотмашь по морде. Не рукояткой пистолета, не кулаком - просто левой ладонью по щеке, он отшатывается, попадаю в нос, мент падает, и на ковер закапала кровь из ноздри.

Второй удар - с ноги, под дых.
-Ыак! - мародёр сложился вдвое.

Ещё. И ещё. За умершего старика, за своего деда, за этот чай с солью.
-Хватит! - Попов стоит на площадке между лестничными пролётами, держа за шиворот второго камуфлированного типа, судя по красному и распухшему уху последнего, Серёга тоже не удержался.

"Мой" санитар, всхлипывая, стоит на коленях, кровь из носа капает на "комок".
- Слышь, мужики, не надо, а... Работа тяжёлая, семья, двое детей...
- Хер с вами! - сплюнул Серёга. - Шмотки обратно в квартиру - и валите, чем быстрей, тем дальше.

Менты, поругиваясь, перетаскали вещи обратно. Я положил ордена и медали на стол. Серёга дал пендаля для ускорения замешкавшемуся санитару и стал опечатывать дверь. В это время прибежал пропавший постовой.
- Ты где был? - сурово спросил Попов.
- А за водкой бегал! - беспечно ответил розовощёкий юноша.
- ???
- Да эти, - паренек кивнул на дверь, - за водкой послали, типа, помянуть надо, так полагается... - он протянул бутылку.
- Твою же мать! - от души выругался Серёга, отобрал у него пузырь и, слетев по лестнице, вышел из подъезда, плюнув в "Мерседес" с наклейкой "Спасибо деду за победу!"

* * *


Через пару дней по внутренней связи меня вызвал шеф. Ничего хорошего это не предвещало. Шеф, конечно, мужик справедливый, сам 15 лет опером отпахал, и за глаза личным составом именовался "Папа", но под горячую руку ему лучше было не попадаться.

Когда я зашел к нему в кабинет, Серёга уже был там.
- Ну, голуби, - шеф пошевелил немалых размеров кулачищами, лежащими на столе. - Допрыгались! Сейчас вместе со мной в инспекцию по личному составу поедем, рапорт на вас труповозы накатали.

Мы с Серёгой переглянулись.
- Колитесь, падлы! - рыкнул шеф.

Мы рассказали. Шеф подумал и вынес вердикт:
- Вы, конечно, раздолбаи, но отвоюю.

И мы поехали в эту самую инспекцию, где юный лейтенант со зловещей улыбкой показал нам рапорта труповозов, где они плакались, что их, таких честных, ни за что, ни про что (!) отмудохали пьяные (!) участковый и опер.
- Увольнением попахивает! - постучав ручкой по бумагам, со значением изрек инспектор.
- Мужики, выйдите-ка на пять минут, - приказал шеф.

Мы вышли в коридор. В течение указанных минут из кабинета доносился рык шефа и лепет летёхи, затем дверь распахнулась, вышел Папа, весь красный, мотнул нам головой: "На выход!"

Мы поскорей выбрались из помещения на воздух. Шеф молча закурил, потом произнёс:
- За то, что этих казззлов, - он с брезгливостью и презрением протянул "з", - отметелили, я вас отмазал, а вот за то, что не доложили мне - получите, хлопцы, по выговору.

Он помолчал.
- Кстати, Попов, где бутылка?

И мы надрались. С шефом.

Те труповозы сейчас на пенсии, заслужили. Я - нет, Серёга - тоже, он погиб в автокатастрофе несколько лет спустя, подставив свой "Москвич" под удар фуры, которая через мгновение смяла бы автобус с туристами.

Каждому своё.